Занятия илимчан и их отражение в частушках Илимского края
С незапамятных стародавних времён в каждой стране живёт прекрасная дева по имени Впрочем, имени её мы пока называть не будем
У девы этой, подобно римскому двуликому Янусу, два лица: одно молодое, румяное, полное жизни и сил, другое - морщинистое, увядшее, болезненное. Но глаза на обоих лицах одинаково живые и умные. То одним лицом она к нам повернётся, то другим
Дева славится мудростью и постоянством, она бережно хранит историю своего народа, его обычаи, нравы, порядки, вкусы, чтит память предков, героев и победителей, скорбит о бедах и утратах; даже национальную одежду и кухню старается сберечь. Нелегко это, так как идут годы, столетия, а то и тысячелетия, у людей меняются вкусы и пристрастия, познают друг друга страны и народы- и давнее кажется устаревшим, иногда и вовсе не нужным, зато чужое и новое обретает привлекательность, становится притягательным, желанным. Вот тут–то и начинают потихоньку посмеиваться над девой, потом смеяться в открытую над её старомодностью, пытаются поколебать её, убедить отказаться от того, что она так ревностно оберегает. Но она непоколебима: ведь именно в верности и постоянстве её сила, так как они сохраняют единственное и неповторимое лицо своего народа, связывают поколения друг с другом.
Однако нет покоя тем, кто гонится за новизной, которую они называют прогрессом, думая, что прогресс обязательно требует разрушенияКогда ничего не удаётся хулителям стойкой девы, стараются они хитростью, незаметно подменить родное и привычное новым- чужим: ярким праздником, модным костюмом, сладким соблазном, острыми ощущениями- и добиться своего любыми путями. Если не распознаёт дева этого обмана, вмиг постареет её юное лицо и легко станет людям отказаться от того, что она так свято бережёт: слишком древней и непривлекательной она покажется Но хоть и покроют лицо девы морщины, исчезнет румянец со щек, а глаза всё же останутся живыми и проницательными. И стоит только вспомнить об утраченном, оценить его умом и сердцем, вернуться к нему и вновь помолодеет дева по имениТрадиция.
Нижнеилимский район – это тайга и тайга, которую рассекали Ангара и Илим, катящие к северу. Обе реки полноводные, рыбные, но стремительные на порогах и перекатах.
Вдоль Илима – деревни и села: Илимск, Оглоблино, Уфимцева, Прокопьева, Романова, Макарова, Черемнова, Нижнеилимск. За ним, далее по течению, Большая Деревня, Коробейникова, Корсукова, Туба, Зарубина, Зятья
Подавляющему большинству илимчан, населявших берега Илима, была уготована одна судьба: повседневный труд в домашнем хозяйстве, в поле, на промыслах. Испокон веку люди здесь жили и кормились рекой. Лодкой и удой ребенок владел с детства.
Знаменитая илимская пашня давала щедрые урожаи пшеницы, гречихи, ржи, ячменя. Грузные шитики увозили хлеб, рыбу, пушнину на ярмарки. Кто как работал, тот так и жил. Надеяться на кого-то не приходилось.
А когда построили город Усть-Илимск, великая его плотина запрудила обе реки, вода разлились и затопили колхозы, пашню, луга, деревни.
Для её жителей они, как родная мать, первооснова, на которой держалось бытие: прошлое, настоящее, будущее. Поэтесса Валентина Захаровна пишет:
Деревня, в тебе наши корни!
Куда б времена не ушли,
Тебя вспоминаем и помним,
Храним, словно горстку земли.
После затопления пришлось жителям илимских деревень продолжить свою жизнь в других населенных пунктах района.
Мы решили встретиться с некоторыми из них, узнать, чем занимались они до затопления, что заботило их, что радовало, что тревожило, что передавали они своим детям и внукам, о чем мечтали? Чем занимались они до затопления? О чем пели? И смогли ли они сохранить свои традиции?
Домашние занятия
Не игла шьет, а руки.
Наши пряли, а ваши спали
Пословицы
Игнатьева. Была такая деревня на Илиме. Там вырос, провел свое детство Михаил Петрович Куклин.
«Память драгоценна. Она будоражит, уводит в мир воспоминаний. », – пишет он в очерке «Наш дом».
Дом – самое простое, но и самое ёмкое, значительное слово в русском языке. Назови его, и в памяти встанет дом твоего детства. У каждого он свой, родной, ни на чей не похожий.
«Дом наш дореволюционной постройки стоял в верхнем краю деревни. Простенькие комнаты без ковров и обоев, порядок почти военный. В кути, как памятник, находилась старенькая русская печь, которая давала здоровье, готовила еду, согревала старца и младенца, пекла хлеб. »
«Каждый вечер хозяйки деревенских семей заводили в квашенках на опаре тесто, чтобы утром выпекать на разогретом поду крестьянских печей ароматные булки хлеба. В будние дни стряпали хлеб из муки обычного размола, в праздничные пекли сдобные булочки и калачики из муки-сеянки. Булки и другие хлебцы вынимались из печи с подрумянившимися, хрустящими корочками. Неповторимый запах свежеиспеченного хлеба доносился отовсюду, а праздничная выпечка была лучшим блюдом на столе для крестьянских семей. Недаром в народе говорят, что из хорошей муки выходят хорошие хлеба, а из плохой муки хороших булок не испечешь».
Исключительное трудолюбие, душевная простота, желание быть полезным людям не дают Михаилу Петровичу сидеть дома. Он частый гость в нашей школе. В своих выступлениях он рассказывает о родной деревне, которой очень гордится, о семье, о земляках.
В течение длительного времени он собирал илимские частушки, сам исполнял их. В них поется о любви, о верности, о природе, о родном доме, о домашних занятиях.
У нас семейка велика,
Не похлебаешь молока.
Не успеешь ложку взять –
У чашки донышко видать.
Я на печке спала,
На полати перешла.
Думала, что женишок,
Обняла – муки мешок.
Пеки, мама, пироги,
Последний год побереги.
Дай поспать, понежиться,
Поиграть, потешится.
Михаил Петрович – прекрасный гармонист. Слушая частушки в его исполнении, делаем вывод, что мелодия частушки живая, бодрая. Она, конечно, располагает к веселью.
Маина Иннокентьевна Гросфельд тоже из деревни Игнатьевой. Её отличительные черты – трудолюбие, скромность, любовь к своей малой родине. Чистотой и уютом веет в её доме. Она несколько худощавая, ловкая в движениях. Её натруженные руки не могут быть в покое – она постоянно что-то поправляет, перекладывает. Это от старания все сделать как можно лучше.
«Ничто не может сравниться с чудом, которое называется воспоминанием Жаль, что дома нашего, деревни нет На минуту задумаешься и оживают лица тех, кто оставил в нашей жизни добрый след, кто трудился от зари до зари, а дел в деревне было много.
Широко были развиты в Приилимье домашние производства: смолокурение, обработка кожи, домашнее ткачество, - продолжает Маина Иннокентьевна.
Большое значение в хозяйстве имели продукты сухой перегонки дерева: смола и деготь. Их выгонкой занимались старшие члены семьи, помогали дети.
Сырьё для добывания смолы, сухие сосновые деревья, вместе с корнями заготавливали в середине и в конце лета.
«Гнали» смолу и «сидели» дёготь в ямах глубиной 2,5 м. В неё ставили кадушку с крышкой, имеющей отверстие. На крышку набивали глину (оставляя отверстие), затем накладывали расколотое смольё, поднимали его и закидывали сверху камнями. В течение суток смольё горело, и смола стекала в кадушку.
В этих же ямах «сидели» дёготь из бересты, которую снимали целиком, «трубицами», с берёзы с толстой корой. Кору измельчали топором, накладывали в яму, поджигали, закрывали навозом или травой, чтобы она не горела, а тлела.
В домашних условиях производилась и обработка кожи. Для приготовления кожи шкуру сушили, размачивали в воде, намазывали мездру тестом из ржаной муки, разведённой на кислом молоке. Смазанную шкуру свёртывали шерстью вверх, клали в «коробицу» и ставили на 3-4 дня на печь. После этого женщина обдирала руками шерсть, мыла и сушила кожу. Затем её дубили – держали в настое лиственничной коры, мяли на мялках, пока кожа не становилась матовой. Закончив мять, кожу смазывали жиром и чернили дёгтем.
Из овечьей шерсти пряли пряжу, которая шла на изготовление рукавиц, чулок, иногда из овечьей шерсти валяли валенки.
На третьем месте по значению после хлеба и картофеля была конопля. Первые землепроходцы привезли на Илим коноплю, которая была главным прядильным и масленичным растением илимского крестьянина, но её не сеяли в больших количествах, а столько, сколько надо было ему для хозяйственных потребностей. Впервые государство потребовало пеньку в значительных количествах во время Камчатской экспедиции Беринга. Нужна была пенька для постройки корабельных снастей, поэтому заготавливать пеньку стали у крестьян Илимской долины. Сеяли её тогда, когда заканчивали сев зерновых. Убирали до Успеньева дня, т. е. до 28 августа, потом везли на гумно, чтобы хорошо просохло.
Затем пехлом (лопатой) сгребали в кучу семя и начинали подбрасывать вверх на малом ветру. Семя сушили в русской печке, толкли, массу помещали в горшки, затем клали в холщовый мешочек и закладывали в маслобойку, забивали клинья, и масло стекало в посуду. Выдавив масло, вынимали мешочек и вставляли свежий. Отходы шли на корм скотине. Масло шло не только в пищу, изготовляли мыло, краски, лак.
Обмолоченную коноплю вымачивали, сушили и трепали. Во время работы смеялись, пели песни
Работа была тяжелой и пыльной. Отрёпанную коноплю очесывали. Очесанную коноплю пряли, когда в деревне заканчивались осенние работы. Если конопля обрабатывалась плохо, нить получалась толстой, хорошо – тонкой.
Пряла вся женская половина от мала до велика. Во время прядения устраивали посиделки. Играли, пели песни, частушки:
Вышла пряжа неказиста,
А казистой вяжется,
Некрасивого полюбишь,
А красивым кажется.
Своему миленочку
Сошью я рубашоночку.
Лебедями по канве
Чтоб скучал он обо мне.
Холсты ткали ближе к весне. За день хорошая мастерица ткала около 6 метров. Вытканные холсты носили к реке для отбеливания. Затем из холста делали половики, портянки, одежду, полотенца, простыни.
«Соха кормит, а веретено одевает», - гласит пословица.
Из конопляных волокон мастера вили верёвки.
Издавна существовало здесь и огородничество. В сведениях 1745 года говорится: «Что огородных овощей как в городу Илимску, так и в уезде родится капуста, редька, свекла, морковь, лук, чеснок, репа, огурцы, тыква, горох, бобы, семя конопляное». Картофель появился сравнительно поздно. Огороды пахали рогалюхами на 3 ряда, а затем лопатами делали гряды шириной около метра. Илимчане жили за счёт своих приусадебных участков. Из рассказов Михаила Петровича Куклина и Маины Иннокентьевны Гросфельд мы узнали о домашних занятиях илимчан и увидели, как в частушке рисуется яркая жизнь илимского крестьянина.
Картошку копать –
Грязная работа.
На танцы бежать -
Вся её забота.
Дождик, лей! Дождик, лей!
На морковку, на пырей
На милёнка моего –
Ведер сто на одного.
Земледельческие работы
Глубже пахать – больше хлеба жевать.
Жать – не дремать.
Пословицы
«Поле! Все крестьянские надежды связаны с ним. Едва отбушуют вешние воды, закурится после зимней спячки синим дымком земля, а землепашец в поле. Подставишь лицо тёплому ветерку, глубоко вздыхая терпкую горечь прошлогодней полыни. Всем теплом ощущаешь благость весны. А тут ещё звонкий голос жаворонка в поднебесье. И такая радость заливает душу, что готов лечь на землицу и целовать её.
«Всё это и есть Родина», – писал краевед, журналист Василий Петрович Куклин.
Земледелие в Приилимье развивалось в очень трудных условиях. Все пахотные угодья были отвоёваны у леса, не благоприятствовали земледелию и климатические условия. В летне-осеннее время выпадало много осадков, заморозки губительно отражались на посевах. Самыми распространёнными орудиями обработки почвы была соха с двумя сошниками.
В конце 19 века всюду были “витые” или “вязаные” плетёнки – бороны. В начале 20 века появились бороны с железными зубьями.
Наиболее распространённые культуры: рожь, озимая и яровая пшеница, ячмень, овёс, горох. Сеяли также коноплю, лён. Основным орудием уборки был серп, которым жали все, даже дети 9-12 лет, значительно реже употребляли косу, позднее конную жнейку.
Способы укладки снопов для просушки были разнообразными: хлеб ставили в суслоны, который состоял из 5 стоящих снопов, накрытых разломанным шестым, образующим крышу. Затем хлеб перевозили на гумно, гумна находились на краю селений и предназначались для хранения и обмолота хлеба в снопах. В большинстве мест преобладала ручная молотьба.
Молотили взрослые цепами, которые называли “молотилами”. Позднее мужчины свозили снопы на полевой ток, где вращаемая тремя парами лошадей, впряжённых в привод, гудела в хлебной пыли молотилка. Перемалывали на водяных мельницах, которые ставили на незамерзающих зимой ключах.
«Ну, слушайте, дети, я вам расскажу о своей деревне, о сенокосе» Так обращалась к ученикам Вера Ивановна Погодаева, учитель русского языка и литературы. Она распахнула перед ними дверь в мир прекрасного и открыла, что этот мир – не только книги, картины, симфонии, а и люди, мечтавшие о прекрасном мире. А люди в деревне были замечательные. Они любили свою землю, свою семью, односельчан. Любили ходить в лес, сено косить.
В деревне сенокос был настоящим праздником.
Траву начинали косить до зари, так как по росе легче косить. А когда разгорался день и роса высыхала, трава затвердевала. Работать становилось тяжелее, чаще приходилось точить литовки. Сено сушили на вешалах. Труд косарей не из лёгких: часами на жаре, под тучами гнуса, вьющимися над головами. Работали коллективно, иногда с песней, шутками, частушками, выкладываясь один перед другим:
Я косила у реки,
Искусали мошки
Как же милому дружку
Покажу я ножки.
Не одна я на покосе,
Не одна на полосе.
Не одна я расстаюся -
Расстаются девки все.
А в обеденный перерыв уставшие и пропитанные потом бросались в речку, усталость как рукой снимало.
О тяжёлом труде тружеников сельского хозяйства тоже были сложены частушки:
Вы играйте, трубачи,
На средине поля.
Больше всех намолотил
Мой милёнок Коля.
Чисто – чисто милка жнёт,
Аккуратно вяжет.
Много горюшка несёт.
Никому не скажет.
Мой милёнок – тракторист,
Ну, а я доярочка,
Он в мазуте, я в навозе -
Вот такая парочка.
Кругом поле, кругом поле.
А на поле трактора.
Неужели я не буду
Трактористскою сама
Молотила – колотила
По ржаному колосу.
Я милёнка своего
Узнаю по голосу.
Мы с милёночком вдвоём
Трактористами слывём:
Пашем землю и поём,
Урожай большой даём.
Полюбила нежно я.
Кешу – хлебороба.
Пусть подруги говорят:
“Я его зазноба”
Созревает, созревает
В поле рожь озимая
У меня подруга Валя
Как цветок красивая.
Наше поле с вашим рядом,
Наше колосистее,
Ваши девки поют песни
Наши голосистее.
Частушечка – «бисер» фольклора, она правдиво отражает характер русского народа, в ней никогда не гаснет здоровый народный юмор.
Животноводство.
Животину водить – не разиня рот ходить.
Пословица
Жмуров Николай Филлипович родом из деревни Балаганова. По-деревенски крепкий, румяный, со светлой, приветливой улыбкой. Работал животноводом в колхозе им. Куйбышева. Односельчане были довольны его усердием.
Николай Филлипович – ветеран Великой Отечественной войны. Сейчас он живет в Железногорске, в Доме ветеранов.
Мы в гостях у Николая Филлиповича. Он вспоминает о жизни в деревне, о своей работе: «В Приилимье было развито животноводство. Повсеместно разводились лошади и крупный рогатый скот. Безлошадных и бескоровных дворов не было. Свиноводство и овцеводство являлись вспомогательными отраслями, имевшими чисто потребительское значение. Куры и другие домашние птицы являлись принадлежностью каждого крестьянского двора, но о них документы упоминают редко, так как налогов на них не существовало, и никто не интересовался их численностью.
В стойловый период коров и овец держали в тёплых хлевах, а лошадей – в пригонах. Скот кормили три раза в день соломой и сеном, дойным коровам давали и хлебное пойло из ржаной муки. Позднее стали готовить комбикорм. В летнее время скот «пастушили» (выпасали с пастухом). Для выпаса использовалась поскотина – огороженный вокруг деревни выгон. »
После своего рассказа Николай Филлипович потихоньку напел нам частушки:
Всех я куриц накормила,
Напоила всех овец.
Я деревню полюбила,
Мне она не надоест.
Мама утром посылала
Курам зёрнышки давать.
А я вышла на крылечко
Стала русскую плясать
Не браните вы меня,
Всю работу знаю я:
Печь, косить, коров доить,
В обе руки молотить.
Котора травушка получше,
Ту телятки поедят.
Котора девица красивей,
С той молодчики сидят
За частушками мы отправляемся в поселок Коршуновский, знаем: что там живут талантливые хранительницы русского фольклора, которые любят коротать свое время в клубе «Сибирячка». Они глубоко понимают, что по-настоящему прочувствовать частушку можно только в исполнении, так как мелодия в ней играет особую роль.
Нас приветливо встретили в этнографическом центре школы Черемных Анна Ивановна, Попова Валентина Прокофьевна, Усольцева Любовь Васильевна. У каждой есть что-то свое в жизни и в труде.
Любовь Васильевна Усольцева. Среднего роста с добрыми материнскими глазами. Много лет проработала она дояркой, в пять утра уже спешила к своим буренкам. Ферма была на краю села, работа тяжелая, но находила труженица, как и её односельчане, время для песни и частушки. О чем чаще всего поют доярки? Конечно, о своих коровушках.
Да я маленькая,
Но удаленькая.
Сто коровушек дою,
В клубе вечером пою.
Шли буренки друг за другом,
И смотрели на стога:
«Если сена нам не хватить,
Бригадира на рога».
Не мычите на лугу
Глупые телушки.
Не мешайте танцевать,
Исполнять частушки.
Пастухов бабы бранят,
Что коровы не доят.
Не ругайте, бабоньки,
В поле нету травоньки.
У меня на огороде
Корова отелилася.
Я не знаю, почему
Она туда забилася.
А у нас в деревне Новой
Начались страдания.
Мужики ушли на дойку
Бабы – на собрание.
«Частушечка-говорушечка – это искренность, доброта, широта натуры, в ней разгадка народной силы», – говорит Любовь Васильевна. «Если человек любит петь, значит он любит жизнь», - добавляет Анна Ивановна.
Рыболовство
Всякая рыба хороша, коли на уду пошла.
Болтуна видать по слову, а рыбака по улову.
Пословицы
Летом, весной и осенью почти все семьи занимались рыболовством. Рыбы было много.
Рыба в реках и речках была та же, что и сегодня: щука, налим, таймень, ленок, сиг, хариус, елец, окунь, сорога. В Ангаре ещё были осётр и стерлядь, которые заходили в Илим до Бубновского порога.
Способы добычи рыбы были самые разнообразные:
1. Удочка.
Рыболовная снасть состояла из удилища, сделанного из сосны или ели; леска была из ниток длиной с удилище, а на конце - крючок.
2. Уда.
Навязывали уды на длинную верёвку, на конце которых были прикреплены поводки с крючками. Один конец уды привязывали на вбитую в берег палку, а к другой прикреплялся груз в виде камня. Наживляли уды пескарями. Рыбу удами ловили летом.
3. Сак.
Его можно сравнить с сачком, которым дети ловят бабочек. Вязали сак из конопляных ниток и прикрепляли к шесту. Ловили им, когда на Илиме несло шугу, т. е. льдины. Рыбаки выбирали место без шуги, забрасывали сак в речку и тянули его к берегу. С помощью сака много ловили щук, ельцов, сорог.
4. Морда.
Её плели из тальниковых прутьев, из лыка ольхи. Приманку делали из теста. Из него скатывали колбаски с конопляным семенем и клали их внутрь морды. Горловина морды затыкалась травой.
5. Острога.
Били острогой крупную рыбу на мелких перекатах, которая шла на нерест. Зимой долбили во льду прорубь и кололи сонную рыбу в ямах. Острогой добывали рыбу ночью при свете костра, устроенного на носу лодки на специальном устройстве – подставке, называемом «козой», а способ добычи рыбы называли «лучить рыбу».
6. Невод.
К верхней части невода привязывали поплавки из дерева, а к нижней части прикреплялись камни, чтобы невод не тонул. Тянули его на трёх длинных шестах.
7. Сеть.
Сеть отличается от невода только тем, что она была прямоугольной формы. Ловили сетью один – два рыбака.
Вспоминает Александра Григорьевна Перетолчина: «Лов сетями лежал исключительно на женщинах, не связанных с хозяйством. Весной они артелями уезжали иногда довольно далеко от дома на рыбалку, которая продолжалась 1 – 2 недели. Рыбу солили, складывали в бочки, во время войны отправляли на фронт. Женщины рыбачили ночью после дневной работы на небольших лодках – шитиках. Рыболовные снасти вязали в свободное время».
Устраивали даже посиделки с вязаньем. Спутницами посиделок были песни и частушки. Издревле так уже повелось: их пели в радости и горе, в труде и бою, сквозь смех и слёзы, в часы одиночества. Они были душевным сокровищем, отрадой. В полусумраке крестьянских изб разные голоса женщин сплетались воедино, волновали, утешали души. А как пели! Заслушаешься!
А на Муке рыбы много,
Надо всю переловить.
На селе девчонок много,
Надо всех перелюбить.
За Игирмою,
Речкой рыбною,
Познакомился
Я с Ириною.
Девки ставили мережу,
Попадал большой налим.
Приди осенью, Алеша,
Мы колечек надарим.
Казалось бы, в такое трудное время было не до частушек, но она жила в народе, помогала жить, работать и поднимала дух в лихое время:
Мой милёнок тяжко ранен
При защите Бреста.
Всё равно его люблю,
Я его невеста.
Фото мне пришло от сына
Из побитого Берлина.
Он шагает впереди
С автоматом на груди.
В частушках звучала уверенность в победе над врагом, в том, что милый вернётся, и в то же время – грусть о погибших, ведь многие женщины из Илимских деревень не дождались с войны мужей и сыновей, а девушки – женихов.
Всех фашистов перебили,
Отгремел последний бой.
Сапоги солдаты чистят,
Собираются домой.
Грусть русской души имеет особенный характер. Грусть не мешает веселью, потому что, как сказал Белинский, «душа у русского человека крепкая, мощная, несокрушимая»
Охотничьи промыслы
Каков промысел – такова и добыча.
По ремеслу и промысел
Пословицы
Малая родина для Галины Александровны Сизых – это тепло людских сердец, это любимая деревня, это родительский дом, это школа, где она работала учителем. О жизни земляков она знает не понаслышке. У нее мы записали частушки о лесных дарах и охоте:
Ходим мы с дружком в сосняк
Живицу собираем.
А для сердца и души
На скрипочках играем.
Каждый вечер по дороге
Три версты бегом бегу.
«Белковать» дружок уехал,
Я дождаться не могу.
Подоила я корову,
Кольцо упало в молоко.
Мой милёночек - охотник
В тайгу уехал далеко.
Полюбила лесника,
Подарила адресок.
А лесничий мне принес
Лису, турсук и туесок.
У меня милёнок есть,
Никто его не видел здесь.
Он в тайге находится,
Видаться не приходится.
У кого кто какой?
У меня- то плотник.
У подруженьки моей
По лесу охотник.
Мой отец идет с охоты,
Я навстречу сбегаю.
Несёт он соболя, лисицу.
В руке зайца белого!
Я охотника любила,
Маслом, яйцами кормила.
И старалася не зря ,
За год до был снегиря.
Бубнов Анатолий Степанович – коренной илимчанин, много сделавший для сохранения истории Приилимья. Почетный гражданин Нижнеилимского района.
Он рассказывает: «Безбрежна и неохватна тайга. Чистые, светлые боры, массивы лиственниц и елей, урочища кедра манили зверей и птиц на поселение. Обилие шишек, ягод и мшистых болот, глухомань, где порой не ступала нога человека, были кормежными пастбищами и благодатью для выведения потомства.
Население, проживающее на территории Нижнеилимского района, испокон веков занималось промыслом пушных зверей.
Каждая семья имела свои охотничьи угодья, которые переходили по наследству от родителей к детям. Угодья называли «тайга», а в низовьях реки – «ухожье». В своем ухожье охотник строил зимовьё, делал плашки для белок, корыта для соболей, кулемы для медведей.
Охотники везли в тайгу продукты на лошадях, зимой на нартах (санках). Уходя из зимовья на промысел, охотник брал с собой ружье, нож, топор, охотничий провиант. Продукты складывал в наспинный мешок – «турсук». Зимой брали в тайгу лыжи, подбитые камусом.
Основным объектом промысловой охоты была белка. Охоту начинали в начале октября, когда белка начинала «бусеть» (становилась серой). Некоторые охотники добывали иногда до 50 белок в день.
Лосей («сохатых») добывали с помощью ям, которые устраивали на дорогах, по которым лоси ходили на водопой, и самогоном, то есть гнались за ними на лыжах с собаками и, догнав, убивали из ружья.
Когда охотник ходил «белочить» или «сохатить», он попутно охотился на дичь: глухарей, куропаток, рябчиков, уток.
Царь пушных зверей – соболь - любит места для обитания в тишине лесной глуши, особенно в верховьях речек. Издавна ценилась его шкурка. Красив и прочен его ворсистый мех. На ярмарках XIV века соболиная шкурка была наиболее востребованной. Царские особы, бояре, богатые люди носили собольи одежды. Не случайно на гербе Илимска был и соболь - символ богатства.
Приилимскую тайгу потрясла соболиная горячка. Промысловые бригады, охотники-одиночки убивали, отлавливали соболей подчистую.
Лесные пожары, хищническое истребление ценных зверьков привели к оскудению их на огромных территориях. «О варварском отношении к сибирским сокровищам тоже есть частушки», – говорит Галина Александровна.
Не любите, девки, Власа,
Он не трудится нигде.
Соболей, лисиц и ласок
Незаконно бьёт в тайге.
раконьеры Клим и Сеня
Петлей добыли оленя.
Три недели мясо ели,
Год потом в тюрьме сидели.
Сосны рубят, сосны валят,
Сосны пилят день и ночь.
Поскорее, лесорубы,
От Илима мчитесь прочь
Частушка возвращала Галину Александровну в далекое прошлое, а малая родина являлась ей в простых и знакомых до боли картинах: поле, лес, ели и сосны, тропинка среди хлебных полей, тихая деревушка под снегом или среди весеннего цветения.
Заключение
Встречаясь с жителями илимских деревень, мы пришли к выводу, что они чтят свои традиции. Илимчан узнаешь по чистому голосу, по теплым интонациям, по пронзительной любви к малой родине, к родной земле, к языку.
Мы услышали немало рассказов-воспоминаний о занятиях илимчан, проследили, что занятия нашли отражение в частушках. Мы поняли, что частушки занимают особое место в фольклорной сокровищнице края. Из деревенской избы с резными наличниками разлетелись они по спокойному и величавому Илиму.
В частушках блистательно проявляется творчество народа.
Они правдиво отражают быт, жизненный уклад, обычаи родного края. Всё вместили в себя илимские частушки! В них таится великая сила, в них – память и история. Угрозы, лесть, любовь, благодарность, призыв, отказ – все это выражено в экспрессивной песенке. Частушки остроумны, доходчивы. Распевались они в поле, на сенокосе, на игранчиках, куда после трудовой недели собиралась на гулянье молодежь. Проведя лингвистический анализ частушек, мы видим: все особенности её связаны с образом деревни.
Частушка имеет особенный, чудный язык. Точные, лаконичные сравнения, красочные эпитеты, гиперболы делают неповторимым аромат «коротушки»:
Я коровушку доила
Белую, рогатую.
Не меняй меня, милёнок
Бедну на богатую.
Богатый синтаксис, диалектные слова, обращения, единоначатие и в то же время деликатный подход к проблемам людей, их горю отличают частушку:
Кошка спит на зипуне,
Котенок на поневочке.
Мама плачет обо мне,
А я – о милёночке.
Полно, уточка, купаться,
Полно, сизоватая.
Полно, миленький, сердиться
Я не виноватая.
Задушевность короткой экспрессивной песенки заключается в её музыкальном слоге. Звучность, благодаря уменьшительно-ласкательным суффиксам, располагает более сердечно воспринимать то, о чем частушка рассказывает:
Из кадушки в туесок
Капусту переклали.
Был милёнок по душе –
Подружки отобрали.
Знакомясь с культурой нашего Илимского края, мы уверены в том, что каждый человек должен знать, среди какой красоты он живет, принимать посильные участие в её сохранении.
Первый этап своей работы мы завершили праздником «У околицы». На нем звучали задорные илимские частушки в исполнении ребят, родителей. На посиделки пришли известные в городе и области коллективы, настоящие творцы народной песни и мастера частушек: «Ветераночка», «Сибирячка», «Родные напевы», «Знакомые сюжеты».
Нет-нет, да и прозвучит где-то частушка, напоминая живущим о былом. Над одними мы посмеемся, над другими задумаемся, над третьими погрустим. А иную, возможно, запомним и споем. И снова заживет частушка, дошедшая до нас из прошлого.
«Не зная тайги – заблудишься, не зная прошлого – споткнешься», - гласит сибирская пословица. Велика Сибирь – матушка. Богата таежными лесами, полна природными дарами: пушниной, рыбой
Неисчерпаемый колодец – русское народное творчество!
Протяни ладонь – твоим будет!
Комментарии