Сборник рассказов «Сквозь пасмурный день»

Вот он, двадцать первый век, немного замкнутый в себе, слегка притупленный страданиями сотен и тысяч людей, сконфуженный и смятый, словно тетрадный листок, исписанный нелепыми каракулями школьника. Вот он, весь перед нами, а мы - его личная собственность, его основной фактор существования. Кто он без нас? Никто. Обычный двадцать первый век.

Он ждал нас с распахнутыми объятиями, с улыбкой, он был гостеприимным, но мы, как дальние неблагодарные родственники, нагло уселись в кресло хозяина, съели все пирожные, разбили половину чайного сервиза и даже не попросили прощения.

Мы оставили после себя след угнетения, печали, грусти и смерти. В воздухе витает свежий дух атомного взрыва, выхлопные газы с усмешкой заполнили зелёную уборную, а в красной книге не осталось места для многочисленных вымирающих тварей божьих.

Сын госпожи Алчности – Порок с обворожительной улыбкой сломал стереотипы о честности и закурил тонкую длинную папироску, а сама госпожа Алчность налила рюмочку дорогого коньяка и, оскалившись белыми маленькими зубками, пустилась во все тяжкие по поводу и без. В гостиной под однообразную музыку отплясывает дядя Терроризм, поджарый, худощавый, высокий и опасный. Молодая и красивая мисс Коррупция умудряется быть везде и всегда, всё видеть и слышать, всем нравиться и всех любить. В ванной комнате плескается ухоженная и богатая Нефть, чёрная как сама ночь, желанная как любовь, жестокая как тысяча браконьеров. В прихожей топчется старушка Политика, совсем глухая, но по-прежнему чертовски проворная и дико необъяснимая. На кухне устроилось неопределенного вида существо. Познакомьтесь - Его Темнейшество Зло. Оно тихо попивает остывший кофе и никому, в сущности, не мешает, ведёт себя пристойно и даже в некотором роде галантно. А на пороге маячит Её Величество Смерть. Её ещё никто не звал, никто не заказывал похороны, но она всё же решила заглянуть на семейный праздник, организованный двадцать первым веком.

21-ый век, часть 2

21-й век, прожив уже 1/10 своей никчёмной жизни, наконец-то вышел на прогулку. Он всё думал, когда же выкроить время, чтобы устроить весёлый, беззаботный пикник на своей излюбленной полянке. 21-й век называл её Планетой Землёй.

 Радостный, но немного уставший, 21-й век выходит из своей полу разгромленной квартирки. В руках у него небольшая корзиночка, в которой лежат вкусный бутербродики с Ненавистью, Ложью, Предательством и Коварством. В термос он налил особенно вкусный отвар из Насилия. Этих продуктов в холодильнике 21-ого века предостаточно.

 21-й век, закрыв дверь в свою никому не нужную квартирку, спустился с небес на землю. Насвистывая бессмысленную песенку, 21-й век отправился в путь.

 Не прошло и получаса, как 21-й век добрался до своей любимой, свежей, зелёной полянки. Но постойте-ка. Зелёной? Свежей?

 21-й век в недоумении оглядывается по сторонам.

 Где же мягкая травка, щекочущая пятки?

 21-й век стоит одной ногой на Сером Асфальте, посредственном и немного отчуждённом. Ведь, чтобы сносить тяжесть машин и грязные ботинки людей, господину Асфальту просто необходимо быть отчуждённым.

 Другой ногой 21-й век стоит на Железных Рельсах. Мистер Рельс как всегда поблёскивает своим начищенным стальным мундиром, он всё так же невозмутим и спокоен. Шпалы, прислужники семейства Рельсов, мельтешат перед глазами, помогая переносить поезда с одного места на другое.

 Где же свежий, прозрачный, чистый воздух?

 21-му веку машут своим дымом фрейлины государя Завода - Трубы. Фрау Труба весьма эффектно выбрасывает в небо кубометры отходов, чтобы потом насладиться своей непревзойдённостью.

 Сам же государь Завод, снисходительно улыбаясь, с чавканьем и смаком пожирает жизни людей, отдавая им копоть, сажу и туберкулёз. Вот такой вот он шутник.  

 Где же яркие, красивые цветы, над которыми порхают пчёлы?

 "Цветы?" - переспрашивает Фонарный Столб. Он, освещая дорогу в неизвестность, прыгает на своей единственной ноге и самодовольно качает головой: "Таких не знаем", - говорит работяга Фонарный Столб.

 А над Фонарными Столбами, словно пчёлы, порхают разного рода и статуса самолёты. Особым почётом пользуются дворяне Боинги. Большие, белые, с блестящими иллюминаторами, они красуются на фоне синего неба с некоторым величием и превосходством. Ведь красавцы Боинги могут позволить себе надменность и эгоизм.

 21-й век оглядывается и видит: свежеприготовленные кучки мусора. Престарелый дедушка Мусор покашливает фальцетом и смердит жалобами на недостаток места.

 21-й век оглядывается и видит: пятна горючего на поверхности своего любимого океана. Господин Горючее, лоснясь на солнышке, качаясь на волнах, с гордостью оповещает всех о том, сколько ему удалось погубить маленьких тюленей. Он так гордится своими достижениями, что даже немного увеличился в размерах: гордость так и распирает его.

 Разочарованный, 21-й век разворачивается и бредёт обратно домой, обратно в свою никчёмную, затхлую, полуразрушенную квартирку.

 Напоследок хороший, крепкий пинок 21-ому веку посылает всепоглощающий мистер Потребительство, враг индивидуальности и личности в целом. Мистер Потребительство, крупный чиновник, оскаливает большие белые зубы, показывает ухоженным пальчиком на остаток поляны под названием "Планета Земля" и обещает 21-му веку, что скоро весь этот мир будет его. Он уже заранее приглашает 21-й век в гости, чтобы тот полубовался на его идеальный мир, живущий по стандартам и правилам мистера Потребительства.

Если кто-нибудь скажет: «Представь»

Снег падал медленно и рассудительно, словно выбирая, куда ложиться. Его не волновали окружающие люди, его не волновало призрачное время, да и сам он себя тоже мало волновал.

Тёмное небо хмуро взирало на землю, не зная, как забыть весь тот ужас, который ему пришлось повидать за много миллионов лет.

Она сидела на старой лавочке, коричневой, с облупившейся краской. Небольшие ладони были сжаты в кулачки. Слёзы текли по щекам, закушенная губа побелела. Наверно, в этот момент ей казалось, что никто её в этом мире не понимает и никогда понять не сможет.

Время текло медленно, тяжело и немного лениво. Снег падал, не переставая, тучи заволокли всё небо, словно бы давая ему небольшую передышку.

Слёзы по щекам девочки теперь стекали реже, застывая на морозе. Её взгляд был прикован к грустной собаке. Дворняга подняла голову и, прихрамывая, направилась к лавочке, на которой сидел маленький плачущий человек.

- Здравствуй, - сказала она севшей рядом собаке, - тебе, наверно, тоже больно? – она указала на переднюю лапу животного, которая была плотно прижата к боку.

Собака шевельнула ушами, поглядывая карими глазами на девушку. Она шмыгнула и, вытерев нос рукавом куртки, продолжала:

- Знаешь, сколько живёт снежинка? Минуты две, но за всё это время она успевает увидеть огромное количество вещей. Радость, боль, ненависть, любовь, порою, даже смерть. Вот что видит снежинка. Самые счастливые из них погибают в свете фонарей, на пике своей красоты и значимости. Когда падают миллиарды снежинок, мы обычно воспринимаем их как что-то цельное, единое и глупое, как обычный снег. Но, если взять отдельную снежинку, она представляет собой маленькую жизнь, беззащитную и мимолётную

Собака вздохнула и улеглась у ног девочки. Мимо проезжали машины, но людей практически не было.

- Знаешь, о чём я мечтаю?

Собака повела ушами, словно спрашивая: «И о чём же?»

- Я мечтаю о большом-большом воздушном шаре! – девочка развела широко руками, - Чтобы можно было на нём путешествовать! Чтобычтобы, если надоест одно место, то можно было бы просто взять и улететь в другоекак птицы.

Снежинки падали на нос пса и сразу же таяли, они ложились на ресницы девочки, на её куртку, тихо, но настойчиво завоёвывая мир.

- А ещё мне всегда хотелось, чтобы ко мне подошёл кто-нибудь и сказал: «Представь, что ты не здесь, не в этом месте и не в этом времени. Что мир вокруг – всего лишь сон» Ведь, если мир вокруг – сон, то и боль, и страх, и горе все это тоже ненастоящее? И становится проще.

А вокруг по-прежнему не было ни души. Лишь снег, машины и затянутое тучами небо.

Наверно, в подобные моменты каждый чувствовал себя одиноким.

- А ты знаешь, что в мире 6 миллиардов человек? Это очень-очень много, но при этом человек умудряется быть одиноким. Странно, не так ли?

Пёс удручённо вздохнул, словно соглашаясь со словами девочки, но внезапно он поднял голову. Пёс пару раз вильнул хвостом и, встав, направился к кому-то.

«Кем-то» оказался мальчик, подошедший к не замечавшему его, такому же маленькому человечку. Он с полминуты смотрел на нее, а потом промолвил:

- Привет, - сказал он и сел рядом с неё, - Если тебе плохо, представь, что ты не здесь. Представь, что мир вокруг – это дурной сон, а ты на самом деле находишься там, где всегда тепло, светит солнце, а люди не знают слова «горе»

Когда гаснут фонари

 Ей всегда нравился момент, когда внезапно гаснут фонари. Этот момент вселял в неё сознание того, что ничто не вечно. Любовь, счастье, горе, красота - всё когда-нибудь вот так же, как эти жёлтые фонари, враз потухнет и разгорится лишь под вечер. Она часто ходила утром по оживающим аллеям, ожидая этого повседневного чуда. Прохожие бежали мимо, не замечая ничего на своём пути. Иногда ей становилось противно от "этих мелочных патриотов собственных личностей". "Таковы все люди, - думала она, - бегут, не видя красоты и чудес мира. " Она гуляла по аллеям, наблюдала за восходом, и каждый раз с замиранием сердца ждала того момента, когда враз гаснут все фонари в городе.

Так было и в то воскресное утро, в середине осени, когда неистово падали жёлтые листья, а небо было серым, с разводами алых облаков, словно разводами крови на сером асфальте. Она опустила глаза и вздрогнула: словно отражение неба - на сером асфальте были разводы крови, белые перья, заляпанные грязью, лежали у её ног. Она невольно отступила, а после подняла глаза. На лавочке сидел человек в сером плаще, синих джинсах, но без обуви. На коленях он держал длинные белые крылья, с которых капала кровь. "Ангел" - мелькнуло у неё в голове. Он поднял светлые глаза и, улыбнувшись, указал на лавочку:

 - Так рано утром, да ещё в воскресный день. , - он посмотрел на севшую рядом девушку, - неужели не спится?

Она пожала плечами:

- Я всегда гуляю утром.

Ангел усмехнулся:

- Здоровый образ жизни?

- Нет. Мне просто нравится

 Он положил обе руки на крылья, с которых всё ещё капала кровь; пара перьев упала на мокрый тротуар.

- Наверно, хочешь спросить, кто я?

Она покачала головой:

- Нет. Всё и так ясно. Ты – ангел.

- Хм Веришь в бога?

- Нет. Просто

- Да ладно, не оправдывайся.

 А звёзды продолжали гаснуть, приближался тот чудесный момент, ради которого она завела вчера будильник, ради которого встала сегодня в шесть часов, ради которого вышла в серую, холодную мглу.

Она посмотрела на крылья Ангела:

- Почему ты, - она обвела глазами мрачную аллею, освещённую фонарями, - здесь?

Ангел склонил голову на бок:

- Я могу, конечно, рассказать, но не думаю, что тебе интересно.

- Давай, всё равно делать нечего.

 - Ну, что ж. , - Ангел погладил крылья, вздохнул и вновь посмотрел на девушку, - у нас, в Раю существует множество законов, которые оберегают нас от грехов. и мешают нам жить. "Не любить» - одно из них.

До заветного момента оставалось каких-нибудь десять минут, однако девушка перестала отсчитывать секунды до Чуда: она во все глаза смотрела на Ангела, а он продолжал спокойным голосом.

- А ещё одно правило: «Как можно реже спускаться на землю». Правда, глупо?

Она кивнула.

 - И вот, однажды, стечением обстоятельств, или, как многие говорят, - самой судьбой, я оказался на земле. По истечении некоторого времени мне надо было возвращаться обратно. Не помню, что меня остановило, но, будучи на крыше, я оглянулся и увидел, как какая-то девушка встала на край крыши и шагнула. Я думаю, не стоит объяснять, что я её спас

- А потом, - продолжал Ангел, - я улетел обратно в Рай, но что-то заставляло меня постоянно спускаться на землю и наблюдать за ней. В итоге, я даже не заметил, как нарушил два правила: часто посещать земной мир и. любить. Да, я влюбился в эту девушку. Эта любовь согревала меня, давала мне шанс почувствовать жизнь. Мы часто болтали, смотрели на звёзды. А потом она ушла к другому, к обычному человеку, а я остался один. Наверно, так часто бывает здесь, на земле.

Ангел вздохнул.

- И вот я здесь, меня изгнали из Рая, лишили крыльев, - он похлопал по белоснежным перьям, - фактически превратили в человека.

Три, три минуты оставалось до Чуда. Девушка смотрела перед собой, откинувшись на спинку лавочки. Она протянула руку, закрывая свет от фонаря так, что тень падала на её лицо:

- Знаешь, быть человеком не так уж и плохо.

Губы Ангела дрогнули:

- Ну, конечно, тебе ведь виднее.

- Мне всегда, - продолжала девушка, не общая внимание на слова Ангела, - мне всегда нравился момент, когда внезапно гаснут фонари. Этот момент вселяет в меня сознание того, что ничто не вечно. Любовь, счастье, горе, красота, - всё когда-нибудь вот так же, как эти жёлтые фонари, враз потухнет и разгорится лишь под вечер. Цикличность этих событий заставляет понять, что и в жизни всё так же. Ты счастлив в данный час, в данную минуту, секунду, а завтра ты уже рыдаешь на могиле близкого человека. Ты любишь сейчас, а в следующий момент видишь любимого человека с другим. Сейчас ты смеёшься над слабым, а через день валяешься в грязи, и другие смеются тебе в спину. И вот – ты снова счастлив; и вот – ты снова любишь; и вот – ты снова смеёшься над слабым. Всё словно бы идёт по кругу, попадая в те же точки, что были с тобой раньше. Отчаиваться глупо.

Ангел поджал плечами:

- Я думаю, это всего лишь красивые слова, не более.

- Ну, допустим, даже, если так. Что в них плохого? Нет, стоп. Давай помолчим, ты сам всё увидишь.

Мгновения тянулись медленно, но вот, девушка подняла руку, указав в пространство, и шепнула: «Сейчас», - и в тот же миг все фонари вокруг одновременно погасли. Прошло несколько минут, девушка вздохнула и улыбнулась.

- Вот так гаснет надежда, любовь, красота, счастье, горе. Перечисляя бесконечность, всё равно упустишь главное, но ты меня понял.

Ангел встал, оставив крылья на лавочке, прошёлся по асфальту, оглянулся на девушку, протянул руку и спросил:

- Ты научишь меня быть человеком?

Она протянула руку навстречу, коснулась его пальцев, подняла глаза и, улыбнувшись, ответила:

Мотылёк и Счастье

Мотылёк был небольшим, размером с пятирублёвую монету. Он любил мечтать, смотреть на звёзды, порхать над цветами и любоваться закатом, однако, в душе его всегда жили Печаль и Грусть. Они жили в нём с самого рождения, были его друзьями и врагами одновременно. Они его часто баюкали, но чаще – не давали спать. Вот так он и жил: от рассвета до заката, утопая в Грусти и Печали, глядя на звёзды и мечтая лишь об одном.

. Ещё одним ближайшим союзником Мотылька было Одиночество. Оно постоянно напоминало о себе, особенно в долгие вечера, которые ему не с кем было провести. А ведь он прожил половину своей жизни, но так и не нашёл себе пару. Он даже ни разу не встречал бабочек, похожих на него. Ему казалось, он был один во всём мире наедине со своим Одиночеством.

Счастье виделось ему только ночами, когда он смотрел на звёзды. На эти далёкие, яркие звёзды, которых бесчисленное множество. Эти маленькие огоньки манили Мотылька, шептали ему слова радости, ласкали его серебристыми лучами. Ему казалось, долети он до них, и в мире воцарится Счастье, но, как бы Мотылёк ни пытался долететь до звёзд, каждый раз он падал на землю, не в силах приподняться выше кроны деревьев.

Наступила очередная ночь. Звёзды горели как никогда ярко, а Мотылёк сидел на лепестке розы и любовался луной. Как же ему хотелось долететь до неё, дотронуться лапкой до этого сияющего чуда. В мучительном желании прошло несколько минут его жизни, а потом.

. А потом он увидел Счастье. Оно светилось в темноте как маяк, дрожало на ветру, но не гасло. Оно манило, а его оранжевый свет обещал лишь одно: незабвенное Счастье.

Не веря своим глазам, Мотылёк полетел изо всех сил, в каждый взмах своих маленьких крылышек вкладывая всю душу. В каждом его вдохе звенела надежда, а в глазах отражалось Счастье. Минуты сливались в дни ожидания, но Мотылёк видел перед собой лишь Счастье, дрожащее на ветру.

Мотылёк даже не удивился тому, как быстро он долетел до своего Счастья, как оно лизнуло его теплом. Он даже не почувствовал, как хрупкие крылышки вспыхнули в оранжевом пламени. И, уже счастливый и мёртвый, он не увидел, как его обгоревшее крохотное тельце с глухим стуком упало на пол, рядом с десятками таких же, как он, одиноких мотыльков, почувствовавших перед смертью истинное Счастье.

Они сидели на краю нашего мира, где-то далеко-далеко, свесив ноги с обрыва в Неизбежность. Девушка лет восемнадцати и парень, чуть постарше, смотрели на закат. Они каждый день приходили сюда, чтобы поговорить о том, что им больше не с кем было обсудить. Каждый из них считал себя одиноким и бесполезным, потерянным в мире, где стало слишком много слов и понятий, в которых так легко затеряться.

И этот день не стал и никогда не станет исключением.

Девушка, прищурив глаза, сказала:

- Опоздал.

- Извини. Было много дел.

- Ничего. Всё нормально. Пока тебя не было, я кое о чём думала.

- О чём же?

- О том, что сейчас в мире умирают сотни людей, а мы сидим здесь, и у нас всё, в принципе, неплохо.

- Я, честно говоря, редко об этом думаю. Но ведь смерть – это неотъемлемая часть жизни и этого мира.

- Я не совсем об этом. Я имела в виду, что сейчас кого-то насилуют, кого-то убивают, кто-то убивает, кто-то вскрывает себе вены. И так далее. Я имею в виду, что сейчас кому-то действительно гораздо хуже, чем нам.

- Но мы ничего не можем поделать, и от этого становиться ещё хуже?

- Я понял тебя. Редко, но я тоже об этом думаю, особенно, когда смотрю телевизор, по которому передают о смертях, изнасилованиях, терактах. И кажется: будь я там, я бы всё остановил Но на деле всё выходит по-другому. Я здесь, в безопасности, а другие – там, умирают. Это называется одним словом – жизнь.

Он посмотрел на неё и улыбнулся.

- Жизнь, - тихо повторила девушка.

- Поменьше думай об этом. Знаю, звучит трусливо и мелочно, но как уж есть. Будешь думать об этом всё время – потеряешь себя.

Девушка запрокинула голову и посмотрела на розовато-серые облака, плывущие над миром. Она сказала:

- А смерть? Ты боишься её?

- Ну, на самом деле, сидеть здесь и размышлять о страхе перед смертью – это просто иллюзия, которая может не оправдать себя в реальной ситуации. НО, если представить Бояться смерти – глупо, хотя и естественно. Нет, я не боюсь. Я считаю, что смерть – это избавление от всего плохого, что есть на земле

- Но и от всего хорошего. От родных, друзей, от, - она посмотрела на него, но парень не заметил этого взгляда, - от любимого человека.

- Да. Так и есть. И всё же, бояться смерти – глупо, - повторил он, - люди придали смерти слишком страшное значение, хотя сама по себе, я думаю, не такая уж она и страшная.

Несколько минут они сидели молча. Парень и девушка сидели на расстоянии вытянутой руки друг от друга, она держала в руках белый хлеб, изредка отрывая от батона кусочек, и с наслаждением ела. Девушка протянула правую руку с зажатой в ней буханкой, сказав:

- Хочешь?

- Нет, спасибо. Оставь мне, я потом съем.

- Знаешь, мне иногда немного неудобно от того, что мы ничего не знаем друг о друге, даже имён.

- Не думал, что тебя это так сильно беспокоит.

- Ну, не то, чтобы очень сильно, просто я иногда не знаю, как к тебе обратиться.

Он прищурил левый глаз и ответил:

- Ну, тут всё просто. Ты можешь обращаться ко мне со словами: «Эй, ты!», или : «Как там тебя», или что-то пофамильярней, типа: «Дружбан»

Она засмеялась, он тоже улыбнулся. Девушка отломила кусочек хлеба и с наслаждением начала его жевать.

- Мы с тобой, как два сосуда, в которые каждый из нас выливает помои, накопившиеся за день.

Парень ответил:

- Помои? Ну, не знаю, по мне, так это просто живительный нектар!

Девушка хмыкнула:

- Нектар Господи, какое устаревшее слово.

- Пожалуй, да. Прости.

Он снова улыбнулся, а девушка кинула в его сторону ещё один косой взгляд:

- Иногда любовь принимает странные обличия, как ты думаешь?

- Не знаю. То, что есть много видов любви – это точно. Вот, например, любовь к домашнему животному. Ты заботишься о нём, кормишь его, гуляешь с ним, радуешься, если он в ответ на заботу, приносит тебе тапочки. Это ведь тоже любовь. Но такой любовью ты не можешь, допустим, любить дорогого человека, это будет выглядеть, ну, в худшем случае, странно.

Девушка засмеялась, он взглянул на неё, и уголки его губ непроизвольно дрогнули, ведь он так любил, когда она смеётся. Парень продолжил:

- Родителей, друзей, любимого человека – каждых любишь по-разному. Кого-то, быть может, сильнее, кого-то – слабее. Но в любом случае, во всех этих чувствах любви есть кое-что общее.

- Нежность?

- Так, верно.

- Забота?

Она задумалась и посмотрела на него.

- Стремление защитить этих людей?

- Совершенно правильно!

Она вздохнула и закрыла глаза. Однако он продолжил:

- Но сейчас уже нет такого. Человек не отдаст жизнь за любимого, не отдаст за друга. В крайнем случае, он может пожертвовать жизнью ради своих родителей и детей, и то не все.

- Нет! Ты не прав. Я уверена, есть.

- Хм. Ну, тогда это скорее исключения из правил.

- Мир измельчал. Это же очевидно.

- Да, но

- Если бы люди всё ещё могли идти на самопожертвования, то сейчас мы бы не докатились до того состояния, в котором прибывает мир. Но для современного человека своё я, своё тело, своя душа, своя жизнь – это всё его, и делиться этим ему совсем не хочется, не говоря уже о том, чтобы жертвовать.

- Но я сама лично знаю такого человека! Я уверена, он пожертвует всем ради того, кого любит.

Парень улыбнулся:

- Тогда ты должна быть счастлива, раз знаешь такого человека.

Закат разгорался алыми красками, и в этих красных лучах облака важно плыли туда, где небо оставалось чистым. Девушка сказала:

- А ты? Ты можешь пожертвовать всем ради любимого человека?

- Не знаю. Всё зависит от ситуации. Если это не будет касаться моих родных, если это не затронет их жизни, то - да.

- А своей жизнью?

- Ну, да. Я же говорил только о жизнях родных, а о своей я не говорил ничего. Если придётся отдать свою жизнь за любимого человека – я сделаю это без раздумий и сожаления.

- Вот видишь! Значит, на земле есть уже как минимум два человека, способных на такие жертвы.

- В три миллиарда меньше, чем должно быть.

Молодой человек сорвал небольшой колосок, росший рядом, и начал завязывать на нем узелки. Он протянул руку к хлебу и, оторвав небольшой кусочек, прикрыв глаза, с наслаждением съел.

Девушка провела рукой по зелёной траве.

- В современном мире так много грязи Не той, что валяется на улицах, а вообще. Пороки, убийства, насилие, войны. Всё это – просто как очередной перевалочный пункт истории? Или дальше будет только хуже?

- Не знаю. Я правда не знаю ответа на этот вопрос. Хуже или лучше? Всё зависит от того, осознает ли человечество свои ошибки, станет ли оно их исправлять? Не завтра, не на следующей неделе, а уже с сегодняшнего дня, с этой минуты Пока что не осознало.

- Хоть бы осознало! – искренне вскрикнула девушка.

Он посмотрел на неё.

А на её лице отразилась боль. Она закусила губу, со слезами на глазах взглянув на собеседника:

- Боже, как же люди не понимают всего, что творят? Или понимают, и им это просто нравится?

- Те, что отчаялись – не понимают. Тем, кто живёт в своё удовольствие – нравится.

- А мы ровным счётом ничего не можем сделать. Мы бесполезны.

- Нет. Это не так.

- Мы можем только говорить

- Нет! Ты

- Не надо оправдываться.

- Да Оправдываться – глупо.

Она встала и, повернувшись спиной к оппоненту, кинула через плечо:

- Ладно, до завтра. И смотри, не опаздывай.

Её голос дрогнул.

Он поднял руку, приоткрыл рот, чтобы сказать что-то очень важное, но она, как всегда, уходила не оборачиваясь, скрывая от него свои слёзы сожаления и ещё что-то, что теплилось в её сердце, согревая те 24 часа, которые она проводила без него.

Свеча горела ярко-ярко, чуть колеблясь от слабого сквозняка. Она жила своей, особой жизнью. Ей было не важно, какой сейчас день недели, месяц год. Ей было всё равно, сколько людей сейчас где-то далеко умирают, сколько жизней ломается, сколько слёз течёт по чьим-то щекам. У неё было только одно-единственное свойство – гореть.

Свеча освещала тёмную комнату и была единственным источником света. Она стояла на столе, и ровный свет выхватывал из мрака деревянную поверхность небольшим кругом.

По еле видимым стенам неясного цвета проплывали тени, странным образом не зависящие от колебания свечи. Часто они метались из угла в угол, словно дикие звери, загнанные охотниками. Иногда по комнате разносился тихий шепот, но тут же, просуществовав несколько мгновений, замолкал.

За столом друг напротив друга сидели две женщины. В мире людей они могли бы сойти за весьма преуспевающих карьеристок. Блестяще уложенные волосы, блестяще ухоженные ногти, блестящие очки в роговой оправе, блестящие лаковые туфли на высоком каблуке, блестяще подогнанные деловые костюмы по блестящей фигуре. Обе они были очень похожи друг на друга.

Единственное отличие в двух абсолютно идентичных женщинах был цвет костюмов: у одной – серый, у другой – ярко-красный.

У той, что была в сером, на груди висел бейджик с надписью «Жизнь», у той, что в красном, - «Смерть».

- Ну, что там? – спросила Смерть, - есть какой-нибудь счастливчик?

- Ага, - ответила Жизнь, - есть парочка.

- Боже, неужели так трудно умереть без проблем?

Уголки ровно накрашенных губ Жизни дрогнули:

- Люди хватаются за меня, даже, если их предел истёк. Такова их сущность. Не суди строго.

- Три человека. Быстро справимся.

- Давай уж, не томи.

И жизнь, щёлкнув пальцами, в то же мгновение оказалась вместе со Смертью в операционной. На высоком хирургическом столе лежала беременная женщина, истекавшая кровью. Вокруг неё стояли врачи, тихо переговариваясь между собой и пытаясь спасти жизнь матери.

Смерть спросила:

- Как её угораздило?

- Авария, автомобильная авария. Она не справилась с управлением.

- Нечего в таком состоянии за руль садиться.

Жизнь укоризненно посмотрела на Смерть.

- Ну, ладно. Кто там в последний раз кидал?

- Давай мне. Сегодня моя очередь.

Жизнь достала из кармана серого пиджака большую серебряную монету, на одной стороне которой был выгравирован ангел, а на обратной – череп. Смерть взяла монету, положила на наманекюренный ноготь большого пальца и щёлкнула по блестящей поверхности.

Тяжёлая монета взметнулась в воздух, вращаясь вокруг своей оси. Её мерный звон совпал с сердцебиением человека, решая за Жизнь и Смерть, жить ему или умереть. Смерть ловко поймала монетку и, раскрыв ладонь, усмехнулась:

- Я выиграла!

И, развернувшись, она направилась к двери под монотонный аккомпанемент дефибриллятора.

- Постой, - сказала Жизнь,- здесь мы ещё не закончили.

Смерть обернулась, вопросительно уставившись на жизнь. Женщина в сером костюме указала на большой живот погибшей:

- Ребёнок.

Смерть пожала плечами, ведь жать плечами для неё было излюбленным жестом, и кинула монету Жизни. Рука в серой материи ловко перехватила кусочек серебра и, не раздумывая, подбросила монетку.

Смерть усмехнулась:

- А мне сегодня везёт!

Поверхность монеты, холодно переливающаяся в свете хирургических ламп, лежала на руке Жизни черепом вверх.

Смерть уже открывала дверь палаты, как внезапно Жизнь сказала:

- Что такое!? Мы опять «здесь еще не закончили»?

Жизнь покачала головой:

- И да, и нет. Давай оставим этому ребёнку жизнь.

- Оставим? Ребёнка? В живых? – Смерть притворно-возмущенно захлопала ресницами, - но я ведь выиграла!

- Да Я просто. Понимаешь, я хочу, чтобы он жил.

- А он этого хочет?

Жизнь посмотрела на акушеров, которые уже держали на руках ребёнка и пытались вытащить его из наманекюренных когтей Смерти, пытались перевернуть монету на другую сторону.

- Не знаю. Хочет ли он этого? Я не знаю. Я знаю лишь одно: если мы позволим ему умереть, он никогда не познает любви, дружбы, шелеста травы, вкуса воды, тепла солнца, прикосновения ветра, шума прибоя

- А ели мы спасём его, он узнает, что значит ненависть, запах выхлопных газов, терроризм, смерть близких, предательство друзей, эгоизм людей.

По щекам акушерок уже бежали слёзы горя и печали.

- Ты меня слышишь? – продолжала Смерть, - он познает, что такое унижение, разлука, несправедливость, зло, бесчестие, грубость. Он увидит всю ту грязь, которая наводнила современный мир, а, в конце концов, сойдёт с ума от рутины повседневности. Он наверняка будет ненавидеть тебя. И ты всё ещё желаешь ему жизни?

Смерть скривилась:

- А ещё говорят, что я жестокая.

Жизнь, не отрываясь, смотрела на мёртвого ребёнка. Смерть же, взглянув на малыша, сказала:

- Хорошо. На этот раз я тебе уступлю.

И женщина в сером костюме подошла к человеку, державшему на руках новорождённого. Её длинные пальцы коснулись маленького лобика, губы выдохнули:

- Живи.

Веки ребёнка дрогнули, и в тот же миг операционную огласил громкий крик малыша, словно бы он вовсе и не умирал, а просто заснул на несколько минут.

Смерть сказала:

- Довольна? Ты там говорила, что у нас сегодня три случая? Получается, остался ещё один. Давай, пойдём. Мне поскорее хочется со всем этим покончить.

- Да. Пойдём.

Две женщины покинули палату, в которой врачи недоумённо глазели на ожившего ребёнка и друг на друга. Кто-то шептал: «Чудо!». А акушерки, улыбаясь, пытались вытереть бегущие по щекам слёзы, слёзы всепоглощающего счастья и безумной радости, слёзы, которые когда-нибудь предстоит познать и этому ребёнку.

Деревянная шкатулка

На западе догорало солнце. Сонное, оно медленно садилось за горизонт, озаряя красными лучами мир, давно позабывший, что такое волшебство.

Маленькая девочка в розовом, с большими белыми цветами, платьице шла по широкой дороге, пока что освещённой лишь вечерним светом. По серому асфальту гуляли тени, по автомагистрали проезжали машины, дул мягкий летний ветерок, перебиравший распущенные волосы девочки.

На вид ей было лет шесть или семь, и в руках у неё был зажат плюшевый медвежонок, которого она всегда носила с собой. Медвежонка звали Родя, а саму девочку – Саша.

Саша шла по тротуару и мечтала о том, о чём мечтают все – и дети, и взрослые, и старики – о приключении. Она остановилась и вслух сказала:

- А вот бы вот бы попасть в большой мармеладный город, где живут феи, и прокатиться там, на огромном морском коньке.

Саша посмотрела в небо, чему-то улыбнулась, и пошла дальше, прижимая к себе любимого плюшевого медвежонка.

Девочка и не заметила, как вокруг стало совсем безлюдно, а на улице сами собой, точно по волшебству, загорелись фонари.

Было совсем тихо, и, может быть, поэтому Саша не сразу увидела маленького человечка, сидящего на городской деревянной лавочке. Она даже немного испугалась, когда человечек поднял бородатую голову и, махнув Саше, сказал:

- Иди сюда. Не бойся.

Поначалу Саша не хотела подходить к нему и, уже было собралась пройти мимо, ведь мама часто говорила ей, что разговаривать с незнакомцами очень опасно, но, когда она поняла, что человечек ещё меньше, чем она, девочка приободрилась и пошла к лавочке.

- Здравствуйте, - сказала она, - кто вы?

Голос у маленького незнакомого человечка был тонкий и очень забавный, что заставило Сашу улыбнуться.

- Я помогаю людям.

Саша села на лавочку, обняла медвежонка Родю, и внимательно посмотрела на бородатого маленького человечка:

- Так, значит, вы фея?

Человечек весело рассмеялся, и Саша вновь улыбнулась.

- Нет, - ответил он, всё ещё смеясь, - ну что ты! Для феи я слишком стар, да и лицом не вышел.

- Тогда, кто же вы?

Человечек почесал бороду:

- Обычный домовой, домашний, но давным-давно позабытый своими хозяевами.

- Почему же они забыли о вас?

- Быть может, потому, - сказал Домовой, - что всё их внимание было приковано к работе, числам и внешнему успеху, а о волшебстве они позабыли.

При слове «волшебство» девочка вскинула голову:

- Волшебство? – переспросила она.

- О, да, волшебство.

- Я просто обожаю волшебство! – вскрикнула Саша.

Домовой кивнул:

- И именно поэтому дети гораздо умнее взрослых.

Домовой мигнул левым глазом и, спрыгнув с лавочки, сказал:

- Пойдём, я покажу тебе волшебство.

Саша с готовностью слезла с деревянных перекладин.

- Дай мне руку, - сказал домовой.

И, взяв девочку за ладонь, Домовой щёлкнул пальцами свободной руки. И в мгновение ока они оказались на небольшом пригорке, покрытом зелёной мягкой травой.

- Вот здесь, - сказал Домовой, - я родился.

Саша осмотрелась и увидела старый-старый дом, весь покосившийся и ветхий.

- Здесь ведь никто не живёт? – спросила она.

- Да, уже очень давно. Хотя, когда здесь жили мои предки, дом был не так уж и плох, в нём было уютно, хозяйка всегда готовила пироги, а хозяин дома работал дровосеком Но это было так давно, что, наверно, об этом не стоит вспоминать.

Сашу вдруг осенила мысль:

- А сколько же вам лет?

- Ну, по моим подсчётам, около двухсот.

- Двухсот?

- Да, плюс-минус лет десять.

- Вы такой старый!?

Домовой засмеялся:

- Я же тебе говорил.

Домовой поднялся на пригорок и с кряхтением сел на землю.

- Эх, давно же я не был здесь. Иди, сядь, отсюда открывается чудный вид.

Саша поднялась следом и села на траву.

На небосводе загорелась первая звезда, яркая, она блестела словно капля росы на травинке. Домовой поднял руку и указал на неё:

- Вот, видишь? Это первая звезда, самая красивая, самая замечательная. Она всегда помогает странникам найти путь домой. Это ли не настоящее чудо?

Саша посмотрела на звезду и вдруг поняла, что она прекрасна. Как же раньше она этого не замечала? Ведь это и вправду было похоже на волшебство.

- Совсем скоро произойдёт ещё одно чудо, - сказал Домовой.

Через некоторое время начали загораться ещё звёзды, и вот, когда загорелось больше тысячи, Домовой сказал:

- Внимательней.

И Саша вскрикнула:

- Вы видели!? Вы это видели!? Звезда упала!

Домовой улыбнулся:

- Видел. Вот ещё одно чудо. Эта звёздочка полетела в другой мир, на другое небо, чтобы радовать своим сиянием других людей.

Домовой поднялся и направился на небольшую полянку, озарённую голубоватым светом звёзд и луны:

- Идём дальше, тут есть ещё волшебство.

Саша быстро встала и пошла за Домовым, в руках она по-прежнему держала Родю.

- Вот, посмотри-ка сюда. Видишь этот цветок? Он спит, закрывшись от всего мира, но днём он открыт и радует нас своим великолепием.

Саша дотронулась до цветка и кивнула. Да, и это тоже было чудом, таким очевидным и потрясающим, что Саша не могла не улыбнуться.

- Чтож, - сказал Домовой, - тебе уже пора возвращаться.

- Нет, нет, нет. Тебе уже пора.

Домовой взял Сашу за руку и щёлкнул пальцами. Они снова оказали на пустой улице, где всё началось. Домовой сказал:

- Волшебство присутствует в каждой вещи, его лишь надо уметь увидеть. А напоследок у меня для тебя есть подарок.

Домовой хлопнул в ладоши, и из воздуха появилась небольшая деревянная резная шкатулка. Маленький человечек взял её и протянул Саше, сказав:

- Это тебе. Обещай мне, что не откроешь её до тех пор, пока не окажешься дома.

Саша кивнула.

- А теперь, мне пора.

И маленький, бородатый человечек с добрыми глазами притопнул ногой и исчез, а вокруг всё померкло, звуки мира разом затихли, свет от фонарей превратился во тьму

Саша открыла глаза, резко встала и, оглянувшись, поняла, что находится у себя дома, в своей комнате, в своей постели. «Что же? Как же так?» - спросила она себя.

- Мама!

В комнату вбежала её мама, с немного испуганным лицом, она спросила:

- Саша? Что случилось?

Девочка недоумённо посмотрела на своего родителя и покачала головой:

- Нет, ничего, извини, мам.

- Не пугай меня так больше.

Саша кивнула и подождала, пока её мама выйдет из комнаты. Затем она встала и подошла к окну, взглянула на небо: «Вот она, звезда, та самая, которая указывает путь домой странникам». Саша ещё минуты две смотрела на небо, а затем вслух сказала:

- Нет, это был сон.

Она развернулась и пошла к кровати, как внезапно её внимание привлекло что-то, лежавшее на её письменном столе.

- Что это? – спросила она сама себя.

Саша подошла к столу, взяла в руки предмет

- Это жешкатулка, та самая!

Саша открыла её и зажмурилась от голубоватого света, исходившего из небольшой коробочки. Она взяла светящийся камешек, присмотрелась к нему и вдруг тихо вскрикнула: на камешке было вырезано: «Пускай он всегда показывает тебе дорогу домой»

Фейерверки на Новый Год.

На несколько секунд небо озарилось яркими, разноцветными огнями. Внизу, на улице, послышались одобрительные возгласы, свист, крики: на Новый Год всегда запускали фейерверки.

В тёмную комнату сквозь окно заглядывала луна, звёзды и тёплый свет взрывающихся в ночном небе огней. У окна стояло два силуэта: девушка и обнявший её молодой человек. Они стояли на полу, усеянном алыми лепестками роз.

Девушка шевельнулась:

- Зря это всё.

- О чём ты?

Её рука указала на пол:

- Они ведь даже до завтра не доживут, - сказала она. «Так же, как и я», - слова прозвучали в её сознании ярко, но спокойно.

- Давай не будем думать о завтрашнем дне.

За окно вспыхнули красно-зелёные огни, вновь раздались одобрительные возгласы людей. На лицах молодых людей причудливо заиграли отблески затухающего фейерверка. Девушка протянула руку, дотронувшись кончиками пальцев до стекла:

- Как ты думаешь, люди внизу счастливы?

Плечи юноши дрогнули:

- Сейчас – возможно, да.

- А вообще?

- Хм. Ни один человек не в силах назвать себя счастливым: для этого он слишком самолюбив и влюблён в боль и страдание. Знаешь, человеку нравится быть несчастным.

- А я счастлива.

- Тебе легче.

- Ты думаешь?

- Я знаю.

Начал падать снег. Он мягко ложился на землю, на подоконники и крыши домов. Он покрывал под собой грязь и серость земли, превращая её в белую сказку без надежды на будущее и без сожаления прошлого.

- Знаешь, я скоро умру.

Юноша прижал девушку к себе:

- Знаю. Тебе страшно?

- Да. Страшно не успеть сделать что-то стоящее. Страшно не успеть сказать что-то важное.

- А умереть?

- Нет. Я уже смирилась с этой мыслью.

Звёзды, казалось, горели на своём пределе, словно пытаясь отдать в последний раз побольше света людям внизу.

Вино стояло на столе, и юноша, налив бокалы, протянул один девушке.

- За любовь?

Она засмеялась, но отпила насколько глотков.

- Ты никогда не думал о том, чтобы уехать далеко-далеко?

Парень пожал плечами:

- Больше, чем нужно, и гораздо больше, чем позволено.

Девушка новь улыбнулась.

- Твоя улыбка.

- Я хотел сказать, она всегда мне нравилась.

- А ещё?

- А ещё, наверно, именно сейчас я чувствую себя по-настоящему счастливым.

- Счастье. Разве знает кто-нибудь, что такое настоящее счастье? Для каждого оно разное. Глупцы думают, что счастье в деньгах, другие - что в успехе, третьи находят его в силе. А есть такой человек, который обрёл счастье в дыхании, в том, что его тело может двигаться, что душа может творить, что сердце способно любить?

- Наверно, нет.

- И от этого становится грустно.

Они снова стояли вместе у окна. И снова в небе полыхали фейерверки.

- А давай пойдём к ним?

- Ты хочешь?

- Да, оденем только сапоги и шапки, и будем такими же счастливыми, как люди внизу.

Они, смеясь, выбежали на улицу и начали кидаться снежками.

- Так куда бы ты хотел уехать?

- Думаю, в какую-нибудь деревушку рядом с Венецией.

- Венеция навевает тоску.

- Так же, как и я?

- Нет, с тобой пока ещё можно побыть наивно-весёлой.

В небе вспыхнул красный огонь, а следом – зелёный и фиолетовый. Девушка и её спутник стояли около толпы народа.

- Ты чувствуешь, как от них исходит веселье и радость и впитывается в нас?

- Да, наверно, это единственное время, когда люди отдают что-то, ничего не требуя взамен. Завтра они вновь превратятся в алчных банкиров, юристов и торговцев, думающих только о себе.

Взорвался ещё один переливчатый огонь, как вдруг девушка резко побледнела и осела на снег. Её спутник стоял чуть впереди и не видел этого. А в небе продолжался парад света, кульминацией которого стал восхитительный фейерверк, который рассыпался по небу огромными разноцветными шарами. Юноша, обернувшись, воскликнул:

- Ты видела!?. , - но тут же осёкся.

Девушка лежала без движений. Парень упал на колени рядом с ней, взяв её руку, он крикнул:

- Кто-нибудь, вызовите скорую!

- Что!?

- Не надо. Мне они уже ничем не помогут. Поздно.

Её ресницы дрожали, но слёз не было.

- Нет! Ты ещё.

- Послушай. Я счастлива. Вот сейчас, в этот момент. Я не успела сделать чего-то стоящего, но я ещё успею сказать самое важное: я люблю тебя. Да, звучит, наверно, глупо и нелепо. Нет¸ дослушай Я люблю, понимаешь? В этот самый момент. И я счастлива. Любовь-это и есть счастье.

Последние пять слов она выдохнула шёпотом. Её глаза остановились, и губы стали неподвижны. На лицо падали снежинки – и сразу таяли, в волосах блестели мельчайшие частички льда.

На несколько секунд небо озарилось яркими, разноцветными огнями. Внизу, на улице, послышались одобрительные возгласы, свист, крики: на Новый Год всегда запускали фейерверки.