Общество  ->  Религия  | Автор: | Добавлено: 2015-03-23

Сюжеты Ветхого Завета в творчестве Анны Ахматовой

Многим людям близка тема, касающаяся Бога. Но все по-разному ее воспринимают. Одни начнут чаще ходить в храм и читать соответствующую литературу, другие напишут замечательные картины, кто-то придумает музыку, а кто-то пишет стихи. Меня очень заинтересовала тема Ветхого завета в творчестве Анны Ахматовой. Ведь чтобы написать стихи надо очень ясно представлять себе то, о чем ты хочешь сказать в своих стихах. Но толкование Библии - дело очень не простое. Тут не может быть точных утверждений, единственно правильных мыслей. Поэтому и все произведения искусства, написанные на религиозную тему, разные. Все они на одну общую тему, но у них есть весомые различия. Я бы хотела затронуть творчество Анны Ахматовой и непосредственно тему Ветхого завета в ее произведениях.

Степень разработанности проблемы невелика. Существуют отдельные вопросы , на которое акцентируют внимание ученые - литературоведы ( кто то доказывает что она христианский поэт, а кто то доказывает что она использует христианские сюжеты)

Но потребность восполнить пробел определяет актуальность выбранной темы проекта.

Выделяется противоречие между интересом к творческому наследию Анна Ахматовой и недостаточной изученностью религиозности ее творчества.

1. Анна Ахматова - христианский поэт

Анна Андреевна Ахматова (фамилия при рождении Горенко; родилась 11 (23) июня 1889 года в г. Одесса) — русский поэт, писатель, литературовед, литературный критик, переводчик; один из крупнейших русских поэтов XX века. Кроме художественного творчества, Ахматова известна своей трагической судьбой. Хотя сама она не была в заключении или изгнании, репрессиям были подвергнуты двое близких ей людей (её муж в 1910—1918 гг. Н. С. Гумилёв расстрелян в 1921; Николай Пунин, спутник её жизни в 1930-е годы, трижды арестовывался, погиб в лагере в 1953 году) и единственный сын Лев Гумилёв (провёл в заключении в 1930—40-х и в 1940—50-х гг. более 10 лет). Опыт жены и матери «врагов народа» отражён в одном из наиболее известных произведений Ахматовой — поэме «Реквием». Признанная классиком отечественной поэзии ещё в 1920-е годы, Ахматова подвергалась замалчиванию, цензуре и травле, многие её произведения не были опубликованы не только при жизни автора, но и в течение более чем двух десятилетий после её смерти. При этом её имя вплоть до конца жизни окружала слава среди широких кругов почитателей поэзии, как в России, так и в эмиграции.

Анна Ахматова вписала яркую страницу в историю мировой поэзии. Ее творчество богато и разнообразно. Многие ученые обращались к анализу ее лирики, исследовали проблемно-тематическое содержание и поэтику ахматовских произведений. Творчество Анны Ахматовой, как и многих других поэтов «серебряного века», отличается повышенным интересом к религиозной тематике. Этот интерес обусловлен своеобразием мироощущения, особым состоянием души поэта. Наиболее полное сюжетное развитие образы вечной книги получили в маленьком цикле Ахматовой «Библейские стихи». Этот цикл был написан в 1920-е годы и включал три стихотворения: «Рахиль», «Лотова жена» и «Мелхола». Этот цикл вошел в сборник «Anno Domini», название которого (в переводе с латинского — «Благословение Господне»).

Анна Ахматова очень бережно относилась к библейским текстам, стараясь максимально точно следовать первоисточнику. В то же время ее произведения вовсе не являлись простым поэтическим пересказом ветхозаветных легенд. Она стремилась не только сохранить и передать мироощущение древнего человека, но и приблизить легендарные истории к современному читателю, подчеркнув психологизм изображаемой ситуации.

Постановление Оргбюро ЦК ВКП (б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград» от 14 августа 1946 года: «Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Её стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, эстетства и декадентства, «искусстве для искусства, не желающей идти в ногу со своим народом наносят вред делу воспитания нашей молодежи и не могут быть терпимы в советской литературе».

Доказывать, что Анна Ахматова была христианским поэтом, не приходится. Слишком явна христианская тональность ее поэзии, слишком отчетливы свидетельства о ней или ее собственные, хотя редкие, высказывания. Известное «утешительное» письмо Пастернака 1940 года, в котором он называет ее «истинной христианкой». «У нее, и в этом ее исключительность, не было эволюции в религиозных взглядах. Она не стала христианкой, она ею неизменно была всю жизнь». Религия расширяла сферу красоты, включая и красоту чувства, и красоту святости, и красоту церковного благолепия. С годами поэзия Ахматовой становится в духовном плане более уравновешенной и строгой, усиление гражданского звучания сопровождается углублением изначально присущего ей христианского мироощущения, мыслью о сознательно избранном жертвенном пути.

Но самые сокровенные чувства почти зашифрованы, утаены от профанного взгляда; часто, чтобы проследить до конца мысль поэта, необходимо уловить особую роль той или иной интонации, слова, цитаты. О сдержанном целомудрии творчества Ахматовой писал В. М. Жирмунский: "Она не говорит о себе непосредственно, она рассказывает о внешней обстановке душевного явления, о событиях внешней жизни и о предметах внешнего мира, и только в своеобразном выборе этих предметов и меняющемся восприятии их чувствуется подлинное настроение, то особенное душевное содержание, которое вложено в слова"4. Действительно, у Ахматовой почти нет чисто религиозных стихотворений, она редко говорит о предметах веры напрямую. "Церковные имена и предметы никогда не служат ей главными темами; она лишь мимоходом упоминает о них, но они так пропитали ее духовную жизнь, что при их посредстве она лирически выражает самые разнообразные чувства", - отмечал К. И. Чуковский.

Даже цитируя, Ахматова редко заявляет не свои слова как цитату, хотя обычно имеется довольно определенная отсылка к тексту или событию. Каждая из реминисценций нуждается в интерпретации и комментарии; в данной статье придется ограничиться несколькими примерами.

В стихотворении "Дал Ты мне молодость трудную. " (1912) - ряд евангельских реминисценций, значимых в общем покаянном тоне стихотворения. Так, отсылают к Евангелию строки: "Господи! я нерадивая, Твоя скупая раба" (с. 62). У этих, казалось бы, общих слов есть точный адрес. Это притча о злом рабе (Мф. 18, 23-35), которому хозяин (Господь) простил огромный долг, но тем не смягчил ожесточенного, скупого сердца. О "нерадивом рабе" сказано у Матфея (25, 14-31) и у Луки (19, 12-27) в притче, известной в обиходе как притча о талантах (минах). У нее есть одна особенность: в обоих источниках она звучит в контексте слов Христа о Втором пришествии. Эсхатологическкй характер притчи заявлен в первой же фразе: "Итак бодрствуйте; потому что не знаете ни дня, ни часа, в который приидет Сын Человеческий" (Мф. 25, 13). Похожий текст мы находим и у Луки.

Притча о талантах - это притча о Суде, об ответственности, которую человек несет за собственную жизнь как за дар Бога, о воздаянии за внутреннюю способность понять и принять свое назначение, ибо ". имеющему дастся и приумножится; а у не имеющего отнимется и то, что он имеет" (Мф. 25, 29). О верном и нерадивом рабах говорит Христос еще в одной притче - с призывом к постоянному "бодрствованию" ввиду того, что никому не известен час Пришествия Сына Человеческого (Мф. 24, 42-51; Лк. 12, 36-48). Это пророчество Ахматова затем недвусмысленно повторила: "Скоро будет последний суд" ("Как ты можешь смотреть на Неву. ", 1914, с. 83).

В "Песне о песне" ;(1916) евангельская цитата звучит в общем контексте размышлений о пути и предназначении поэта, здесь - не только избранника, но и Божьего раба, в простоте сердца исполняющего "все повеленное" и не требующего какой-то особенной благодарности или мзды за свой труд. В связи с этим вспоминается вопрос о стихах, заданный примерно в то же время оптинскому старцу Нектарию (Тихонову), с которым уже после революции Ахматова имела несколько бесед. "Заниматься искусством можно, как и всяким делом, как столярничать или коров пасти, но все это надо делать как бы перед взором Божиим. Есть и большое искусство - слово убивающее и воскрешающее (псалмы Давида, например), но путь к этому искусству лежит через личный подвиг художника, это путь жертвенный, и один из многих тысяч доходит до цели", - сказал старец.

Смиренный, как известно, просит у Бога только сил, терпения и благословения на труд. Именно такого благословения на общее дело просит героиня стихотворения: "Я только сею. Собирать /Придут другие. Что же! И жниц ликующую рать Благослови, о Боже!" . Сравним: "Жнущий получает награду и собирает плод в жизнь вечную, так что и сеющий и жнущий вместе радоваться будут. Ибо в этом случае справедливо изречение: "один сеет, а другой жнет""

С пониманием поэзии как благословенного труда и поэта как "Божьего раба" в самом широком смысле слова, включающем и избранничество, и жертвенность, и смиренное сознание своей немощи, и то "послушание", благую подневольность, что основывается на полном доверии Творцу, связано стихотворение "Я так молилась: "Утоли. "" (1913). Тема отвергнутой жертвы как наказания или особого испытания, посылаемого призванному на высокое служение, не случайна у Ахматовой. Возможно, это связано с эпизодом жития св. праведной Анны, празднуемым 9/22 декабря как церковный праздник Зачатия св. Анной Пресвятой Богородицы. В этот день отмечается память еще одной святой Анны - пророчицы, а также иконы Божией Матери, именуемой "Нечаянная радость". .

В стихотворении появляется "Дым от жертвы, что не мог взлететь к престолу Сил и Славы, а только стелется у ног, молитвенно целуя травы. " Сложное учение о видах жертв, характере, способе и цели их принесения подробно изложено в Ветхом завете. Там мы находим и мотив небесного огня, попаляющего жертву праведного, и признаки Божьего "отношения" к приносящему жертву. Стелющийся по земле дым - знак неблагоприятный; так, например, в повествовании о жертвах Авеля и Каина. Об одной из самых знаменательных жертв рассказывается в III Книге Царств. Ее принес пророк Илия на горе Кармил во время испытания силы Бога Израиля и Ваала. Знаком победы должен был послужить небесный огонь, попаляющий жертву (тушу тельца) без участия огня земного. Усилия жрецов Ваала были бесплодны, тогда как по молитве Илии на жертвенник, залитый к тому же водой, "ниспал огонь Господень". .

Прося у Бога милости, героиня вспоминает и евангельские исцеления слепых и немых: "Так я, Господь, простерта ниц: / Коснется ли огонь небесный / Моих сомкнувшихся ресниц И немоты моей чудесной?" . В Евангелии физическая немощь часто - знак немощи духовной. Так сомкнувшая ресницы слепота означает не только внешний мрак, но и помрачение души - грехом или неверием. Как в рассказе об исцелении слепых: "Веруете ли, что Я могу это сделать?" -. "ей, Господи!" -. - И открылись глаза их" . В христианской традиции немота - нередко и знак "высшего знания", соприкосновения с реальностью иного мира, особый аскетический подвиг безмолвия. Молчание есть добродетель и награда "будущего века". Посвященный в последнюю тайну молчит - от полноты знания. Немота бывает таинственна и священна. У Ахматовой она "чудесна". В соответствии с принципом своеобразного выбора предметов внешнего мира, столь значимым, по мысли В. М. Жирмунского, для Ахматовой, находятся связанные с религией реалии, которых немало в ее стихах. Касаясь здесь лишь внешней, фактической стороны вопроса, хочется все же отметить, что значение этих реалий не ограничивается воссозданием внутреннего облика героини, но распространяется на область символов и знаков.

В стихотворении "Стал мне реже сниться, слава Богу. " , где явно присутствует восприятие о Светлой Седмице, единственной в году, когда весь день действительно не замолкают звоны колоколен, на которые пускают всех, желающих таким образом возвестить о Воскресении Христовом, есть загадочные в своей невнятности, столь редкой и непривычной у Ахматовой, строки: "Здесь всего сильнее от Ионы - Колокольни Лаврские вдали". Иону в лучшем случае трактуют как "Ионинский монастырь в Киеве". Но подобного монастыря в Киеве не было и нет. Речь идет о киевском Свято-Троицком мужском монастыре, расположенном на правом берегу Днепра, в нескольких километрах от Киево-Печерской лавры. Он был основан и отстроен подвижником - старцем Ионой, не успевшим увидеть исполнения заветной мечты - окончания постройки грандиозной колокольни, для которой, впрочем, он успел приобрести в 1896 году колокол весом 1150 пудов. Старец Иона скончался 9 января 1902 года, приняв схиму с именем Петра 8.

Упоминание о другой киевской святыне мы находим в позднейшем стихотворении "Широко распахнуты ворота. ": "И темна сухая позолота Нерушимой вогнутой стены" В этих строках говорится о знаменитом мозаичном золотофонном изображении Богоматери Оранты в конхе абсиды алтаря Софийского собора, имевшем, как считалось, чудотворную силу. Этот иконографический тип, напоминающий верующим об особом молитвенном предстательстве и заступничестве Божией Матери за весь мир, получил в народе название "Божья Матерь Нерушимая Стена" (память 31 мая и в Неделю Всех Святых).

В реальном комментарии нуждается и ранняя поэма Ахматовой "У самого моря" (1914), например следующий ряд строк: "И мне монах у ворот Херсонеса /Говорил: "Что ты бродишь ночью?"; ". я стану монахом. y вас в Херсонесе"; "В нижней церкви служили молебны"; "И приносил к нам соленый ветер Из Херсонеса звон пасхальный". Слово "Херсонес" в современном сознании вызывает прежде всего образ раскопок античного города и не связывается ни с монастырем, ни с пасхальным звоном. Но в поэме упоминается именно православный херсонесский мужской Свято-Владимирский монастырь.

История основания в окрестностях Севастополя этого монастыря связана с открытием во время археологических раскопок 1848 года архиепископом херсонесским Иннокентием и графом Уваровым на центральной площади Херсонеса, пустынной, мертвой Корсуни, где, как считалось, был крещен князь Владимир.

Уже 4 мая 1850 года на этом месте состоялось торжественное открытие мужского монастыря, а в 1853-м освящена небольшая церковь во имя св. равноапостольной княгини Ольги. Во время Крымской войны монастырь сильно пострадал, но вскоре был восстановлен и в 1861 году получил степень первоклассного. Упоминаемый в поэме храм был заложен при участии Александра II, построен по проекту академика Гримма и освящен во имя св. равноапостольного князя Владимира. В основу проекта легла ранневизантийская базилика: план в виде равностороннего креста, множество колонн и тройных окон, большое круглое внутреннее пространство, перекрытое полусферическими куполами. Церковь была двухэтажная, со множеством приделов. В нижнем этаже, "нижней церкви", престол был освящен во имя Рождества Пресвятой Богородицы. Там сохранялись остатки древнего храма - предполагаемого свидетеля крещения св. Владимира, указано место купели. Сложная символика поэмы связана, впрочем весьма опосредованно, с евангельскими событиями, воспоминанию которых посвящены Страстная и Светлая Седмицы. Так, сюжетная линия "мертвого жениха" имеет, помимо мифологического, символического, культурно-исторического и прочих аспектов, определенную аналогию в службах Страстной и Светлой. В таком случае "жених" - "Царевич", Сын Царя Царствующих и Бога Господствующих; ожидающая его появления девушка - "мудрая дева" из притчи, "Христова Невеста", по примеру св. великомученицы Екатерины отвергшая земного жениха ради того, кто возьмет ее в Царство. Тогда строки: "Слышала я - над царевичем пели: "Христос воскресе из мертвых", - / И несказанным светом сияла «Круглая церковь»- можно интерпретировать не только как описание отпевания по пасхальному чину, но и как возглашаемый над Плащаницей (кстати, тема Плащаницы звучит в поэме очень отчетливо) тропарь (глас 5): "Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав", что следует сразу за стихирой (глас 5) "Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небесех. ", открывающей Пасхальную заутреню. Напомним также, что Кувуклия - часть храма Гроба Господня в Иерусалиме - имеет круглую форму, сродни ротонде. .

Вообще, тематика Страстной (и связанное с ней понимание личной жертвы, жизни как крестного пути, идеи искупления и высокого смысла страдания) занимает особое место в поэзии Ахматовой. В ранний период она особенно сильна в стихах о войне 1914 года, событиях 1917 года и неотрывных от них личных утратах. Здесь происходит и определенное переосмысление задач и подвига поэта-христианина и патриота. В свете тех же событий начинает отчетливо звучать тема "последних времен", приближения Антихриста, конца света и Страшного Суда. Тема "исполняющихся сроков" и сбывающихся пророчеств.

Вся Россия знала, что день объявления войны пришелся на день памяти старца Серафима Саровского. Канонизация и обретение мощей преподобного, издавна чтимого и простым народом, и царской семьей, без преувеличения всколыхнула Россию. Появились многочисленные свидетельства о преподобном, в том числе знаменитая чичаговская "Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря". Стали широко известны и казавшиеся в то время несбыточно-страшными пророчества старца о судьбах России. Среди прочего он говорил: "До рождения Антихриста произойдет великая продолжительная война и страшная революция в России, превышающая всякое воображение человеческое, ибо кровопролитие будет ужаснейшее. " Однако, открывая в подробностях страшную судьбу Отечества и Церкви, старец утешал: "Но Господь помилует Россию и приведет ее путем страданий к великой славе!"

Существуют также свидетельства о письме старца, адресованном "Императору Николаю II", которое было написано задолго до рождения последнего русского императора, где полностью был предсказан его путь, отречение и кончина11. С темой этого предсказания перекликаются ахматовский цикл "Июль 1914" и примыкающие к нему по смыслу стихотворения "Утешение", "Молитва", "Памяти 19 июля 1914 года" и некоторые другие. Апокалиптические строки из "Июля 1914": "Сроки страшные близятся. Скоро Станет тесно от свежих могил. Ждите глада, и труса, и мора, И затменья небесных светил" (с. 97), кроме того, - прямая цитата из Нового завета. Слова Христа о последних временах особенно подробно переданы у Матфея (гл. 24) и у Луки (21, 9-11 и 25-27). В Евангелии от Луки читаем: "Когда же услышите о войнах и смятениях, не ужасайтесь. Ибо этому надлежит быть прежде: но не тотчас конец. восстанет народ на народ и царство на царство; будут большие землетрясения по местам, и глады, и моры, и ужасные явления, и великие знамения с неба. " (Лк. 21, 9-11). Но, по обетованию Христа, после страданий придет великое утешение. Об этой же надежде говорится в стихотворении: "Богородица белый расстелет Над скорбями великими плат" , - пишет Ахматова, вспоминая один из любимейших на Руси праздник Покрова Пресвятой Богородицы, связанный с надеждой на особое заступничество Богоматери. Впрочем, заключительные строки цикла возвращают читателя к переживаниям Страстной, без которых "слава лучей" ("Молитва") невозможна. .

"Ранят Тело Твое пресвятое /Мечут жребий о ризах Твоих" (с. 97) - это переложение строк из 21-го псалма Давида: "Разделиша ризы моя себе, и о одежди моей меташа жребий" (Пс, 21, 19). Это пророчество о страданиях Спасителя повторено в одном из Страстных Евангелий, читаемых за вечерней службой Великого четверга: "Воины же, когда распяли Иисуса, взяли одежды его и разделили на четыре части, каждому воину по части, и хитон; хитон же был не сшитый, а весь тканый сверху. Итак, сказали друг другу: "Не станем раздирать его, а бросим о нем жребий, чей будет, - да сбудется реченное в Писании: "Разделили ризы Мои между собою и об одежде Моей бросали жребий"" (Ин. 19, 23-24). Эти же слова слышим мы в Прокимне (глас 4) Утрени Великого Пятка.

Так цикл "Июль 1914" напоминает России о грядущем кресте. А о будущей крестной славе говорит "Молитва", в которой звучит уже, продолжая тему Страстной, ликующее предощущение Воскресения, так точно переданное в последнем, 15-м антифоне Утрени Великого Пятка: ". поклоняемся страстем Твоим, Христе, покажи нам и славное Твое Воскресение". Мотив сораспятия как добровольного отречения ради высокой цели от всего, что дорого на земле, - ведущий в "Молитве". И не случайна в этом контексте строка: "Так молюсь за Твоей литургией". Ведь литургия и есть "бескровная жертва", прообраз жертвы Голгофской. Вспомним: в предельно насыщенной и вместе с тем сдержанной поэзии Ахматовой случайностей нет; так, значима и не случайна рифма "литургией - Россией", сближающая таинственные смыслы.

Но не только эта предельно высокая нота звучит в религиозной тематике Ахматовой. Существенное место, особенно в ранней лирике, занимают произведения, среди которых показательно, например, такое, как "Под крышей промерзшей пустого жилья. " . Перечисление названий читаемых книг - всегда знак определенного внутреннего состояния человека. "Читаю посланья Апостолов я. ". К этой книге учительного характера люди издревле обращались в трудную минуту и в поисках ответа на мучительный вопрос. Эта книга - опора, книга - безусловный авторитет.

С другой стороны, "слова Псалмопевца", т. е. Псалтырь царя Давида - одна из любимейших книг православной Руси. В этом необычном сборнике религиозной лирики сосредоточены чувства, страдания, радости, невзгоды и обретения живой человеческой души. Психологическая и духовная универсальность Псалтыря, в сочетании с художественным своеобразием делает ее собеседником на все времена. Ее пронизывает чувство особой близости Бога, ощущение возможности обо всем попросить, пожаловаться, даже пороптать. Псалтирь - это и источник поэтического вдохновения, воплотившегося в целую традицию стихотворных переложений. По церковному верованию, Псалтырь отгоняет бесов, помогая справиться с растерянностью и отчаянием, благодарно принять печаль и радость. В чтении Псалтыря находит успокоение и утешение и героиня стихотворения, охваченная сложными, противоречивыми чувствами. .

"А в Библии красный кленовый лист Заложен на Песни Песней". "Песнь Песней" - одна из книг, связанная с именем царя Соломона, лишь обыденному, не воцерковленному сознанию кажется странным, чуть ли не эротическим "всхлипом плоти", непонятно как ворвавшимся в строгую гармонию священных гимнов. Предельно близкое, "родное" ощущение Бога, растворение в Боге всей личности вплоть до житейских мелочей и земных эмоций, вообще характерное для Ветхого завета, особенно ярко проявилось в "Песни Песней". Внешний, событийный ее ряд - история последней любви царственного мудреца - имеет для христианина некий таинственный высший смысл: это вдохновенная песнь о "романе" души и Бога, Христа и Церкви. "Я Господу сердце свое отдала", - пишет Ахматова в первой строфе, не вошедшей в основной текст стихотворения. "Песнь Песней" славит ту божественную любовь, слабой тенью которой мыслится даже самое глубокое земное чувство, - ту любовь, которая есть имя Бога и которую монастырские старцы сравнивали с "неким опьянением", а Христос уподобил отношениям жениха и невесты, мужа и жены - земному браку как отражению жертвенной, всепоглощающей любви. .

Думается, Ахматовой, особенно в ранний период творчества, весьма близок именно библейский взгляд на мир, когда все, что не грех, благословенно. Богатство, раздолье, буйство чувств, вся "прелесть милой жизни" ("Эпические мотивы. 3", 1915, с. 160) для Библии - "добро есть". Дух самоотречения и аскезы не превалирует в Ветхом завете; Библия, напротив, как бы сакрализует, освящает мирскую жизнь, принимая и понимая в ней, кажется, все, кроме богоотступничества, разрушения и разврата. Она, в общем, достаточно снисходительна к заблуждению, по-отечески мягка в отношении грешника; она допускает и откровенное любование "дольним миром", и "вопль души". Библейское цветение и разнообразие чувств и красок точно переданы Ахматовой в цикле "Библейские стихи": "Рахиль" , "Лотова жена" , "Мелхола" . Именно библейское мироощущение позволяет невесте открыто, даже чувственно желать жениха, как будущего мужа и отца детей, отцу - идти на хитрость ради счастья неудачливой дочери. ". Каждый простится обман во славу Лаванова дома". Подобное мироощущение - отстаивание права просто жить, любить, рожать, строить, воевать, петь, плакать и молиться, грешить, каяться и снова жить, полноценно и ярко. Библия оставляет человеку право на "любовь, что сильнее смерти", даже к падшему и погибающему в грехах "городу и миру". "Содому" "Лотовой жены", Петербургу Ахматовой, как и Городу Булгакова, любимому и грешному, "платящему по счетам", но не до конца забытому Богом (хотя бы в лице праведников). Мотив наказанной любви-жалости к родному городу-преступнику, так болезненно и ярко прозвучавший в "Лотовой жене", проходит через все творчество Ахматовой, вплоть до "Реквиема", "Поэмы без героя", военных стихов и "Царскосельской оды". .

Необходимо отметить, что в момент увлечения у Ахматовой "библейский взгляд" переходит в "поминание имени Божия всуе", в "бытовое" православие в негативном смысле слова, а то и, как говорилось выше, в кощунство. Примеров "бытовых" кощунств не так уж мало в ранней поэзии Ахматовой. .

В этом смысле весьма характерно, при всех неоспоримых литературно-художественных достоинствах, стихотворение "Был блаженной моей колыбелью. ". "Солеёю молений" своих именует героиня любимый город. Но солея, возвышение перед алтарем, отделенное тремя ступенями от основного пространства храма, вовсе не место для подобных "молений" (иными словами, исполнения стихов), тем более дамы. На солее молится клир: поет хор, возглашает ектеньи и читает Евангелие дьякон; солея предназначена для Малого и Великого входов священнослужителей во время литургии, в центре солеи, на амвоне, напротив Царских врат, стоит священник, произнося Светильничные и другие молитвы, говоря проповедь; отсюда он причащает народ, благословляет, подает после службы крест. В контексте этого стихотворения "жених", указавший героине "путь осиянный", конечно, не Жених Небесный св. Екатерины и вообще даже не жених, будущий законный супруг, а просто возлюбленный, и "путь", указанный им, освещен вполне земной страстью. Присутствующие при этом "молодые Серафимы" как-то не связываются с ближайшими к Богу Ангелами, но более похожи на пухлых барочно-порочных херувимчиков XVIII столетия. В стихотворении они держат венки над "торжественной брачной постелью" той же светской дамы. Не случайно в качестве поводыря слепой души здесь появляется Муза. .

Таков же дух стихотворения "Будем вместе, милый, вместе. " В нем страсть вполне кощунственно отождествляется с христианским таинством брака, прообразующего, как известно, мистический союз Христа и Церкви. Соответственно и "эта церковь" (не "храм" ли "любви" с "алтарем Венериным"?) именно "сверкала" и именно "неистовым сияньем", что может напомнить и о главном обольстителе по имени Денница-Люцифер. .

Подобного же рода игривостями "в стиле модерн" изобилует и "Побег" (1914), где нательный крестик выступает в роли амулета, приносящего удачу в любовных делах, а "свет нетленного дня" встреченный "на палубе белой яхты", имеет, пожалуй, тот же источник, что и вышепоименованные "осиянный путь" и "неистовое сиянье". В этом смысле определенным апофеозом видятся строки из прекрасного с чисто литературной точки зрения стихотворения "Тяжела ты, любовная память!. " : "Для того ли я, Господи, пела, Для того ль причастилась любви!". Православная христианка, какой была Ахматова, не могла не знать, что таинство Причащения - величайшее в Православной Церкви, что оно являет благодатное соединение человека с Христом в результате пресуществления вина и хлеба. Причаститься может только крещеный верующий, приготовивший себя молитвой, постом и покаянием. В данном же стихотворении "причастие любви" ассоциируется не с христианством, а чуть ли не со стилистикой "черной мессы", хлыстовства или распутинских бесчинств. Ведь здесь, очевидно, под "любовью" понимается страсть, земная и неистовая. Вполне понятно, что после такого "причастия" возникает на горизонте "осиянное забвение" "Мастера и Маргариты" и самоубийственное желание отравы и немоты..

Некоторую вину "неблагочестия" и свою лично, и своей эпохи, Ахматова, с ее верным духовным чутьем, безусловно, ощущала. И далеко не случайно в ее поэзии рядом с темой искупительной жертвы возникает именно тема расплаты, вины и праведного Суда. Тема сложная, неисчерпаемая, как все, что связано с глубинными пластами творчества этого великого поэта XX века.

В своем произведении «Исповедь» Анна Ахматова описывает великое таинство православной церкви- исповедь. Исповедь - это праздник для нашей души, для ангела хранителя и конечно для нас. Исповедь -таинство, во время которого Господь прощает через посредство священника, грехи.

К исповеди призываются все люди достигшие 7-летнего возраста. Исповедоваться можно в любое время и в любой обстановке, но общепринятой является исповедь в храме — во время богослужения или в специально назначенное священником время (в особых случаях, например, для исповеди больного на дому, нужно индивидуально договориться со священнослужителем). Исповедующийся человек должен быть крещёным членом Православной церкви, сознательно верующим (признающим все основы православного вероучения и сознающим себя чадом Православной Церкви) и раскаивающимся в своих грехах. Законным тайносовершителем может быть только православный священник или архиерей. Священник обязан хранить тайну исповеди, то есть он не может никому пересказать то, что услышал на исповеди. Священник, как правило, исповедует перед аналоем на котором находятся Крест и Евангелие. Пришедшие на исповедь становятся на некотором расстоянии от аналоя (чтобы не мешать и не слышать чужую исповедь). Когда настаёт их очередь — подходят к аналою, склоняют голову или, по желанию, стают на колени (но в воскресные дни и великие праздники, а также от Пасхи до дня Святой Троицы коленопреклонения отменяются). Обычно священник покрывает голову кающегося епитрахилью, молится, спрашивает, как зовут исповедующегося и что он желает исповедать пред Богом, но иногда епитрахиль надевается на голову кающегося только во время чтения священником разрешительной молитвы. Все эти особенности Ахматова смогла выразить в своем стихотворении

К столетнему юбилею Анны Ахматовой, выпавшему на рубеж 1980-х и 1990-х годов, вышли новые издания сочинений поэта, работы мемуарно-биографического характера, монографии, сборники научных статей и тезисов выступлений на конференциях. Особенно ценными являются воспоминания Л. К. Чуковской, А. Г. Наймана, В. Виленкина, семьи Ардовых, Н. Я. Мандельштам, И.  Бродского и других писателей, близко знавших Ахматову и оставивших живые свидетельства ее преданности церковному вероучению.

Для исследовательницы М. С. Руденко религиозные образы в поэзии Анны Ахматовой стали предметом диссертационного изучения. М. С. Руденко пишет, что «вера в Бога носит у Анны Ахматовой характер идеологии, а не «руководства» в ежедневной жизни», что вера «углубляет и расширяет творческие возможности, помогает создать неповторимый образно-символический строй поэтической речи, но никогда не поглощает всего существа ахматовской героини, прежде всего - женщины и поэта».

Отец Михаил Ардов писал: «Больше всего написанного на свете Ахматова любила Библию. Она великолепно знала Ветхий и Новый Завет. К цитатам из Писания она часто прибегала как в жизни, так и в творчестве. ».

«Во время одного из наших свиданий в 1915 году, - вспоминает Б. Анреп, - я говорил о своем неверии и о тщете религиозной мечты. Анна Ахматова строго меня отчитывала, указывала на путь веры как на залог счастья. «Без веры нельзя».

В воспоминаниях Анны Ахматовой о Н. С. Гумилеве - следующая знаменательная запись: «Когда в 1916 году я как-то выразила сожаление по поводу нашего в общем несостоявшегося брака, он сказал: "Нет - я не жалею. Ты научила меня верить в Бога и любить Россию"».

В. Ардов писал: «Я склонен полагать, что Ахматова как бы святая, так как она не обладала никакими пороками, была необыкновенно добра. Она была очень верующая. Главное, она чтила христианскую этику».

А. Найман: «В советские годы, когда регулярное посещение церкви было для поэта практически невозможно, она по-прежнему говорила о себе как о человеке верующем, а время отмеряла по церковному календарю: "светлый, светлый Духов День", "Страстная неделя", "Святки", "разрешенье вина и елея", "канун Крещения"».

В. Виленкин: «. на вопрос, верит ли она в Иисуса Христа не только как в историческую личность, Ахматова ответила: "разумеется, - как и все более или менее интеллигентные люди"».

И. Бродский: «В разговорах с ней, просто в питье с ней чая или, скажем, водки ты быстрее становился христианином - человеком в христианском смысле этого слова, нежели читая соответствующие тексты или входя в церковь. Роль поэта в обществе сводится в немалой степени именно к этому».

Ахматова была не только верующим, но и «церковным» человеком. Ее «церковность» «включала в себя интерес к церковной архитектуре, к житиям святых, церковной службе и церковному календарю. В церкви она вела себя уверенно, чувствовала себя в родной обстановке».

Когда А. В. Любимова в разговоре с Ахматовой в послеблокадном Ленинграде посетовала, что чувствует себя виноватой за то, что осталась в живых, и что «оставшихся в живых, надо как-нибудь, хоть немного наказать», Ахматова сказала: «Наложить покаяние».

Записные книжки Ахматовой пестрят заметами, касающимися церковных праздников. Так, в рабочей тетради РГАЛИ, е. х. 114 («Лермонтов») записи последнего месяца жизни Ахматовой обозначены как «16 февраля. Сретенская Анна», 19 февраля - «суббота на Масленой», «20 февраля - «Прощенное воскресение», о 21-ом февраля записано: «Завтра - Чистый Понедельник. («Господи, Владыка живота моего. » и звон, который запомнился с детства)»

Таким образом, Анна Ахматова для русской литературы не только великая поэтесса (или поэт, как она сама себя называла), а великий православный писатель. Ее произведения поражают нас как и точным использованием художественных средств, особенном стилем поэтессы, как и христианские идеями, наполненными глубоким православным смыслом.

2. Анализ стихотворения «Рахиль»

Со стихотворения о любви Иакова и Рахили начинает библейский цикл Анна Ахматова и столько любви и страданий своего сердца вкладывает она в поэтическое слово, открывая перед читателями страницы Книги Бытия:

И служил Иаков за Рахиль семь лет; и они показались ему за несколько дней, потому что он любил ее.

О главной героине ахматовского стихотворения сказано лишь то, что она носила «пушистые косы». О первом впечатлении, произведенном ею на Иакова, в Библии говорится сдержанно, не очень сильно: «И возвысил голос свой, и заплакал». Ахматова же не упоминает о внешних эмоциональных проявлениях чувства, охватившего героя. Поэтесса обращает внимание на состояние его души во время и после встречи: «Не стало в груди его сердце грустить». Однако наиболее величественно, хотя и опосредованно, красота Рахиль воспевается в следующих строках: Рахиль! Для того, кто во власти твоей, Семь лет — словно семь ослепительных дней. Ахматова намеренно усиливает это сравнение нехарактерно ярким и звучным для библейского текста эпитетом «ослепительные». Тем самым в стихотворении создается некий обобщенный образ величественной, ослепительной красоты, которая достойна любых жертв, принесенных на ее алтарь. Она лишает человека воли и способна довести его до безумия. Вот почему Иаков назвал Рахиль своей «черной голубкой».

У этого эпизода из Книги Бытия есть много богословских толкований. Одно из них – это толкование Ефрема Сирина.

Иаков встретил Рахиль около колодца. Она пришла со стадом, босая, в убогой одежде, лицо ее опалено было солнцем. Иаков уразумел, что Пославший прекрасную Ревекку к источнику и убогую Рахиль посылает к колодцу, и демонстрирует ей свою силу: отваливает закрывавший колодец камень, который едва могли сдвинуть многие сильные. Уневестив же Рахиль Богу сим чудным делом, и сам обручается с ней лобзанием.

Иаков работал за нее семь лет, но, когда исполнился срок, Лаван обманул его и вместо Рахили выдал за него Лию. Лаван же прибегнул к такой хитрости не только потому, что Лия была безобразна и за семь лет, пока Рахиль была невестой, не нашлось ей жениха, но и потому, что видел Божие благословение на имуществе своем во время Иаковлева пастырства. Потому замыслил сделать его пастырем на другие семь лет, чтобы и в другие семь лет умножилось достояние его, приобретенное им в первые семь лет, когда Иаков работал за отданную ему Лию. Посему Лаван извиняется пред Иаковом обычаем своего отечества и говорит: несть тако в нашем месте вдати меншую прежде старейшия (Быт. 29:26). А потом открывает, что действительно это было совершено им умышленно, и говорит: «Скончай дни брака с Лией и дам ти Рахиль за дело, еже делавши у мене еще седмь лет другия» (Быт. 29:27). Лаван собрал жителей той страны, и они поручились Иакову за Лавана. Иаков рассуждал так: если Лия останется в доме у язычника Лавана, то семя праведника может уклониться там в язычество. Он также боялся солгать жене своей Рахили, потому что невеста есть уже и жена. Потому Иаков берет одну, чтобы не изменить данному ей слову, а другую, чтобы не сделалось чрез нее грешным семя его. Но если бы Лаван не отнял у Иакова Рахили, а велел бы ему работать у него семь лет за Лию, то не согласился бы он работать за нее и семи дней. Но не потому что Лия была безобразна, а потому что противным ему казалось быть мужем двух жен.

Лия родила Рувима, Симеона, Левия и Иуду и перестала рождать; Рахиль же оставалась неплодной. А поскольку слышала она от Иакова, что Авраам молился о неплодной Сарре и был услышан, что молился и Исаак о Ревекке и также был услышан, то думала, что заключенная утроба ее не отверзается, потому что Иаков не молиться о ней. И потому с гневом и со слезами говорит мужу: даждь ми чада: аще же ни, умру аз (Быт. 30:1). Она была разгневана и потому сказала: даждь ми чада, а не: «Помолись, чтобы даны мне были чада». Посему Иаков вразумляет ее, что отцы его, хотя и были услышаны Богом, но не вдруг: Авраам после ста, а Исаак - после двадцати лет. Но когда Рахиль услышала, что нужно ей великое терпение, чтобы не изнемочь от долгого ожидания, то стала просить Иакова: «Вними к рабе моей, и да родит на коленах моих, и получу от нее утешение» (Быт. 30:3). Рахиль говорила ему: «Авраам взял Агарь и исполнил волю Сарры, потому что любил ее, а ты не убеждаешься моими словами, потому что не любишь меня». Иаков, чтобы не повторяла она непрестанно неотступной просьбы своей дать ей чад, соглашается взять рабыню ее. И, конечно, для того, чтобы вместе с сынами свободных и сыновей рабынь сделать наследниками.

Именно об этом отрывке из Библии повествует Анна Ахматова в своем произведении «Рахиль».

И действительно, когда Иаков нанимается в услужение к Лавану, то просит в награду младшую дочь Лаванову – Рахиль, которую полюбил, а Лаван обманом отдает ему старшую свою дочь – Лию: «Утром же оказалось, что это Лия. Иаков сказал Лавану: что это сделал ты со мною? Не за Рахиль ли служил я у тебя? Зачем ты обманул меня?

Лаван сказал: в нашем месте так не делают, чтобы младшую выдать прежде старшей; потом дадим тебе и ту за службу, которую ты будешь служить у меня еще семь лет других» (Быт. 29; 25-28).

Таким образом, хитрый Лаван оставляет у себя в работниках Иакова еще на семь лет, устраивая ему в жены обеих дочерей. Кроме всего, Лия была незрячей. Она страдала оттого, что Иаков любил не ее, а сестру. Но Лия рожала сыновей, а Рахиль долгое время оставалась неплодной. И сестры соперничали, ревновали, страдали

«Течет над пустыней высокая ночь,

Роняет прохладные росы,

И стонет Лаванова младшая дочь,

Терзая пушистые косы».

Автор этих замечательных строк, передавая колорит востока, сохраняет и символическое значение рос небесных, как милости и откровения Божия.

«И вспомнил Бог о Рахили, и услышал ее Бог, и отверз утробу ее. Она зачала и родила (Иакову) сына, и сказала (Рахиль): снял Бог позор мой» (Быт. 30; 22, 23).

Андрей Критский в «Великом Каноне», обращаясь к душе, говорит: «Под двумя женами понимай деятельность и разумение в созерцании: под Лиею, как многочадной, деятельность, а под Рахилью, как полученною через многие труды – разумение, ибо без трудов, душа, ни деятельность, ни созерцание не будут совершенствоваться».

В стихотворении Анны Ахматовой «Рахиль» сохранены и источник прозрачный с чистою водою – символ новозаветного Пастыря (Слова), и овец, пьющих из источника – внемлющую Богу-Слову паству, и камень, которым завален источник – символ ветхозаветного закона, «Имеющий уши, да услышит»

И это написано в 1921 году, когда за веру преследовали, когда воинствующий атеизм брал разбег: взрывались церкви, уничтожались святыни, переплавлялись колокола, мученические судьбы были уготованы служителям Церкви, а религия объявлена «опиумом для народа». В том же 1921 году расстрелян муж Анны Ахматовой – поэт   Николай Гумилев. И в такое время Анна Ахматова дышит свободно воздухом православия и публикует религиозные стихи, которые критики стараются обходить.

Вот уж действительно, о таких в Евангелии написано: «Кто станет сберегать душу свою, тот погубит ее» (Лк. 17; 33).

Сравнивая ахматовский текст с Библией, можно увидеть, что поэтесса заимствует драматические завязки сюжетов, но наполняет их деталями, совершенно отсутствующими в Библии. В стихотворении «Рахиль» говорится о «сердечной грусти» Иакова, что выражается в отождествлении его сердца с «открытой раной», между тем как в книге Бытия употребляется более нейтральное выражение: «Иаков полюбил Рахиль».

В ахматовском стихотворении, как и в Библии, отсутствуют подробные сюжетные описания событий. Реальный мир не только становится в стихотворениях Ахматовой фоном, на котором развертываются события, но и способствует углублению характеристики героев. Пейзаж создается при помощи отдельных пунктирно намеченных деталей, призванных воссоздать цельный образ мира: пустынная долина, в которой встречаются впервые герои, зной, ветер, несущий «горячую пыль». Окружающие предметы как бы растворяются в пейзаже и становятся его неотъемлемой частью. Предметная обстановка в момент первой встречи Иакова с Рахилью предстает перед нами как физическое воплощение незримых препятствий на пути влюбленных. В Библии об этом упомянуто вскользь: «Подошел Иаков, отвалил камень от устья колодезя и напоил овец», а о том, каких усилий ему это стоило, библейский источник умалчивает. У Ахматовой же «источник был камнем завален огромным». Поэтесса вводит еще несколько дополнительных, конкретизирующих слов, обращая наше внимание на то, что Иаков отвалил камень «своею рукой». Отсутствие живительной влаги в самый момент встречи подчеркнуто словами: «Стада подымали горячую пыль». «Горячую», то есть раскаленную от зноя, покрывшую слоем грязи и людей, и овец. Как явное противопоставление звучит эпитет «чистая», определяющий качество воды. Еще чище становится она к концу стихотворения, когда «источник долины» назван «прозрачным», то есть кристально чистым, каким он предстает в грезах Иакова о том «сладостном часе», когда перед «бездомным странником» рухнут все преграды на пути к любимой. Такое построение пейзажного образа дает основание увидеть в деталях пейзажа второй, метафорический план: реальная жажда людей и животных, находящихся в раскаленной знойной пустыне, осмысляется одновременно и как жажда любви, а «чистый источник» колодезной воды воспринимается в качестве источника неиссякаемой любви Иакова к Рахили. К рассматриваемой драматической коллизии Ахматова подходит, прежде всего, с точки зрения психологии. Поэтому реалии окружающего мира имеют непосредственное отношение к раскрываемым ею образам.

Таким образом, стихотворение «Рахиль» является началом библейского цикла Анны Ахматовой. Благодарю этому произведению мы можем увидеть сюжет из библии в новой, необычной интерпретации.

3. Анализ стихотворения «Лотова жена»

Жена же Лотова оглянулась позади его и стала соляным столпом.

Книга Бытия

Бог решил разрушить Содому и Гоморру, так как жители этих город погрязли в страшных грехах – разврате, блуде, чревоугодии, стяжательстве и разбое. С этим известием к праведнику Лоту, который жил в Содоме с семьей приходят два Ангела, посланцы Бога. Они выведи семью Лота из города и «один из них сказал: «спасай душу свою, не оглядывайся назад спасайся на гору, чтобы тебе не погибнуть».

А жена Лота, имени мы ее так и не узнали, не смогла не оглянуться. Ей, женщине, хранительнице семьи и домашнего очага, трудно было все враз бросить и не кинуть прощального взора на то, что ей было так дорого.

По духу Лотова жена близка многим женщинам, в том числе и Анне Андреевне Ахматовой, у которой было сильно развито чувство привязанности к Царскому Селу, Петербургу – Петрограду – Ленинграду, сновидениям, тайнам, Горацию, Данте, Пушкину, Библии.

Стихотворение «Лотова жена» является вольным пересказом библейского старозаветного мотива: ангел вывел праведника Лота с семьей из обреченного Содома. Жена Лота нарушила строгий наказ не оборачиваться и была превращена в соляной столб. Несмотря на незамысловатость содержания и простоту изложения, по своей сути это стихотворение является одним из сильнейших в лирике Ахматовой. В ее творчестве тема родины, именно малой родины, вплоть до дома и двора, всегда занимала особое место. Томление по родному краю определяется не его особыми качествами - красотой природы, необычностью или исторической значимостью местности, теплотой людей - все может быть с точностью до наоборот, для Ахматовой важно не это: благодаря сильной эмоциональной памяти каждая деталь родных мест вызывает у нее воспоминания о событиях или ощущениях прошлого, является эмоционально насыщенной.

В Библии жену Лота заставляет оглянуться скорее любопытство, у Ахматовой — тоска по родным местам, неспособность оторвать взгляд от вместилища столь дорогих сердцу воспоминаний. Не от божественной кары гибнет героиня, хоть и сказано ей было: «Спасай душу свою, не оглядывайся назад». Причина ее смерти носит в определенной степени физический характер. Она вызвана «смертной болью» в сердце, лишившей ее глаза возможности смотреть на погибель «родного Содома». Ее глаза застыли, ибо они, как и душа героини, «скованы» в прямом и переносном смысле этой болью. Ее «быстрые ноги к земле приросли». Героиня Ахматовой «приросла» к земле в буквальном смысле: не только ее глаза, но и все тело ее застыло, «сделалось прозрачною солью». Соль обычно в нашем понимании ассоциируется со слезами, порожденными страданием. «Прозрачная соль» — это словно множество маленьких, прозрачных, застывших, хотя и непролитых, слезинок.

Анна Ахматова трактует ветхозаветное предание по-своему, с позиции современности. Религиозные начала утрачивают в ее стихотворении первостепенную значимость, и на первый план выдвигаются нравственно-психологические основания событий. Оригинальность осмысления библейской легенды обусловила и специфический финал произведения, где единственный раз на протяжения всего цикла дается резюме и открыто выражается авторская позиция:

«Кто женщину эту оплакивать будет?

Не меньшей ли мнится она из утрат?

Лишь сердце мое никогда не забудет

Отдавшую жизнь за единственный взгляд».

В контексте всего стихотворения характер Лотовой жены предстает цельным и последовательным. Поступок ее, в отличие от библейской трактовки, воспринимается не как проступок, заслуживающий столь сурового наказания, а скорее как достоинство, подтвердившее ее способность к сильным человеческим чувствам, как проявление постоянства и верности.

Это стихотворение библейского цикла в поэтически претворенном сопереживании открывает исповедь души, не готовой к пути безоглядному, к самоотречению полному, и является, как бы признанием в себе греха жены Лотовой, преступившей слово Божие:  

«Но громко жене говорила тревога:

Не поздно, ты можешь еще посмотреть

На красные башни родного Содома,

На площадь, где пела, на двор, где пряла,

На окна пустые высокого дома,

Где милому мужу детей родила».

 Путь собственных страданий Ахматовой ложится под ноги ветхозаветной женщины, связанной единой тревогой, единой болью со всеми женщинами грешной земли. «Избегай, душа, пламени всякого безрассудного стремления»

[4; стр. 80]. Когда собрался Господь уничтожить огнем города Содом и Гоморру, грех которых был велик и тяжел, то Авраам спросил Его, не пощадит ли Он города эти, если найдется там хотя бы десять праведных? Господь сказал: не истреблю и ради десяти. Но и десяти праведных не нашлось в городах сих. А праведного Лота и всю семью его ангелы вывели из города и велели спасаться на горе и не оглядываться, и не останавливаться (Быт. 18; 23-33; 19). Так всякая остановка в делании духовном символизирует гибель. Оглянуться назад – погибнуть духовно. И, чтобы безоглядно идти за Христом, возрастая в духе, нужна и вера безоглядная, ибо каждому дается по вере его.  

«Взглянула – и, скованы смертною болью,

Глаза ее больше смотреть не могли;

И сделалось тело прозрачною солью,

И быстрые ноги к земле приросли».

 Сочувствие жене Лотовой становится признанием Ахматовой своих слабостей, а такое признание дается душам покаянным.

Стихотворение «Лотова жена» было выпущено в сборнике «Аппо Domini» в 1922 году в составе цикла «Библейские стихи». Интересно, что название сборника можно понять по-разному. С одной стороны это имя писательницы, с другой стороны оно обозначает «благословение Господа». Весь сборник пронизан размышлениями на тему родины и ответственности человека перед ней. Ахматова отделяет себя от эмигрантов, от всех, кто «бросил землю». Поводом для создания этого стихотворения явилась во-первых, актуальность темы для поэтессы. А сама идея возникла у Ахматовой как отклик на приведенную в статье Н. В. Недоброво «Анна Ахматова» цитату из Евангелия от Луки: «Ище аже взыщет душу свою спасти, погубит ю; и иже аще погубит ю, живит ю», за которой в Библии следует строка «Поминайте жену Лотову». Образ содомлянки, заплатившей окаменением за верность былому, явился метафорой в полемике с критикой, требовавшей новизны. В ответ на требование нового недоброжелатели получили одну из самых старинных историй на земле.

В стихотворении «Лотова жена» важнейшую роль выполняет пейзаж. Ахматова создает яркую картину покидаемого героиней города: «красные башни», «площадь», на которой когда-то царило оживление, звучали песни. Особенно конкретизировано описание дома героини. Он виден ей отовсюду, к нему всегда обращены ее взгляд и сердце. С домом связано все: здесь коротала она время, «пела» и «пряла», здесь случилось самое важное событие в ее жизни — рождение детей «милому мужу». Но окна дома теперь «пустые», героини там нет. Любимый дом покинут своими обитателями. Городской пейзаж играет не только роль фона, на котором развиваются события, но и становится как бы еще одним персонажем стихотворения. К Содому обращен последний взгляд Лотовой жены. Город не отпускает душу героини вослед уходящему мужу и становится причиной ее гибели.

Толкование Блаженного Феофилакта Болгарского на текст Библии таково: «Господь представляет в пример жену Лотову. Она, обратившись назад, стала соляным столпом, то есть, не удалившись от злобы, осталась при ее солености, сделавшись совершенно злой, и, погрязнув и оставшись во зле, составляет памятник поражения, которое она потерпела. Потом Господь присовокупляет относящееся также к вышесказанному: Кто станет сберегать душу свою, тот погубит ее. Никто, - говорит, - в гонение антихриста не старайся сберегать свою душу, ибо таковой погубит ее. А кто предаст себя на смерть и вообще на бедствия, тот спасется, не преклоняясь пред мучителем из любви к жизни». Это понимание Феофилакатом Болгарским этого библейского события.

Иначе понимает это событие Анна Ахматова.

Когда я его читаю, мое воображение рисует образ женщины, которая ослушалась указания Ангела не потому, что отреклась от веры, а потому, что просто не смогла выдержать этой разлуки с так горячо любимым ей местом. Она осталась, когда ее муж и дочери ушли. Но она не стала покидать родной город, готовясь умереть вместе с ним. Не стала убегать, ища лучшее место в жизни. И последние строчки стихотворения «Кто женщину эту оплакивать будет, не меньшей ли мнится она из утрат? Лишь сердце мое никогда не забудет отдавшую жизнь за единственный взгляд» доказывают, как тяжело пришлось женщине сделать этот роковой выбор, и что мы должны ее пожалеть, а не судить.

Лирическая героиня понимает это произведение иначе. Я думаю, что она мысленно сравнивает Лотову жену с собой. Женщина захотела оглянуться на то, что мило ее душе. «На площадь, где пела, на двор, где пряла, на окна пустые высокого дома, где милому мужу детей родила». Женщина не хотела отрекаться от Бога, от веры. Просто она не хотела уезжать из родного города, любимого дома, где так много добрых воспоминаний. Эта история очень похожа на определенный период Анны Ахматовой. Когда гонения были в самом разгаре, все ее родные уехали, сын был в тюрьме, лишь она одна осталась в России и никуда не эмигрировала. Ей было тяжко, у нее забрали все: дом, сына, творчество. Поздно ночью, она стучалась к своим друзьям с просьбой приютить ее. Но ей многие отказывали. Нет, не потому что приняли сторону советских властей. Потому что боялись за свою жизнь и свободу. Но она не сдалась! Нашлись люди, которые помогли Ане выжить в то тяжелое для нее время.

Таким образом, лирическая героиня стихотворения «Лотова жена» очень похожа на Анну Ахматову. Поэтесса писала это произведение в очень тяжелое для нее время. Ее родные и близкие ей люди находились в ссылках, саму ее настигали гонения и непонимания. Свою боль, свои переживания Ахматова отразила в этом стихотворении.

4. Анализ стихотворения «Мелхола»

Но Давида полюбила.

дочь Саула, Мелхола.

Саул думал: отдам ее за него, и она будет ему сетью.

Первая книга Царств

Человеческое имя – миф. Оно уводит нас в далекие миры праотцов к небесным покровителям нашим. Так имя Анна приводит нас в Первую Книгу Царств и к третьему стихотворению из библейских стихов - «Мелхола».

Было у Саула две дочери: имя старшей Мерова, а младшей Мелхола. И взял Саул Давида-пастуха себе на службу (I Цар. 16).

Филистимляне собрали войска свои для  войны против израильтян. И выступил из стана Филистимского единоборец по имени Голиаф, ростом шести локтей и пяди, и ужас охватил израильтян. Обещал  Саул одарить того, кто убьет Голиафа, великим богатством и выдать дочь свою за того.

И сказал Давид: Господь, Который избавлял меня от льва и медведя, избавит меня и от руки этого Филистимлянина. И послал Саул на поединок Давида. Саул вооружил Давида, опоясал его мечом, но Давид снял все с себя, потому что не привык ходить в этом. Именем Бога Саваофа победил Давид Голиафа, убив его камнем из пращи. И все прославляли Давида, а Саул огорчился и вознамерился убить Давида, безумствуя, боримый злым духом. Но Давид увернулся от копья Саулова. И стал бояться Саул Давида и отдалил его от себя, поставил тысяченачальником, в надежде, что он погибнет в битве.

В жены Давиду Саул предложил старшую дочь, как обещал. А Давид сказал Саулу: «Кто я, и что жизнь моя и род, чтобы мне быть зятем царя?»

Но Давида полюбила Мелхола – младшая дочь, и когда возвестили об этом Саулу, ему было приятно. Саул думал: отдам ее за него, и она будет ему сетью и рука филистимлян будет на нем.

«А царская дочка глядит на певца,

Ей песен не нужно, не нужно венца,

В душе ее скорбь и обида,

Но хочет Мелхола – Давида».

И снова сказал Давид: «я человек бедный и незначительный». И предложил Саул Давиду за сотню убитых филистимлян дочь свою Мелхолу, надеясь тайно на погибель Давида.

Еще не прошли назначенные дни, как Давид пошел, и люди его с ним, и исполнил условия Саула. И выдал Саул за Давида Мелхолу (I Цар. 18). Брак был для Мелхолы неравный, и это ее смущало, задевало ее гордыню:

 «Наверно, с отравой мне дали питьё,

И мой помрачается дух.

Бесстыдство мое! Униженье моё!

Бродяга! Разбойник! Пастух!

Зачем же никто из придворных вельмож,

Увы, на него не похож?»

Но любя Давида и узнав, что отец хочет погубить его, Мелхола в минуту опасности предупредила мужа своего. «И спустила Мелхола Давида из окна, и он пошел, и убежал, и спасся» (I Цар. 19; 12).

После гибели Саула, когда Давид входил в город с ковчегом Господним, Мелхола смотрела в окно и уничижала его в сердце своем. И упрекала, и осуждала его: «Обнажился сегодня перед глазами рабов и рабынь своих, как какой-нибудь пустой человек!» (2 Цар. 20).

И сказал Давид: «Я еще больше уничижусь, и сделаюсь еще ничтожнее в глазах моих, и перед служанками, о которых ты говоришь, буду славен». И наказана была Мелхола Господом, ибо не было у нее детей до самой смерти.  

«Бледнее, чем мертвая; рот ее сжат;

В зеленых глазах исступленье;

Сияют одежды, и стройно звенят

Запястья при каждом движенье».

В сжатом смысловом пространстве стиха Ахматова достигает насыщенной наполненности. Чувство, вступая в связь с событиями сгущается в сюжет, и сюжет поэтический не теряет своего библейского символизма, а скорее подчеркивает его.

Духовный Давид является ветхозаветным прообразом Иисуса Христа. Имя «Давид» толкуется у преподобного Максима Исповедника как «уничижение».

«А Господь ради нас облачился в зрак раба (Флп. 2; 7), стал поношением человеков и уничижением людей, преисполненных грехами, но Пастырем добрым, полагающим душу Свою за овец, то есть, за нас (Пс. 21; 7;  Ин. 10; 11)»

 Когда читаешь толкование прп. Максима Исповедника, то невольно вспоминаются строки из «Мелхолы» Анны Ахматовой, ее строки, обращенные к Давиду: «Бесстыдство мое! Униженье мое!»

Мелхола в раздражении называет Давида пастухом, что соотносится с символическим толкованием. Давид-пастух защищал паству от льва и медведя, что антропологически толкуется, как изгнание из естества человеческого ярости и похоти.

Таким образом, Давид – царь народа, видящего Бога, а Саул – есть ветхий народ, живущий по закону Моисееву, безумствует, истощаемый завистью, будучи не в силах перенести потерю переходящей славы.

Библейский цикл Анны Ахматовой, как многие другие ее стихи, выражает религиозные чувства поэта. Душе ее знакомы судьбы библейских женщин. Это она ревновала, кричала и плакала, уходила и оглядывалась в слезах, и тосковала по оставленному в Бежецке сынишке Левушке. Она любила и безответно, и счастливо, и безнадежно, провожая на смерть, под арест

Она жила, и судьбы ее библейских героинь вплетались в ее судьбу серебряными прядями волос, тревогою надтреснутого голоса

Она не святая, она жила, и творила по вере, по душе, по сердцу.

В завершающем цикл стихотворении «Мелхола» художественный конфликт также строится на психологической основе. В центре стихотворения находится наверняка имевшая место, но не раскрытая в Библии борьба разума и сердца. Героиня рассматривает свою любовь к Давиду как «бесстыдство» и «униженье». Такая оценка обусловлена прежде всего социальным неравенством: дочь царя полюбила простого пастуха. Это неравенство и становится причиной досады и негодования Мелхолы, о чем свидетельствует и уничтожающая характеристика, данная ею Давиду: «Бродяга! Разбойник! Пастух!». Борьба любви с уязвленным самолюбием — так можно было бы определить художественный конфликт этого произведения. Мелхола чувствует, что влечение плоти помрачает ее «дух», лишает ее воли. Она понимает, что ее внимания должен был удостоиться кто-то из «придворных вельмож», и горько вопрошает: «Зачем же никто увы, на него не похож?». Если стихотворение «Рахиль» проникнуто пафосом красоты главной героини, то в «Мелхоле» воспевается красота героя:

«Душистее лилий ладони его.

А голос, как стон лебединый».

Поэтическими средствами создаются в «Мелхоле» психологически достоверные, запоминающиеся образы. Особенно это характерно для портрета героини. Поэтесса обращает наше внимание не на черты ее лица, а на то, как внутреннее состояние Мелхолы отражается на ее внешности. Портретная деталь здесь — «зеленые глаза». Однако Ахматову интересует не необычность их цвета, а переполняющее их взгляд «исступление».

Давид по воле Господа был помазан на царство вместо Саула, царя, который не исполнил слова Божия и Дух Божий отошел от него к Давиду. На Саула же сошел злой дух - злобное помрачение ума. Саула исцеляло пение и игра Давида на гуслях, когда Давид играл Саулу, злой дух отступал от безумца:

«И отрок играет безумцу царю,

И ночь беспощадную рушит,

И громко победную кличет зарю,

И призраки ужаса душит»

Было у Саула две дочери: имя старшей Мерова, а младшей Мелхола. И взял Саул Давида-пастуха себе на службу. Филистимляне собрали войска свои для войны против израильтян. И выступил из стана Филистимского единоборец по имени Голиаф, ростом шести локтей и пяди, и ужас охватил израильтян. Обещал Саул одарить того, кто убьет Голиафа, великим богатством и выдать дочь свою за того.

И сказал Давид: Господь, Который избавил меня от льва и медведя, избавит меня и от руки этого Филистимлянина. И послал Саул на поединок Давида. Саул вооружил Давида, опоясал его мечом, но Давид снял все с себя, потому что не привык ходить в этом. Именем Бога Саваофа победил Давид Голиафа, убив его камнем из пращи. И все прославляли Давида, а Саул огорчился и вознамерился убить Давида, безумствуя, боримый злым духом. Но Давид увернулся от копья Саулова. И стал бояться Саул Давида и отдалил его от себя, поставил тысяченачальником, в надежде, что он погибнет в битве.

В жены Давиду Саул предложил старшую дочь, как обещал. А Давид сказал Саулу: «Кто я, и что жизнь моя и род, чтобы мне быть зятем царя?»

Но Давида полюбила Мелхола - младшая дочь, и когда возвестили об этом Саулу, ему было приятно. Саул думал: отдам ее за него, и она будет ему сетью и рука филистимлян будет на нем.

«А царская дочка глядит на певца,

Ей песен не нужно, не нужно венца,

В душе ее скорбь и обида,

Но хочет Мелхола - Давида»

И снова сказал Давид: «я человек бедный и незначительный». И предложил Саул Давиду за сотню убитых филистимлян дочь свою Мелхолу, надеясь тайно на погибель Давида.

Еще не прошли назначенные дни, как Давид пошел, и люди его с ним, и исполнил условия Саула. И выдал Саул за Давида Мелхолу. Брак был для Мелхолы неравный, и это ее смущало, задевало ее гордыню:

«Наверно, с отравой мне дали питьё,

И мой помрачается дух.

Бесстыдство мое! Униженье моё!

Бродяга! Разбойник! Пастух!

Зачем же никто из придворных вельмож,

Увы, на него не похож?»

Но любя Давида и узнав, что отец хочет погубить его, Мелхола в минуту опасности предупредила мужа своего. «И спустила Мелхола Давида из окна, и он пошел, и убежал, и спасся». После гибели Саула, когда Давид входил в город с ковчегом Господним, Мелхола смотрела в окно и уничижала его в сердце своем. И упрекала, и осуждала его: «Обнажился сегодня перед глазами рабов и рабынь своих, как какой-нибудь пустой человек!». И сказал Давид: «Я еще больше уничижусь, и сделаюсь еще ничтожнее в глазах моих, и перед служанками, о которых ты говоришь, буду славен».

И наказана была Мелхола Господом, ибо не было у нее детей до самой смерти.

«Бледнее, чем мертвая; рот ее сжат;

В зеленых глазах исступленье;

Сияют одежды, и стройно звенят

Запястья при каждом движенье».

В сжатом смысловом пространстве стиха Ахматова достигает насыщенной наполненности. Чувство, вступая в связь с событиями, сгущается в сюжет, и сюжет поэтический не теряет своего библейского символизма, а скорее подчеркивает его. Духовный Давид является ветхозаветным прообразом Иисуса Христа. Имя «Давид» толкуется у преподобного Максима Исповедника как «уничижение». «А Господь ради нас облачился в зрак раба, стал поношением человеков и уничижением людей, преисполненных грехами, но Пастырем добрым, полагающим душу Свою за овец, то есть, за нас (Пс. 21; 7; Ин. 10; 11)» (Прп. Максим Исповедник кн. П, вопр. LIII). Когда читаешь толкование прп. Максима Исповедника, то невольно вспоминаются строки из «Мелхолы» Анны Ахматовой, ее строки, обращенные к Давиду: «Бесстыдство мое! Униженье мое!» Мелхола в раздражении называет Давида пастухом, что соотносится с символическим толкованием. Давид-пастух защищал паству от льва и медведя, что антропологически толкуется, как изгнание из естества человеческого ярости и похоти. Таким образом, Давид - царь народа, видящего Бога, а Саул - есть ветхий народ, живущий по закону Моисееву, безумствует, истощаемый завистью, будучи не в силах перенести потерю переходящей славы. Библейский цикл Анны Ахматовой, как многие другие ее стихи, выражает религиозные чувства поэта. Душе ее знакомы судьбы библейских женщин. Это она ревновала, кричала и плакала, уходила и оглядывалась в слезах, и тосковала по оставленному в Бежецке сынишке Левушке. Она любила и безответно, и счастливо, и безнадежно, провожая на смерть, под арест. Она жила, и судьбы ее библейских героинь вплетались в ее судьбу серебряными прядями волос, тревогою надтреснутого голоса. Она не святая, жила, и творила по вере, по душе, по сердцу.

Интересен факт, что в Ветхом завете главными героями этой истории считаются Саул и Давид, выгодные взаимоотношения которых и являются основной идеей. Анна Ахматова же выделяет не мужчин, а девушку.

Главным героем в произведении является Мелхола. Стихотворение, написанное Анной Ахматовой, рассказывает не о Сауле, не о Давиде, а о Мелхоле. Об изменении ее жизни с момента появления Давида. О том, как она его полюбила, как они счастливо жили. И потом как она спасла его жизнь, оставшись одна. Ахматова жалеет бедную девушку и одновременно восхищается ее мужеством и терпимостью.

Таким образом, в этом стихотворении Анна Ахматова делает акцент не на духовную любовь, а на страсть. Может и в Библии эта история написана немного с другим смыслом, писательница видит ее так. В понимании Ахматовой слово любовь здесь не имеет смысл. Блудная страсть, вот что является синонимом к произведению. И дело не в том, что Анна Ахматова хочет нам по-другому истолковать Ветхий Завет. Она просто по-другому поняла историю с Мелхолой и выразила ее иначе.

Анна Ахматова для русской литературы не только великая поэтесса (или поэт, как она сама себя называла), а великий православный писатель. Ее произведения поражают нас как точным использованием художественных средств, особенным стилем поэтессы, так и христианские идеями, наполненными глубоким православным смыслом.

Стихотворение «Рахиль» является началом библейского цикла Анны Ахматовой. Сюжет из Библии предстает в этом стихотворении в новой, необычной интерпретации. Образ Рахили изменяется, в нем мы узнаем, может быть, саму поэтессу. Акцент делается не на нравоучении, а на силе любви Иакова и Рахили.

Лирическая героиня стихотворения «Лотова жена» тоже очень похожа на Анну Ахматову. Поэтесса писала это произведение в очень тяжелое для нее время. Ее родные и близкие ей люди находились в ссылках, саму ее настигали гонения и непонимания. Свою боль, свои переживания Ахматова отразила в этом стихотворении.

В этом стихотворении «Мелхола» Анна Ахматова делает акцент не на духовную любовь, а на страсть. Может и в Библии эта история написана немного с другим смыслом, писательница видит ее так. В понимании Ахматовой слово любовь здесь не имеет смысл. Блудная страсть, вот что является синонимом к произведению. И дело не в том, что Анна Ахматова хочет нам по-другому истолковать Ветхий Завет. Она просто по-другому поняла историю с Мелхолой и выразила ее иначе.

Заключение

Все три стихотворения библейского цикла («Рахиль», «Лотова жена», «Мелхола») учитывали художественный опыт вечной книги: лаконизм, суровую сдержанность чувств, значимость поэтической детали. Небольшие по объему, ахматовские творения богаты своим внутренним содержанием. Напряженность и глубокий психологический образ превращают героев произведений в источник живых аналогий и воссоздают в нашем воображении живописную, красочную картину.

В будущем я мечтаю стать православным журналистом. Для этой профессии, я думаю, мне очень важно знать и литературу, творчество различных писателей и православную культуру, неразрывно с ним связанную.

С детства мое увлечение - литература, и особенно православная. К поэзии у меня особое отношение. Я люблю читать стихи, и это доставляет мне большое удовольствие. В результате моей работы я узнала очень многое о жизни Анны Ахматовой. Эти знания дают мне возможность понять стихотворения, прочувствовать. Мне очень интересно знать факты биографии этой замечательно, моей любимой Анны Ахматовой. Знания того, с каким чувством писала произведения Анна Ахматова, что побудило ее к созданию этого произведения, дают мне красочную картинку определенного стихотворения, и я могу быстрее понять его.

В результате работы я постаралась доказать, что для изучения творчества Анны Ахматовой необходимы знания Ветхого Завета, в противном случае читатели просто не поймут смысла стихотворений и не уследят за ходом мыслей Ахматовы. В процессе работы я проанализировал некоторые стихотворения Анны Ахматовой, сравнила их текст с текстом, изучила художественные приемы, с помощью которых произведения были написаны.

Комментарии


Войти или Зарегистрироваться (чтобы оставлять отзывы)