Женщины ГОРЛАГА

Далеко от больших городов и железных дорог, от старинных сел, степных и таежных просторов, в вечных снегах стоит город. Если взглянуть сверху, то тундра покажется океаном, а город совсем крохотным, словно островок в снежной и ледовитой, как океан, тундре. И этот город - островок и есть знаменитая "жемчужина Заполярья" Норильск. Как и любая драгоценность, дорого обошлась эта " жемчужина" людям. Построили Норильск: заключенные - "враги народа", как их тогда называли.

В Норильске находились в заключение, как мужчины, так и женщины. Моя работа посвящена, женщинам Горного лагеря в г. Норильске. Ведь им было на много тяжелее переживать все тяготы лагерной жизни, чем мужчинам. Вообще о женщинах, бывших в заключении написано очень мало. В основном, женская тема прозвучала у А. Солженицина в книге "Архипелаг ГУЛАГ". Много в последнее время появилось публикаций, основанных на воспоминаниях женщин, репрессированных в тридцатые годы : З. Марченко, О. Синосберг, А. Ларина-Бухарина и другие, очень интересные сборники "Доднесь тяготеет". "Звенья".

Но очень мало особлаговских публикаций о женщинах более позднего периода конца сороковых начала пятидесятых годов. Здесь ни недостаток воспоминаний, а исследовательских работ. Все то, что было опубликовано - это лишь малая толика, которая недостаточно раскрывает жизнь, существование женщин в заключении.

Материалы для своей работы я брала в музее г. Норильска, а таю»? из воспоминаний бывших заключенных Горлага. Я попыталась приоткрыть завесу неизвестного и неисследованного в жизни женщин - заключенных. Расскажу о их быте, отношениях с охраной, о их жизни в Горлаге.

23 июня 1935 г. Норильск был передан в руки НКВД.

25 июня, этого же года было принято решение о создании Норильлага. 30 июня - должен был прибыть первый этап заключенных (около 300 человек), прибыло в Дудинку 1 июля 1935 г. Дальше в Норильск поступал этап за этапом. К весне 1953 г. согласно цифрам доклада начальника Норильского комбината инженера-полковника В. С. Зверева о состоянии режима содержания в лагерях и трудового использования заключенных. На партактиве 16 января 1953 г. в Норильске было уже 35 лаготделений и 14 лагпунктов исправительно-трудового лагеря, а также 6 лаготделений Горного лагеря. Число узников Горлага по примерным оценкам 30 тысяч человек. Б Горлаге использовали литеры примерно 28 букв русского алфавита от А до Я кроме - Ъ -, -Ъ -, -Я -, -Е - и на каждую из них приходилось по тысяче номеров.

Горный лагерь был создан в августе 1948 г. , по проекту Абакумова и Круглова, в соответствии с указаниями Сталина об организации особлагов для содержания особо опасных государственных преступников. Сюда были собраны заключенные только с 58-й политической статьей. Режим Горлага во многом повторял режим каторжных лагерей.

В основном со ст. 58-1"А", 58-1"Б", которые расшифровывались как измена Родине гражданского населения (58-"А"), жившего сначала на оккупированной немцами территории и военных (58-"Б") бывших узниками фашистских концлагерей, находившихся в окружении, плену и т. д.

Сюда же попали и репатриированные потомки русских, после революции оставивших Родину и живущих за границей, а также партизаны интернациональных антифашистских соединений. Заключенные прибывали из разных стран и республик : из западных областей Украины и Белоруссии, из Прибалтики - участники национальных освободительных движений, бывшие гостарбайтеры из Германии, Польши, Чехословакии, Норвегии, Финляндии, были военнопленные из Японии. В Горлаге создали 5 крупных лагерных отделений. Е - мужских и одно. 6 л/о - женское. По подсчетам женщин в 6 л/о было более 4-х тысяч заключенных, в том числе примерно 500 каторжанок:.

Социальный состав женщин не был разнообразен, все они были названы политическими преступниками. Бытовичек (осужденных за административные трудовые провинности) и уголовницы в б л/о практически не было.

Женщины работали на строительстве города, производстве кирпича, добыче глины. Ежедневные непосильный труд в течение 10-12 часов и 2-х часовой дороги домой истощали женский организм, тело и то, что в женщине есть женского. На медицинской комиссии она разденется перед врачами не той розовощекой красавицей, какой была еще 2-4 месяца назад, она стала безвозрастна, плечи выступают острыми углами, груди повисли иссохшимися мешочками, избыточные складки кожи морщатся на плоских ягодицах, над так мало плоти, что образовалась дыра, в которую может поместиться овечья голова, голос огрубел и охрип, на лицо находит загар пеллагры. Вот, что сделал труд - чародей с женщинами. Труд сделал человека человеком, а до чего он довел женщину?! На кого она стала похожа?!

Воспоминания заключенных женщин

Филомена Каралюте-Микеленене (бывшая узница Горлага в 1950-1953 гг. ), вспоминает:

"В Норильске хлеба давали больше, чем Тайшетлаге (Иркутская область), но работать на кирпичном заводе я не смогла жары не выдерживала, падала без сознания, температура поднималась. Очень тяжело было работать в глинотаялке: принимать тяжелые вагоны, снимать мерзлую глину, переворачивать, высушивать и сбрасывать. Потом комиссия меня с этой работы сняла и повели меня копать котлованы и коллекторы. "

У Иоанны Улинаускайте {заключенной Горлага в 1950-1954 гг. ) работа была не легче : 15-й летней девушке пришлось выгружать цемент в Дудинке. Она вспоминает :

". Я не могла унести мешок: - падала под его тяжестью. Я уже кашляла кровью, цемент застрял в немытых волосах, из глаз сочилось что-то вроде сукровицы. Потом нас водили копать грунт, выравнивать площадку для какого-то строительства. "

В Норильске женский лагерь находился возле старого кирпичного завода (район ул. Лауреатов, Павлова, Кирова). По воспоминаниям Улинаускайте :

". у каждой из нас был свой номер. На спине большой, на юбке и нижнем белье нужно было вышивать, а на верхней одежде давали готовые номера, причем на бушлате нужно было вырезать дыру до ваты и сверху пришить номер. Даже на фотокарточке нужно было писать номер.

Б бараках жили по 4 бригады, в каждой бригаде по 25 человек. 50 человек в одном конце барака и 50 в другом. По середине бочки с водой. 2-3 тазика, 4 ведра - всегда чтоб помыться стоили в очереди. Но никогда не было шума, ссор, удивительно, почему мы могли обходиться без ссор после 12 часовой работы, там тем более - люди различных национальностей : русские, украинки, немки, литовки и никогда не ругались. А вода для мытья холодная-холодная. "

В таких условиях трудно было не подхватить воспаление легких, застудить жизненно важные органы, заболеть какими-либо инфекционными заболеваниями. Ведь одной, даже горячей водой без мыла, нельзя хорошо очистить кожу от грязи, ведь здесь могли вспыхнуть разные болезни. Это было, Улинаускайте вспоминает :

"И вот внезапно пришло избавление: все заболели тифом. Лагерь закрыли, забили окна барака, днем и ночью барак держали закрытым, поставили парашу, как в тюрьме, или лечили мы друг друга, поддерживали сами - кто как мог. "

Женщинам, болевшим тифом, не предоставили даже врача, а ведь тиф - острое инфекционное заболевание, сопровождающиеся лихорадкой и помрачнением сознания. "Два месяца тянулась болезнь, бала зима и мы уже в своем бараке перепутали дни и ночи, потому что было все время темно. Некоторых все-таки увезли в Дудинскую инфекционную больницу. Оставшимся же приносили еду кухонные работники, тоже заключенные, подавали ведрами баланду и поднос с хлебом. Тиф спас нас от кирпзавода, мы даже тифа не боялись, лишь бы не гнали на кирпичный в глинотаялку. "

"Женщинам был не страшен смертоносный тиф. лишь бы не гнали на кирпичный. " В таких нечеловеческих условиях было очень трудно выжить, особенно когда к ним так относилась охрана. Людей в них не видели, а женщин тем более, хотя среди охранников тоже встречались разные люди-были звери, издевавшиеся над заключенными, а были и в тайне сочувствовавшие. Чаще всего отношение охраны к заключенным женщинам было все-таки плохим, они не имели никаких прав. Каралюте-Микеленене вспоминает: "не было прав - какие в лагере права, а хотя бы возможности жить, мы же были - ноль, никто. Нас могли бить, стрелять, всячески унижать, нам было очень трудно жить морально. "

Более точное описание отношения охранников и надзирателей к заключенным дает Иоанна Улинаускайте:

"Солдаты относились к нам сначала очень плохо, могли с вахты прямо загнать в болото, приказать: "садись!" - и мы потом целый день должны были работать мокрые. Но иной смотрит-смотрит и начинает вопросы задавать: сколько уже сидишь, сколько тебе дали, и тут удивляется, неужели в пятнадцать лет посадили? Что же ты такого сделала при немцах? И им говорили, что мы все - «немецкие проститутки", что "советских солдат травили" и т. п. Но в Норильске было мало хороших солдат, относились к нам плохо, особенно перед восстанием 1953 года. Одна надзирательница Марина в выходной не будила, не выгоняла на проверку, на улицу, а входила в барак и шепотом нас сонных считала - и на том ей спасибо. А остальные охранники - чуть кто слово сказал, сразу "стоять полчаса!", кто повернется-опять стоять пли сидеть на снегу. На тех, кто от усталости или болезни не может идти, то собаку напустит, то прикладом бьет. А как придем с работы в зону - еще работу дают: то санками снег вывозить в тундру из зоны, то перекладывать из угла в угол, чтоб обессилили и могли только покушать и спать. "

До разделения лагерей мужчинам и женщинам общаться было легче, мужчины пытались помочь женщинам, когда же их разделили то, все равно ни охрана, ни запреты начальства не могли запретить любить: они были не в силах прекратить общение женщин с мужчинами и, тем не менее, любовь в лагере существовала страшная, светлая и прекрасная. Иоанна Улинаускайте вспоминает:

". в соседнем лагере, в пятом мужском, у всех нас были мужчины, с которыми мы переписывались. А в письмах: и в любви клялись, и писали " целую", хотя чаще всего мы даже издали не видели друг друга. Я однажды увидела "своего" - переписывались мы с ним три года. Одна девочка у нас умела очень точно и далеко бросать камешек с запиской. И вот как - то весной мы копали коллектор, а мужчины работали на стройке, за забором, довольно далеко от нас,я его увидала! Кричать, даже громко говорить нельзя было - увидит и услышит охрана. Я показала на его руки: "почему без перчаток или варежек? холодно еще. ", а он тоже жестом ответил "нету. Потерял или утащил кто-то". А я получила недавно посылку из дома, у меня были перчатки, я попросила эту девочку, привязав перчатки к камню, перекинуть ему. Она бросила. Он надел на руки перчатки, и показывал, как ему в них тепло и как он мне благодарен. Заключенным не разрешали родным больше двух писем в год писать, а получали письма мы только летом, с навигацией. И писать надо было только по-русски. А это общение с мужчинами, через записки, очень много значило для нас, морально поддерживало нас.

Чтобы избежать этого душевного одиночества, женщины решались на материнство. На материнство уверенно шли те, кто рассчитывал после освобождения соединится с отцом своего ребенка. Иногда эти расчеты оправдывались: отбыв свои сроки, родители и ребенок соединялись в настоящую семью. Для примера, можно взять вот эту историю: Татаринов Борис и Кульчицкая Галина познакомились в театре КВО. Когда лагеря разделили, они общались через записки. Борис вышел из лагеря раньше Галины, но ждал ее и женился, когда она освободилась.

Шли на материнство и те, кто стремился испытать его в лагере, раз нет другой жизни. "Пусть я заключенная, но ребенок вольный! " - и требовали для малыша содержания и ухода как для вольного ребенка.

Третьи, обычно из уголовниц и проженных лагерниц, из приблатненных, смотрели на материнство, как на год "вольной жизни", иногда - путь к досрочному освобождению.

Некоторые матери (в основном из западной Украины и некоторые из русских) крестили своих детей. Крестик обычно заказывался лагерному умельцу за хлеб. Доставали ленточку для крестика, шили парадную распашонку и чепчик. Из чего-то пекли праздничный крохотный пирог (сахар экономили из пайки) - и приглашались ближайшие подруги. Всегда находилась женщина, которая прочитывала молитву и крестила ребенка.

Обстановка в лагере становилась сложнее, женщины уже давно понимали что попали в Горлаг ни за что. Нужна была даровая рабочая сила, вот и гнали в лагерь молодежь, ведь молодые то они покрепче здоровьем и силой.

Филомена Каралюте-Микеленене вспоминает :

". Одежда - рванье, еда - почти нечего, без посылок от родных еле тянешь, слабость такая, помню, стою в коллекторе и на морозе засыпаю, пока кто-нибудь не расстолкает, ноги себе отморозила. Особенно отвратительный хлеб - сырой, как глина был. "

Условия нечеловеческие, но после смерти Сталина стало еще хуже. Солдаты стали чаще избивать женщин, чаще стали стрелять и чинить произвол. Начали забастовку 4-5 л/о - мужские, женщины поддержали мужчин в тот же день. Орыся Ивановна Мочульска, участница восстания, вспоминает :

"Восстание не вспыхнуло стихийно, люди были подготовлены, только надо было ждать подходящего момента. Заранее ничего никто не организовывал, когда начали забастовку мужские лагеря, тогда и у нас организовался комитет. "

Люди были готовы к восстанию, морально они себя уже подготовили, им нужен был лишь толчек, подходящий момент, как считает Орыся Ивановна. Этим толчком для женщин оказался расстрел мужчин в 5-ом лаготделении. Вернувшись с ночной смены в зону мужчины сидели у барака и занимались своими делами : кто кашу ел, кто курил, кто разговаривал. Ив это время охранник с вышки дал круговую очередь по заключенным. Убитых было около 20-ти человек, раненых было немного больше. В знак протеста мужчины 5-го и 4-го лагоотделения решили не выходить на работу - Об этом они сообщили женщинам в 8-е л/о, и те их поддержали. Они тоже решились на забастовку, а также голодовку- Вот что пишет Орыея Мочульска : "«. делали кто, что мог. Был организован забастовочный комитет, во главе которого стали ораторы, которые могли командовать массами. Были все национальности, но больше всего украинок и прибалтиек, никого не назначали, шли все, кто хотел чем-то помочь. В комитет входили : Мария Нич, Анна Мазепа, Стефа Коваль, Леся Зелинска, Ольга Зазюк, Нина Петрощюк. Установили дежурства. Когда объявили голодовку, то надо было поддерживать людей морально. Надо было помочь и тем, кто уже не мог ходить. Катя Андрусишина, Дора Разумна и я доставали у мамок кусочки хлеба, немного овса и поддерживали этих людей. "

Женщины требовали приезда Московской комиссии для пересмотра дел. Примерно на 10-й день голодовки комиссия прибыла в 6-ую зону Горлага. О приезде комиссии вспоминает Иоанна Улинаускайте : ". приехала Московская комиссия, мы вынесли в зону столы, накрыли простынями, они сели, генералы (Кузнецов полковник МГБ, начальник лагеря и начальство из Норильска) и наших человек 10 по другую сторону стола. Кто-то из женщин зачитывал наши требования : 1 - в воскресенье отдыхать, 2 - 8-ми часовой рабочий день, 3 - снять номера, решетки, не закрывать бараки ночью, 4 - писать письма в неограниченном количестве, 5 - чтобы не били, не стреляли и не было репрессий после забастовки. "

И действительно, после забастовки с женщинами стали обращаться лучше, женщины потом свободно ходили по зоне, номера сорвали в день отъезда Московской комиссии. Женщины вышли на работу, но. Недели две спустя тихо без шума подъехала машина, солдат было много, они входили в бараки и за ноги стягивали тех женщин, что сидели за столом переговоров с генералами, их увезли. И вновь началась забастовка. Причина которой послужил арест участниц переговоров, и не только женской зоны: тоже самое было и в 5-й мужской зоне ( у них тоже увезли руководителей) , и лагерь забастовал. Вместо суточной рабочей нормы хлеба - 800 гр. они сами себе назначили штрафную норму -400 гр. Дежурства установили у двух вахт: первая выходила на кирпичный завод- вторая - на город. На бараках поднялись траурно - черные флаги, около месяца не выходили на работу. Хотя, они понимали, что долго так продолжаться не может. И действительно, скоро это кончилось. Горожане увидели ночной штурм зоны. Вспоминает норильчанен Л. Толкунов:

". однажды ночью, часа в 3, наверное, в городе началась сильная стрельба. видим, в мужской зоне на крыше вахты, стоящей у ворот, установлен станковый пулемет, вокруг зоны оцепление из солдат. Из ворот кирпичного завода выбегали заключенные. Солдаты с крыши били по ним из пулемета. Многие падали под пулями. "

Затем пришел черед штурма женской зоны, но это было страшнее. Леонид Толкунов и его друг Леонид Петров увидели такую картину :

". солдаты плотным кольцом окружили женскую зону. У солдат было оружие с примкнутыми штыками. Женщины стояли в три шеренги, окружив бараки. Перед ними был ров с водой, затем ограждение из колючей проволоки высотой не менее метра,, а потом деревянный забор, по верху которого тоже шла "колючка". потом подъехали машины: три пожарные и две с начальством. По громкоговорителю они непрерывно передавали требование: "Предлагаем выйти из зоны!" В ответ раздавался непрерывный звук "а-а-а" Появился генерал и подал команду: "оставить оружие!" Некоторые женщины стали покидать зону, это были мамки или "дачники" - те, кому осталось мало сидеть. Генерал подал новую команду - ломать забор. Солдаты свалили забор, прорезали проходы в колючей проволоке.

Пожарники подключили шланги к гидрантам, и пошли на зону. Женщины плотно сомкнули ряды, сцепились руками. Но солдаты включили воду под высоким давлением и направили на женщин, пытаясь разорвать шеренги. Я видел, как струя воды с большой силой била по лицу и голове старушки, как из стороны в сторону качалась ее голова. Но строй не разомкнулся. Стоял сильный шум, крик, плач. Воду перекрыли. Солдаты схватили обломки забора - доски, палки, все, что было под руками, и пошли на женщин. Что там было! Они стали их жестоко избивать, женщины стали разбегаться по баракам. Строй распался. Солдат было много почти все кавказской национальности. , они хватали женщин, заламывали им руки и тащили из зоны в тундру. Тут появились откуда-то женщины в форме надзирателей, которые врывались в бараки и оттуда волоком за волосы тащили прятавшихся заключенных, и это видели вольнонаемные горожане. Вот так видели участники восстания, сами женщины, Иоанна Улинаускайте вспоминает : ". -. солдаты с палками в руках приблизились к нам толпой, с топориками пожарники - много рубленых ран было у женщин. Пожарные пустили воду из брандобойтов - сильные струи косили по ногам, по глазам, по лицам. "

Расправа была жестокой, но и на этом не кончились мучения женщин. Самое страшное было после. Всех вывели на зону в тундру, разделили на группы по 20 человек - и в этот момент решалась их судьба: обратно в зону или в БУР. В БУР отправили организаторов и членов забастовочного комитета. Всего их было 25 человек. Большинство просидело около месяца в БУРЕ, затем их отправили баржей в Красноярск, а оттуда в Мордовию. А тогда в ночь разгрома лагеря, впереди была неизвестность, лаготделение вели в тундру, а жить им так хотелось, ведь они были еще молоды 18-20 летние девушки.

Но их не расстреляли, а прогнали круг по тундре, вернули в зону и заперли в барак, рассчитанный на 50 человек, хотя их было не менее 200.

Иоанна Улинаускайте так описывает этот кошмар : ". раны наши кровоточили, руки поломанные опухли, волосы и одежда были в крови. Но не было ни врачей, ни лекарств, ни бинтов, ни перевязки, мы рвали на себе одежду - вместо бинтов. О нас словно забыли. Мы стучали солдатам в запертые двери, но никто не открыл. Через 2 дня запах крови превратился в невыносимую вонь. Нам приносили только хлеб.

Через неделю нас отвели в какой-то небольшой лагерь. Нас там опять закрыли. "

Дни расправы были страшными. Чего только не вытерпели женщины за этот срок. Только в 1954 г. вышел Указ об амнистии тем, кто был арестован несовершеннолетними. Многие уехали из лагеря. Дела оставшихся лагерников только начали пересматривать, освободили большинство. Но и оставшимся сидеть оставалось не долго, вскоре перестанет существовать ГОРЛАГ (1954 г. , а в 1956 г. будет ликвидирован и ИТЛ).

Все женщины, бывшие в Горлаге, прошли особую "школу" жизни - школу ГУЛАГА, а уроки здесь были: "экономика", политграмота, атеизм, математика, "гуманизм", "рационализация" и история, самым страшным же уроком было восстание 1953 г. А чтобы лучше узнать суть остальных "уроков" возьмем урок политграмоты из жизни Ефросиньи Антоновны Керсновской:

". - - Стахановец оттого стахановец, что он сыт. " "Одна молодая женщина, выходившая с нами на прогулку, села за то, что не донесла на человека, сложившего из 15-ти спичек сначала "роковую" цифру 666, затем слово "змей" и, наконец, "Ленин". Ефросинье Антоновне, как и мне, с нашей "европейской ограниченностью" казалось, что сесть можно только за содеянное. А оказывается, что в СССР преступлением считалось и сказанное, но то, что можно было сесть за услышанное это переходит все рамки понятия! Это переходит все то, что в горячечном бреду мог придумать сумасшедший!

Что же вынесла Ефросинья Антоновна для себя из урока Атеизма?

". иногда в свинарнике собиралась компания. На этот раз Ирма Мельман принесла сборник антирелигиозных стихов. Трудно даже сказать, какое из них было пошлее и глупее.

- Что ты можешь сказать о этой поэзии?

- Что ж, для чтения подобных стихов свинарник самое подходящее место. Можно и на помойной яме. - пожала я плечами, отвечая на вопросы Ирмы Мельман, и пошла, кормить поросят. Далека была я от мысли, что этим решена моя судьба. "

Ефросинья Антоновна обвинялась в антисоветской агитации и подрывной деятельности на свиноферме, кроме того - в ненависти к "гордости советской поэзии - Е. В. Маяковскому".

Так Е. А. Керсновская и попадает в Норильлаг.

Немало преуспели заключенные и в уроках "рационализации": "до войны заключенных хоронили в кое-как сколоченных гробах, в годы войны количество "жмуриков" возросло до такой степени, что был изобретен так называемый "катафалк" - ящик на колесах, куда складывали "валетом" голые трупы.

"Трония судьбы": мастер, изобретший этот катафалк скоропостижно скончался и попал в один из первых рейсов.

В 1947 г, покойников опять стали возить в гробах, из которых их все равно вываливали в общие могилы". ',Е. А. Керсновская работала похоронщицей на кладбище).

Многое пережили женщины в ГУЛАГЕ, сколько истерзанных судеб, изорванных душ, искалеченных жизней на совести Советской власти! Труд - чародей отнимал у женщин то, что в ней было женского, а Власть - все. Жизнь и молодость, проведенные в клетке, останутся на всегда в их памяти, и вернуть, и исправить ничего в истории нельзя. И ГУЛАГ останется черным пятном позора в истории Родины, а Горлаг несмываемым пятном позора нашего города. И я хочу, чтобы как можно больше людей узнали об этом "прошлом", ради того, чтобы это никогда не повторилось.

Работница ГОРЛАГА о себе и о жизни лагеря

29 октября День памяти жертв политических репрессий. По всей Росси это сотни тысяч сломанных судеб, немало которых в Норильске. В этот день будут возложены цветы на мемориальном комплексе Голгофа. Екатерине Александровне Багровой 81 год. Молодость пришлась на жестокие годы сталинских репрессий. С «клеймом» дочь врага народа она жила до 1956 года. Отец, расстрелянный в 1938, был реабилитирован только в 1988 году.

Пароход плыл вниз по течению Енисея уже 10 день. У ссыльных давно кончилось продовольствие. Людей начала косить смерть. Голод и болезни забирали детей и стариков. На переполненном корабле в воздухе витало отчаяние. Но вот судно подошло к месту назначения – Игарка. Пароход ожил. Семья Осадчих потянулись к перилам. Перед их взором открылась песчаная коса и густой лес. Глухое, не обжитое место. Этот момент шестилетняя Катя запомнила на всю жизнь.

Жизнь в богатом селе Аманаш, близ города Канск, текла своей жизнью. Беду ничего не предвещало, казалось тревожные времена «беззакония» советской власти ушло в прошлое. Днем все работали, а в вечернее время округу заливала гармонь. Собирались на завалинках; посудачить да посплетничать. Отрез земли у большой семьи Осадчих был далеко от дома. Уходили в поле рано утром, приходили далеко за полночь. Удачей было поспать два или три часа. Таким тяжелым трудом, без найма батраков, сложили крепкое хозяйство. Две коровы, своя молотилка и сеялка. Голода не знали. Отец, Александр Евсеевич, был грамотным крестьянином. Окончил церковно-приходскую школу. Мать, Мария Григорьевна, не могла писать и читать, но была заботливой хозяйкой. В семье, кроме Екатерины, были братья Борис и Виктор, сестренка Надежда.

«Тучи начали сгущаться» в селе в июне 1931 года. Страшное слово «раскулачивание» коснулось и эту крестьянскую семью. Отца Екатерины арестовали, а мать и всех детей, разрешив взять только самое необходимое, посадили в повозку и под конвоем отправили в речной порт. Народу была тьма. К причалу конвоиры привели мужей. Семьи воссоединились для того, что бы отправиться в далекую ссылку. Вниз по Енисею в необжитое местечко Игарка.

Раньше здесь, в Игарке, когда-то работал кирпичный завод купца Егорки, отсюда и название, Егорка – Игарка. Остались стены артерии, сарайчики – шалаши. Вот и все, что увидели ссыльные. Но люди все же собрались здесь предприимчивые, домовитые. Быстро наладили быт. Поэтому удалось перезимовать, хотя и в тяжелейших условиях. Жили скучно, в маленькой комнате по шесть человек. Вперемешку, взрослые и дети. Наступило лето, и начались работы. Потихоньку Игарка стала благоустраиваться; появился порт, лесопилки. Отец Екатерины устроился в порт: коневозчиком, а мать в гостиницу. Правительство выделило корову в рассрочку. Жизнь наладилась. Стали прибывать новые поселенцы; вольнонаемные и опять «раскулаченные». В одних из них поселенцы признали земляков и на них свою одежду и вещи, которые запретили взять с собой. От них, семья узнала о страшном голоде, и о трагической гибели бабушки от истощения.

Стали приходить тревожные вести с большой земли. В быт стало входить слово «враг народа». В 1938 году большой сталинский террор пришел и в Игарку.

- В ночь маме приснился страшный сон, рассказывает Екатерина Александровна, - от бабушки она помнила, что это к большому несчастью. Нам все стало понятно в следующую ночь, когда за окном зашумели механические динамо-фонарики. Мама говорит, Саша, за тобой пришли. Зашли военные, что-то сказали, отец стал собираться. Мама плача бросилась показывать справки, благодарности, где говорилось, что отец добросовестный и примерный работник. Мы все думали, что это большая ошибка. Отец был простым конюхом и к властям относился хорошо. Брат побежал в подсобку за куском сало на дорожку. Кулек не взяли и отца увели.

В ту ночь обыски и аресты шли по всей Игарке. 21 человек были арестованы в ночь на 2 апреля. В школе Кате даже не поверили, что отца увели, думали, что апрельская шутка. Вскоре пришел милиционер и увел корову. Дети плача бросились останавливать, но и чужой голос сказал, что отныне вы семья врага народа.

- Мы ходили в пропускной пункт, относили передачи. Потом набрались смелости, и подошли к тюрьме поближе, часовые ругались, но мы не уходили. В один из дней нам посчастливилось увидеть отца. Его вывели на прогулку. Увидев нас он заулыбался и показал на голову, мол болит Больше мы его не видели. Через день пришел милиционер, сказал, что нужны сапоги, так как заключенных будут гнать через Енисей. Мы отдали, а вот передачу, когда мы принесли на следующий день, не взяли. Нам показали на список, где значилось, что Осадчий Александр выбыл. Я только в 1988 году смогла получить справку от МВД, что мой отец был расстрелян, как «участник антисоветского заговора». Но мы тогда не знали, и мама до конца смерти ждала его возвращения. В паспорте появилась отметка, которая запрещала нам жить в европейской части страны.

В осиротевшую семью пришел голод и лишение. Екатерине пришлось оставить школу и идти работать.

- Тяжелое было время, но героическое. За страну были горды, радовались успехам. Как-то к нам приезжал полярный исследователь Шмидт. Мне запомнилась его большая борода и веселый характер. В гостинице останавливался первый герой Советского Союза Ляпидевский. Я пришла помогать маме, увидев меня, он угостил кусочком торта. От волнения, я его выронила

Началась война. Стало совсем плохо. Старший брат Борис ушел на фронт в 1943 году, когда исполнилось 18 лет, хотел еще раньше записаться добровольцем, но отказывали. Сын врага народа. Годом раньше Екатерина познакомилась с будущим супругом. Радист Валентин временно остановился в Игарке, направляясь в Норильск, на новое назначение. 10 января 1943 года молодожены прилетели в Норильск.

- Норильск, в то время, представлял собой сплошной лагерь для заключенных. Было больно смотреть на конвои гнавших изнеможенных, плохо одетых людей на работу. Вечерами, по рабочему поселку, ходить было не безопасно, да и просто страшно. Я устроилась на работу в радиостанцию. Хорошо помню восстание в лагере в 1953 году. Было жутко. Кругом военные. По городу летали листовки с призывами политзаключенных, на строительных стрелках появились черные флаги восставших. Милиция окружила площадки, но снять их ни как не могла. Слишком высоко.

В 1956 году начались реабилитации. Брат Екатерины Борис выхлопотал для сестры новый паспорт. Пометки об осуждения отца по 58 статьи в ней уже не было. Можно было свободно передвигаться по стране, но Екатерина Александровна предпочла остаться в Норильске.

- Я привыкла, породнилась с Норильском. Иногда посещаю внуков в Красноярске и Ленинграде, но новый климат переношу плохо. Здесь чувствую себя хорошо. Принимаю только витамины. Иногда беспокоит давление, но лекарство принципиально не пью. Много читаю, перечитываю Чехова, Достоевского. Выписываю пять газет. Наше время выпало очень тяжелое. Голод, холод, война. Мне больно смотреть на нашу молодежь. Сытые, обуты и одеты в самое хорошее. Избалованные. Работать не хотят. Как-то проходила во дворе мимо детской площадки, а там три здоровенных парня качели ломают, хотела им замечание сделать, но меня остановил сосед. «Что вы, вас же побить могут». Я прошла мимо, а ведь был случай. У нас, участник войны, как-то сделал замечание подросткам, так они ему скулу своротили. Нет у них уважения. Ни пожилым, ни к себе

Екатерина Александровна уже в пожилом возрасте, но имеет такой жизненный оптимизм, какой может позавидовать шестнадцатилетний. На ее годы выпали самые драматические периоды нашей истории: маховик сталинских репрессий отнял отца, лишил ее детства счастья, принес нужду и лишения, но не подорвал в ней веру в людей. В душе нет и тени озлобленности. Хотя воспитала своих четверых детей одна. В течение всей жизни она сохранила любовь к жизни, которая помогла преодолеть трудности.

Заключение.

В заключение хочется сказать, что в мою работу вошел далеко не весь собранный материал. Однако даже сказанного достаточно, чтобы понять какое положение было у женщин в Гулаге. Мы увидели, как к ним бессердечно относились охранники. Это отношение меня очень поразило, шокировало, и удивило. Я не думала, что вот так вот могут относиться к этим женщинам. Я решила написать эту научную работу, потому что мне было очень интересно узнать побольше о женщинах в Гулаге, об их положение, как к ним относились охранники, какие взаимоотношения были между женщинами, ведь они были разных национальностей, но все таки жили мирно, помогая, друг другу, и о моем городе ведь это история Норильска, и этот черный отпечаток о нем сохранится теперь навсегда. Мне бы хотелось, чтобы многие люди прочитали мою работу и так же восприняли ее, как и я, ради того, что бы это прошлое никогда не повторилось.