Дом  ->  Здоровье  | Автор: | Добавлено: 2015-03-23

«Страшный человек» в произведениях А. С. Пушкина

В глубинах человеческих душ идет незримая борьба света и тьмы, добра и зла, борьба, которая вносит непредсказуемые повороты в поведение людей. Значимыми становятся понятия первенства, славы, власти, гордости, тщеславия, счастья, свободы, мужества, страха, зависти. Справимся ли мы, например, с такой страстью, как зависть: она груба и пошла, но проникает в самую благородную душу. Лучшая прививка против этой болезни - чтение произведений Пушкина. Он учит: смотри сам, постигай и очищайся.

Большой интерес к образу Сальери, желание разгадать его секрет овладели мною. Наконец поняла: Сальери - страшный человек: завистник. Это положение легло в основу исследования. И только разрешив волновавшие меня вопросы, поняв, что зло может находиться рядом и ничем не выдавать себя, готовить «тайную засаду», я вдруг осознала, что нужно написать о Германне, охваченном жаждой обогащения, о Сильвио, неспособным быть вторым.

Глава 1. Сальери

§1. К истории вопроса

«Нравственное чувство, как и талант, дается не всякому», - замечает Пушкин в одной из своих статей. Публикация «Моцарта и Сальери» вызвала упреки именно в измене нравственному чувству: «на Сальери возведено даром преступление, в котором он неповинен писатель должен еще более беречь чужое имя, чем гостиная, деревня или город»[2].

В пушкинской трагедии нет противопоставления ремесленника Сальери художнику Моцарту. Сальери — такой же художник, как Моцарт, хотя и гораздо менее его талантливый. Моцарт в пьесе Пушкина высоко ценит произведения Сальери: называет его «гением» (о Бомарше: «он же гений, как ты да я. »).

По другой концепции (ее придерживаются актеры, исполнители роли Сальери, некоторые литературоведы-«пушкинисты»), Сальери отравляет Моцарта не из зависти, а из принципа, исправляя ошибку природы (по его мнению), обогатившей гениальными способностями праздного гуляку. Сальери показан в пьесе Пушкина не завистником, а жертвой неверно понятого морального долга.

Г. А. Гуковский показал, что конфликт не в зависти бездарности к таланту. Сальери – великий композитор. Смысл пьесы А. С. Пушкина в показе торжества исторически прогрессивных форм искусства над уходящими в прошлое. Смена культурных эпох может объяснить рождение зависти. Но Сальери не просто завидует – он убивает. Пушкин не только показывает психологию зависти, но и с поразительным мастерством рисует механизм зарождения убийства.

Подвергая подобные заявления резкой критике, Бонди указывает на ненапечатанную заметку Пушкина о Сальери: «В первое представление Дон Жуана, в то время, когда весь театр, полный изумленных знатоков, безмолвно упивался гармонией Моцарта, — раздался свист — все обратились с негодованием, и знаменитый Сальери вышел из залы — в бешенстве снедаемый завистью. » Конец заметки: «Завистник, который мог освистать Дон Жуана, мог отравить его творца». Таким образом, оказывается, сам Пушкин изображал Сальери завистником, и противопоставлять этому какую-либо другую мотивировку действий пушкинского Сальери — значит искажать смысл и, тем самым, художественное строение пьесы.

§2. Шевелящаяся жажда убийства

Центр трагедии не в Моцарте, а в Сальери. В его душе. В его состояниях, муках и делах. Пушкин воспроизводит историю души, пораженной недобрым чувством зависти, и показывает Сальери и его душу не извне, а изнутри - в порядке исповеди, живых прорывающихся у Сальери реплик и заключительного злодеяния.

Знакомство с Моцартом открыло в жизни Сальери новый этап. Наблюдая за тем, как творит настоящий художник, он раз за разом убеждался, что слепой, натужный труд его неведом Моцарту. Размышления должны были привезти Сальери к выводу, что никакая воля не может быть заменой таланту, что подлинного творческого вдохновения ему никогда не испытать. Но Сальери не делает этого следующего шага. Почему?

В рассказе о детских годах своего героя Пушкин употребляет слово, которое может насторожить внимательного читателя: от «наук, чуждых музыке», Сальери отрекается не только «упрямо», но и «надменно». Думается, что слово «надменность» - это авторский знак, указывающий то черное зернышко высокомерия, из которого разовьется безмерная гордыня Сальери, заставит его превратить искусство в средство достижения особого положения среди людей и даже поставить себя над ними. Но разрыв между ним и людьми становится ощутимее. Вместо того, чтобы искать корни своих бед в себе, он охотнее находит их в ближнем. Сальери еще до появления Моцарта морально готов убить всякого, кто покажется ему подозрительным (вспомним его слова о яде Изоры).

Внутренняя сила Сальери в фанатической вере в незыблемость устоев своего мира, своей системы. Искусство, по его мнению, должно быть подвластно лишь тому, кто овладел им ценой самоотвержения, ценой лишений, вплоть до отказа от своего «я». Искусство превратило его в раба системы. И вдруг эта система начинает рушиться прямо на глазах! Служитель божественной гармонии Сальери уничтожен тем, что обладатель божественного дара вовсе не ищет и не желает искать покоя, а, «служа жалким страстям и земным нуждам», растрачивает бесцельно (как кажется Сальери) свой гений, свою божественную силу. Напрасно он в первой исповеди своей восклицает: «Нет! Никогда я зависти не знал». Напрасно заклинает себя риторическим вопросом: «Кто скажет, чтоб Сальери гордый был // Когда-нибудь завистником презренным. ?» Весь смысл исповеди состоит в попытке выговорить вслух свою язву и облегчить душу от шевелящейся в ней жажды убийства. Теперь он знает, что он завидует: «А ныне - сам скажу - я ныне // Завистник. Я завидую; глубоко, // Мучительно завидую»[4]. Весь первый монолог его ведет именно сюда - к убийству, к отравлению Моцарта.

§3. Решение готово

И вот судьба Моцарта: своим приходом, своим благодушным смехом, своей искренностью, новым проявлением своего творческого гения он снимает в душе Сальери последние сомнения, гасит колебания и закрепляет решимость. Решение готово. Оно уже звучит в этих словах: «Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь; // Я знаю, я». Ты бог – и я призван тебя остановить. Ты бог – и пока ты жив, мне нет на земле ни жизни, ни воздуха. Моцарт счастлив, что нашел в сердце друга созвучие своим созвучиям. У Сальери же созвучия Моцарта породили мысль о яде.

Нет! не могу противиться я доле

Судьбе моей: я избран, чтоб его Остановить, - не то, мы все погибли,

Мы все, жрецы, служители музыки,

Не я один с моей глухою славой.

Сальери - злодей, убийца, но Сальери и жертва своей любви к искусству. Зависть сплетена в его душе с любовью страстной, исступленной. Безжизненная логика иссушила его. Ранее круг его друзей был кругом равных, кругом соратников, у которых можно было учиться, с которыми можно было соревноваться - Пуччини, Глюк, Гайдн. А за Моцартом следовать невозможно, ибо он не учитель, а бог в искусстве, ибо он неповторим. Но если Моцарт неповторим, если его путь в искусстве необычен, то есть - по логике Сальери неправилен, то зачем он?

Однако, обнажив самые тайные, сокровенные пружины помыслов Сальери (тех, в которых тот даже сам себе боится признаться), Пушкин все же не отказывает ему в личной трагедии. Ибо трагедиен герой, раздираемый такими страшными противоречиями: любовью-ненавистью к творцу звуков чудных, постижением и - одновременно отрицанием той гармонии, которую несут эти звуки миру.

§4. Несовместимость гения и злодейства

Когда последняя трапеза начинается, решение Сальери принято окончательно. Мы застаем только конец ужина. Моцарт пасмурен, молчалив, полон смутных предчувствий и на расспросы Сальери рассказывает ему историю своего последнего реквиема. Сальери не знал о реквиеме. И для него это новый удар: «А! Ты сочиняешь Requiem? Давно ли?» Для него неожиданно и присутствие третьего за ужином, ангела смерти, не покидающего Моцарта. Еще нестерпимее для него вопрос Моцарта о Бомарше: «Ах, правда ли, Сальери, // Что Бомарше кого-то отравил?» Но решающий толчок в виде новой раны приходит от Моцарта в последнюю минуту; Моцарт не верит слухам о Бомарше и отравлении:

Он же гений,

Как ты да я. А гений и злодейство - Две вещи несовместные. Не правда ль?

Эта несовместимость гения и злодейства для Моцарта ясна как день. А Сальери внутренне, про себя договаривает: «А я, убийца и отравитель, не могу быть гением». Вот как возникает эта развязка. Глухо, скупо, подавленно, как почти убитый - Сальери спрашивает только: «Ты думаешь?» и бросает яд в стакан Моцарта.

Какой вихрь колебаний, ужаса, победы, мести, торжества, ненависти проносится в душе убийцы в то время, как Моцарт пьет. Сальери слушает реквием и плачет.

Он плачет потому, что замысел, который мучил его, исполнен и исполнен непоправимо. Он плачет потому, что «нож целебный отсек // Страдавший член». Он плачет о том, что гений не злодей - Моцарт, а злодей не гений - Сальери. Доказательство дано окончательно и навсегда: он, Сальери, - завистник, предатель, убийца и злодей. Он убил Моцарта и навеки приговорил себя.

Трагедия уже в том, что Моцарт относится к Сальери как к другу. Трагедия и в том, что Сальери любит Моцарта, которого не любить невозможно, любит в Моцарте все, чем не наделен сам. В Сальери борются восхищение Моцартом с мучительным чувством подчиненности гению. Отравляя Моцарта, Сальери лишает себя последней радости. Ведь никто, кроме «гуляки праздного», не может «наполнить звуками» его душу. Так Сальери предает самого себя.

Глава 2. Игрок

§1. Раб страсти

Зависть - прежде всего скупость и алчность. Она ненасытна, как любопытство; она означает тем самым вечную бедность, вечную заботу, вечно плохое настроение, всякую удачу она превращает в неудачу и оставляет человека бедствовать в безнадежном одиночестве. Таким человеком нам представляется Германн из «Пиковой дамы». Он вообще не знает, что начать, и главной целью его становится обогащение. Герман с холодной расчетливостью подавил в себе все живые чувства, и лишь блеск золота заставлял трепетать его холодное сердце. Он целые ночи проводит у игорных столов, но вступить в игру не позволяет ему расчетливое опасение проигрыша: «Я не в состоянии жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее». И мы не можем упускать тот факт, что он немец, а немцы, как известно, расчетливы и внимательны ко всему.

Рассказ о тайне трех счастливых карт поражает воображение Германна. В подсознании героя сразу все поменялось, он теряет прежнее спокойствие и хладнокровие. Наверное, именно с этого момента Герман начинает вести себя иначе и думает только об одном – ему нужно узнать этот секрет; он предается необузданным мечтаниям: «Что, если старая графиня откроет мне свою тайну! - или назначит мне эти три верные карты!» Жажда золота терзает его, и в беспокойных лихорадочных снах видит он «карты, зеленый стол, кипы ассигнаций и груды червонцев», он «выигрывал постоянно и загребал к себе золото и клал ассигнации в карман». Герой страстно стремится одним прыжком перескочить преграду, отделяющую его от столичной знати.

§2. Игры не по правилам

Он играет с Лизаветой Ивановной. Играет в любовь, но имеет в виду совершенно другую цель: «Деньги – вот чего алкала его душа. «Для Германа деньги – это путь наверх, средство выдвижения из неизвестности». Лизавета Ивановна влюбляется, Германн этим пользуется для проникновения в дом графини. Он превращает ее в слепую помощницу убийства. «Горько заплакала она в позднем, мучительном своём раскаянии». Молча смотрит на Лизу Германн; «ни слезы девушки, ни удивительная прелесть ее горести не тревожили суровой души его» . Герой повел себя очень жестоко по отношению к Лизе, душа ее надломлена обманом.

Германн играет и с графиней. Он готов «подбиться в её милость, — пожалуй, сделаться её любовником»; проникнув в её спальню, он обращается к старухе «внятным и тихим голосом» , он наклоняется «над самым её ухом», то сердито возражает, то обращается к её чувствам, то вдруг, стиснув зубы, «вынул из кармана пистолет». «- Старая ведьма! - сказал он, стиснув зубы, - так я ж заставлю тебя отвечать. с этим словом он вынул из кармана пистолет». Могла ли почти девяностолетняя старуха выдержать внезапное вторжение ночью незнакомого человека, угрожающего ей смертью? Но Германн «не чувствовал утрызенья совести при мысли о мертвой старухе. Одно его ужасало: невозвратная потеря тайны, от которой ожидал обогащения».

Германн черств, бессердечен и на все готов ради денег. Алчность, жажда обогащения постепенно заслоняют в его душе все остальные человеческие чувства. Мы поражаемся, как же он мог угрожать пистолетом старой и беззащитной женщине и не чувствовать угрызения совести. Ведь он – виновник ее смерти. Страшный человек!

§3. Конвульсии страсти

Германн ведёт себя не по правилам, сменяя роли. Весь мир ему кажется игрой, более того, ему кажется, что он управляет этой игрой. Ведь всё получилось: обманул Лизавету, узнал тайну карт. Финал происходит в барской квартире Чекалинского, превращенной в игорный дом. Теперь он явился сюда, уверенный, что наступил час триумфа. Ситуацию игры с окружающими герой пытается перенести на игральный стол: он имитирует игру, а на самом деле знает карты. Долгожданный момент: Герман в последний раз «поставил свою карту, покрыв ее кипой банковых билетов», чувствует в себе демоническую силу, которая сейчас уничтожит его соперника, горячится в этот роковой момент – и теряет удачу. Сказалось громадное психическое напряжение последних дней: роковым образом Германн перепутал карты и проиграл все. Объятый страхом, смотрит он на пиковую даму. «Он не верил своим глазам, не понимая, как мог он обдернуться». Ему мерещится, что пиковая дама «прищурилась и усмехнулась». « - Старуха! - закричал он в ужасе». Германн уже во власти безумия. Он попадает в сумасшедший дом, где непрестанно бормочет: «Тройка, семерка, туз!. Тройка, семерка, дама!. » В одно мгновение он становится нищим, так как потерял все, даже и свои поставленные на карту первоначальные 47 тысяч, добытые многолетним трудом и лишениями.

Другая мотивировка совершившегося заключается в самой психологии карточной игры. Ее непредсказуемые сплетения настолько будоражат воображение, что деньги, ради которых она ведется, обесцениваются: ведь на карту поставлена судьба, твоя и твоих близких, а то и прямо жизнь. Здесь не до мелочных расчетов, здесь хладнокровие отступает в сторону. Это какие-то конвульсии страсти.

Герман падает жертвой своей пагубной страсти, жертвой «златого кумира». Соединение корыстолюбия с огненным воображением приводят Германа к трагическому концу: человек с душой Мефистофеля превращается в душевнобольного. Мечтавший обрести «покой и независимость», он вынужден до конца своих дней беспокойно повторять названия трех роковых карт. «Покой и независимость», счастье, благополучие не могут быть добыты преступлением. Безумие Германа объясняется попыткой перешагнуть через свою природу заменить совесть успехом, душу тузом.

Глава 3. Мститель

§1. Страшное искусство Сильвио

Сильвио - герой повести А. С. Пушкина «Выстрел» - мститель. Словарь В. Даля разъясняет, что «мстить» означает «оплачивать злом за зло, выдавать за обиду». На усмотрение человека представлено - мстить или не мстить. Многие считают, что месть сладка. Сладка лишь тому, кто отвечает натиску незаслуженного злодеяния никогда не ослабевающим натиском ненависти. Для этого он или должен носить в себе огромный заряд ненависти, и тогда это далеко не благородный характер, или он с удовольствием выставляет напоказ силу своих оскорблений, что недостойно мужчины.

Открывается повествование упоминанием «местечка***» и краткой характеристикой однообразного распорядка дня офицеров полка в богом забытом провинциальном захолустье. Затем - «портрет» Сильвио: его характер, его тайна в предельно сжатом изложении и более развернуто - упоминание о его обычном, «главном» занятии: стрельбе из пистолета, где ему путем настойчивых усилий удается добиться высокой ступени совершенства. Стены его комнаты были все источены пулями, все в скважинах, как соты пчелиные. Богатое собрание пистолетов было единственной роскошью бедной мазанки, где он жил. Это антитезное сопряжение: убогая мазанка Сильвио с голыми стенами, иссеченными пулями, и роскошный кабинет графа, - вскоре будет продолжено развитием, уже прямо связанным со страшным искусством Сильвио.

Драматический момент выстрела-развязки исподволь подготовлен. Краткое упоминание (в l-й главе) о единственном постоянном занятии Сильвио шаг за шагом конкретизируется, уточняется. Сразу же зафиксированная в сознании читателя, закрепленная в повторениях тема уже подготовила свое развитие во второй главе: пространный разговор о «хорошем выстреле», с деталями, подробностями, объясняемыми знатоком; не названный в первый момент Сильвио в качестве прекрасного стрелка, и, наконец, прозвучавшее его имя, вызвавшее неожиданный для рассказчика эмоциональный всплеск у его спокойных до сих пор собеседников. Тема, как видим, повторяясь, проходит путь интенсивного развития.

§2. Характеристика героя

Тема Сильвио - тема «страшного» человека. В имени Сильвио есть какой-то особый смысл. Во всяком случае имена у Пушкина помогают понять героев. В латино-русском словаре записано, что «сильва» означает «лес». Тогда Сильвио «лесной», текстовой синоним слов «дикий», «звериный», «свирепый». Все это доказывает, что перед нами личность неординарная, притягательная, незаурядная, способная на многое. Можно найти еще одну связь между именем Сильвио и его характером. Имеется в виду латинская пословица in silvam ligna ferre (носить дрова в лес). Почти во всех европейских языках она строится одинаково. В немецком ей, например, соответствует Holz in den Wald tragen. И только в русском и английском они составлены из иного словесного материала. В русском это - носить воду в решете. В английском более поэтично, поскольку пришло с древнегреческого: носить сов в Афины - to bring owis to Athens. Все эти пословицы используются для характеристики бездеятельности и бездельников. Если учесть, что делом для Сильвио в течение нескольких лет было упражнение в стрельбе, то латинская пословица отразилась в его имени.

Характер героя рельефно, хотя и кратко, обозначен в момент первого знакомства читателя с ним: «. его обыкновенная угрюмость, крутой нрав и злой язык». Ясно, что это взрывной темперамент, необузданный нрав. Это представление и разрабатывается в дальнейшем: «Сильвио встал, побледнев от злости, и со сверкающими глазами сказал. »;

«Пробегая письмо, глаза его сверкали»; «Мрачная бледность, сверкающие глаза и густой дым, выходящий изо рта, придавали ему вид настоящего дьявола»; «При сих словах Сильвио встал, бросил об пол свою фуражку и стал ходить взад и вперед по комнате, как тигр в своей клетке».

§3. Медленно действующий яд

Тема всепоглощающей страсти входит в сюжет. Изображая стремление первенствовать, Пушкин показывает, как оно разрастается в душе героя и заканчивается высшим всплеском напряжения. Сильвио готов к своей страшной мести. На этой волне драматизма автор заканчивает, резко прерывает первую главу.

Вторая глава, завершается триумфом «мрачного» героя, победой не только над противником, но и над самим собой. В момент новой встречи Сильвио - весь напряжение, предчувствие скорого отмщения. Сильвио прицеливается в безоружного соперника не потому, что намерен «пошутить», а чтобы уничтожить его. Но он не стал убивать графа. Ему нужно было увидать страх в его глазах, почувствовать свое торжество. Смерть графа означала бы для него исчезновение единственного свидетеля этого торжества. Отмщение свершилось, пощечина смыта нравственной пыткой-унижением: «Будешь ты меня помнить. Предаю тебя твоей совести» . Но логику его поведения можно увидеть, лишь осознав основную черту его характера: болезненное честолюбие, неспособность быть вторым. Месть горька, как желчь, это - медленно действующий яд. Он поражает сердце и голову человека.

Шесть лет, когда Сильвио ожидал своего «выстрела» сильно его переменили: пропали прежняя спесь и удаль, он уже не так честолюбив, не интересуется внешностью, своим бытом, хотя сохранил благородную привычку быть среди общества и покровительственно его угощать. Не только месть и желание убить графа определяют теперь его цель, а необходимость достойно ответить на смелый вызов противника, не быть униженным его превосходством, его бесстрашием. «Что пользы мне, подумал я, лишить его жизни, когда он ею не дорожит? Злобная мысль мелькнула в уме моем». Через шесть лет Сильвио способен признаться другому человеку о своей «злобной мысли». И его товарищ, рассказчик, выслушав историю и признание, испытывает «странные, противоположные чувства». Сильвио по-прежнему охвачен местью, но он теперь может видеть и осмысливать всю ситуацию со стороны; спасает его, помогает преодолеть честолюбие благородство. «Мне всё кажется, что у нас не дуэль, а убийство», - говорит герой произведения.

Сильвио по времени предстает в четырех моментах своей жизни: когда он в полку, молод, привыкший первенствовать, буянить и хвалиться пьянством. Через шесть лет в ожидании выстрела: усмиренный, размышляющий, но все еще жаждущий отмщения, при встрече с графом, когда выстрел произведен мимо соперника, и в конце жизни, когда он гибнет в Греции, в отряде этеристов «во время возмущения Александра Ипсиланти». Сильвио в своей жизни пережил перемену, перерождение, возрастание: отложенный выстрел помог герою найти свое человеческое достоинство, закончить жизнь с честью

Заключение

В своих произведениях Пушкин показал странный, страшный конфликт двоих, конфликт, ведущий к смерти одного из них. Люди, задумавшие злодеяние, - натуры «упрямые», надменные, волевые. Они не могут вынести того, что лишились успеха, хотя успех их был временно-условный. Возникает ненависть лишенного к обладающему, это злоба на чужое преимущество, ненавистная жажда отнять у другого это преимущество или погасить его совсем.

Перед нами тип людей, в душе которых живет убийца. Причем месть затаилась и вынашивается в течение некоторого времени. Мы не знаем тайных мук Сильвио. Но нам страшно подумать, что этих мук просто не было, что герой однажды выбрал жертву и хладнокровно готовится к убийству. Зато за душевной борьбой Сальери мы следим шаг за шагом. Германн ищет случая перескочить из одного сословия в другое - это трезвый расчет, не исключающий преступления. Все просчитано, выверено, подготовлено и происходит в тот момент, когда действие достигает наивысшего напряжения: герой знает в себе злодея. Разрешение конфликта разное: свершилось зло, наступило облегчение у Сальери, и он плачет, но не от раскаяния, а смутно предчувствуя свою богоотверженность. Сильвио не стал убивать графа, но жесточайшим образом помучил его и его жену. Безумие Германа выступает как расплата, так как голос совести в нем оказывается не побежденным до конца.

Пушкин затронул тему злодеяния, тему преступления (переступления через евангельские заповеди), и показал, что зло порождает зло, преступление против человека ведет к отчуждению от общества, убивает в самом преступнике человека. Мы видим, что зависть в любой момент может полностью овладеть человеком, а это приведет к непоправимым последствиям. Ведь силы зла стремятся побольше осквернить, поработить, прочнее привязать к себе на службу как уже сильно оскверненного человека (служителя зла), так и слабо оскверненного человека (борца со злом). Люди, порабощенные злом, производят ужасные действия среди себе подобных, и, таким образом, это приносит страдания, смерть, нарушает гармонию мира. Да и сами «рабы зла» в конечном результате испытывают сильные мучения из-за своих «демонов».

Проблемы, поднятые Пушкиным современны. Александр Сергеевич помог мне понять, что жизнь вокруг нас и в каждом из нас есть величайшая тайна, требующая серьезного, глубокого отношения, полной отдачи. За это жизнь дарит нам ощущение счастья, гармонии, полноты существования. В конечном счете - это и есть идеал каждого из нас. И в Пушкине идеал был воплощен в полной мере. Поэтому он и есть наш идеал, вечно живой, вечно с нами.

Комментарии


Войти или Зарегистрироваться (чтобы оставлять отзывы)