СМИ  ->  Новости  | Автор: | Добавлено: 2015-03-23

Кавказ в жизни и творчестве М. Ю. Лермонтова

Какое волшебное слово – Кавказ! Как веет от него неизгладимыми для русского народа воспоминаниями; как яркая мечта, вспыхивающая в душе при этом имени, душа непобедимая ни пошлостью вседневной, ни суровым расчетом! Есть ли в России человек, чья семья несколько десятилетий назад не принесла бы этому загадочному краю жертв кровью и слезами, не возносила бы к небу жарких молитв, тревожно прислушиваясь к грозным раскатам богатырской борьбы, кипевшей вдали?! Снеговенчанные гиганты, и жгучие лучи полуденного солнца, и преданья старины, проникнутые глубочайшим трагизмом, и Лихорадочное геройство сынов Кавказа – все это воспето и народом, и вещими выразителями его миросозерцания, вдохновенными светочами русской идеи, - нашими великими поэтами.

Лермонтов и Кавказ. Их нерасторжимая связь вошла в историю русской литературы и в сознание нескольких поколений читателей как явление выдающееся и уникальное, несмотря на то, что Лермонтов не первый и не единственный из русских писателей связал своё творчество с этим краем.

Кавказу в русской литературе принадлежит особое видное место. Многих русских писателей манил этот таинственный край, “где люди вольны, как орлы”. Кавказ называли “тёплой Сибирью”; туда в действующую армию ссылали неугодных. На Кавказ ехали и молодые люди, жаждущие побывать в “настоящем деле”, туда стремились и как в экзотическую страну чудес. С 1817года Россия вела борьбу с разрозненными горскими племенами, объединившимися в борьбе за свободу под знамёнами Шамиля. Участвовали в этой войне и иные офицеры – великие русские писатели М. Лермонтов и Л. Толстой, - но не войну воспели они в своих кавказских творениях, а прекрасную, суровую, дикую красоту гор, колоритную жизнь горцев, чарующую красоту горянок, легенды и сказания аулов.

 Кавказу будто суждено было стать колыбелью наших поэтических талантов, вдохновителем их музы, поэтической их родиной. Дань этому величественному, в своё время загадочному и малоизведанному краю в разной мере отдали М. В. Ломоносов, Г. Р. Державин, В. А. Жуковский, К. Ф. Рылеев и целая плеяда малоизвестных поэтов. А. С. Пушкин посвятил Кавказу одну из первых своих поэм – «Кавказского пленника», а потом ещё не раз из-под его пера выходили прекрасные лирические стихотворения об этой стране. А. С. Грибоедов создал на Кавказе "Горе от ума": дикая и величавая природа этой страны, кипучая жизнь и суровая поэзия ее сынов вдохновили его на изображение Фамусовых, Скалозубов, Загорецких, Хлестовых, Тугоуховских, Репетиловых, Молчалиных. И вот в литературе является новый великий талант - и Кавказ делается его поэтическою родиною, пламенно любимою им. И этот талант – Михаил Юрьевич Лермонтов.

Кавказский край занимает исключительное место в жизни и творчестве М. Ю. Лермонтова. “Кавказ был колыбелью его поэзии, так же, как он был колыбелью поэзии Пушкина, и после Пушкина никто так поэтически не отблагодарил Кавказ за дивные впечатления его девственно величавой природы, как Лермонтов ”(В. Белинский).

М. Ю. Лермонтов остался непревзойденным певцом Кавказа. И произошло так не только в силу величия его поэтического таланта, но и потому, что ни для кого из русских поэтов и прозаиков Кавказ не был тем, чем явился он для Лермонтова.

Горные пейзажи навсегда покорили сердце юного поэта. В уединении Лермонтов всегда вспоминал Кавказ – могучие и благородные горы, жизнь, ни единой чертой не похожая на мелочную и немощную жизнь утонченного общества. Последние часы жизни поэта также связаны с Кавказом.

За свою короткую жизнь М. Ю. Лермонтов неоднократно приезжал на Кавказ. Когда великий поэт был еще маленьким Мишелем, Елизавета Арсеньевна (его бабушка) несколько раз из имения Тарханы (теперь город Лермонтово) Пензенской губернии приезжала в гости в имение к сестре Екатерине Арсеньевне Столыпиной. И каждый раз для укрепления здоровья (а эти места тогда славились минеральными источниками) она брала с собой и маленького Мишу, которого воспитывала сама после смерти матери. Первый раз будущий поэт побывал в этих местах в 1818 году, когда ему исполнилось 4 года. Уже первая поездка оставила отпечаток в детском сознании.

Здесь Михаил Юрьевич впервые прочитал "Кавказского пленника" А. С. Пушкина. Большая удача и большое счастье было прочитать поэму здесь, в виду снежных гор, – именно там разыгрывается трагедия Пленника и Черкешенки. Здесь же он впервые перелистал альбом Марии Акимовны Шан-Гирей, в котором было много записей его матери – Марии Лермонтовой. В этот альбом по просьбе "тетеньки" он нарисовал акварелью кавказский вид. В это необыкновенное для М. Ю. Лермонтова время зарождался в нем поэт. Скоро он напишет: «Синие горы Кавказа, / Приветствую вас! /Вы взлелеяли детство мое; /Вы носили меня /На своих одичалых хребтах; / Облаками меня одевали, /Вы к небу меня приучили, /И я с той поры /Все мечтаю об вас, да о небе».

В посвящении к поэме «Аул Бастунжи» поэт называет себя сыном Кавказа:

От ранних лет кипит в моей крови

Твой жар и бурь твоих порыв мятежный;

На севере, в стране тебе чужой

Я сердцем твой, - всегда и всюду твой!.

Знакомство М. Ю. Лермонтова с Кавказом не ограничилось детством. За стихотворение «Смерть поэта» (на гибель А. С. Пушкина) в 1837 году, по Высочайшему повелению, Лермонтов был отправлен прапорщиком в Нижегородский драгунский полк, действовавший на Кавказе. Любимый поэтом край возродил М. Ю. Лермонтова, дав ему успокоиться, на время обрести равновесие в душе:

С тех пор прошло тяжелых много лет,

И вновь меня меж скал своих ты встретил.

Как некогда ребёнку свой привет

Изгнаннику был радостен и светел.

Именно в этот период в сознании поэта Кавказ ассоциируется с жилищем вольности простой, которое противопоставляется стране рабов, стране господ, голубых мундиров и неволе душных городов.

Заболев по дороге в полк, М. Ю. Лермонтов отправляется в Пятигорск, и до осени лечится на водах. В Пятигорске и Ставрополе он встречается со многими выдающимися, или просто интересными людьми: доктором Н. В. Майером (прототип доктора Вернера в "Княжне Мери"), знакомится со ссыльными декабристами (С. И. Кривцовым, В. М. Голицыным, В. Н. Лихаревым, М. А. Назимовым) и близко сходится с А. И. Одоевским. Здесь он познакомился с В. Г. Белинским, однако сближение их произойдет позднее, в Петербурге.

Об исключительной значимости для творчества М. Ю. Лермонтова периода его пребывания в 1837 году в Пятигорске и Кисловодске лучше всего свидетельствует роман «Герой нашего времени», в котором нашли отражение пятигорские наблюдения поэта, его большая любовь к Кавказу.

После лечения, командированный М. Ю. Лермонтов едет в Тамань и в октябре отправляется по Военно-Грузинской дороге в Грузию, где в Карагаче стоит его полк.

М. Ю. Лермонтов был не только талантливым поэтом, но и одаренным художником. Много зарисовок сделано Лермонтовым во время его ссылки на Кавказ в 1837 году. Среди них замечательный пейзаж Крестовой горы.

Во время своей первой кавказской ссылки поэт сдружился с двоюродным братом - Акимом Акимовичем Хастатовым, поручиком лейб-гвардии Семеновского полка. Аким Акимович часто брал поэта с собой на веселые кумыкские пирушки, свадьбы. М. Ю. Лермонтов мог наблюдать искрометные пляски, слышать чарующие душу песни, легенды, рассказы об абреках и казаках. Юноша упивался живописной природой Предкавказья. Девственные пейзажи и дружеские встречи, рассказы об удали джигитов запечатлевались в его памяти. Впоследствии все это отпечаталось в твореньях поэта.

Приветствую тебя, Кавказ седой!

Твоим горам я путник не чужой.

Они меня в младенчестве носили

И к небесам пустыни приучили.

В конце 1837 года М. Ю. Лермонтова хлопотами бабушки переводят в Гродненский гусарский полк, в Новгород. Он возвращается в Россию, исполненный удивительных творческих замыслов. «Герой нашего времени», кавказская редакция «Демона», «Мцыри», «Беглец», «Ашик-Кериб», «Дары Терека», «Казачья колыбельная песня», «Тамара», «Свиданье», «Кинжал», «Прощание» - все это стало результатом его скитаний по Северному Кавказу и Закавказью в 1837 году. Известный грузинский поэт Илья Чавчавадзе отмечал, что в своих мощных стихах, преисполненных поэзии, Лермонтов изобразил весь Кавказ и, в частности, Грузию.

После дуэли с сыном французского посла Эрнестом де Барантом М. Ю. Лермонтов отправлен во вторую ссылку (1840 год). Он попадает в Малую Чечню. Наказанием был перевод тем же чином (поручик) в Тенгинский пехотный полк, воевавший на Кавказе. Это соответствовало желанию и самого поэта. «Если, говорит, переведут в армию, будет проситься на Кавказ», - так передавал тогдашнее настроение Михаила Юрьевича В. Белинский.

М. Ю. Лермонтов принимает участие в экспедиции против чеченцев в составе отряда генерал-лейтенанта А. В. Галафеева. После ряда небольших стычек, 11 июля состоялся бой при реке Валерик. В "Журнале военных действий" отмечено: "Тенгинского пехотного полка поручик Лермонтов, во время штурма неприятельских завалов на реке Валерик, имел поручение наблюдать за действиями передовой штурмовой колонны и уведомлять начальника отряда об ее успехах, что было сопряжено с величайшею для него опасностью от неприятеля, скрывавшегося в лесу за деревьями и кустами. Но офицер этот, несмотря ни на какие опасности, исполнял возложенное на него поручение с отменным мужеством и хладнокровием. " В стихотворении "Валерик" Лермонтов описал это поход, страдания и гибель солдат, ужасы войны:

. Бой длился. Резались жестоко

Как звери, молча, с грудью грудь,

Ручей телами запрудили.

Хотел воды я зачерпнуть.

(И зной и битва утомили

Меня), но мутная волна

Была тепла, была красна.

Но не только страшные картины боя запечатлены в этом стихотворении, но и красота, и величественность Кавказа:

. А там вдали грядой нестройной,

Но вечно гордой и спокойной,

Тянулись горы – и Казбек

Сверкал главой остроконечной.

В августе 1840 года Лермонтов совершил еще один поход, участвуя во множестве жестоких стычек с горцами. После краткого отдыха в Пятигорске он снова в отряде А. В. Галафеева, теперь в составе кавалерии. Как вспоминали сослуживцы, он удивлял удалью даже старых кавказских джигитов. 10 октября он принял команду от раненого Р. И. Дорохова над группой конных "охотников" (добровольцев), в которую входили разжалованные офицеры, казаки, кабардинцы – люди отчаянной храбрости. "Невозможно было сделать выбора удачнее, – писал сослуживец поэта, – всюду поручик Лермонтов, везде первый подвергался выстрелам хищников и во главе отряда оказывал самоотвержение выше всякой похвалы". А. В. Галафеев представил М. Ю. Лермонтова к награде и направил командующему личную просьбу о его переводе в гвардию. Лермонтов не получил наград, имя его всегда вычеркивали из списков; не был он переведен и в гвардию.

В кругу своих товарищей, гвардейских офицеров, участвующих вместе с ним в сражениях, он всегда был весел, любил острить. Когда он оставался один или с людьми, которых любил, он становился задумчив. И тогда его лицо принимало необыкновенно выразительное, серьезное и даже грустное выражение. Таким и запечатлен Лермонтов в альбомных рисунках сослуживцев. На одном из рисунков поэт изображен в профиль, в военной фуражке (рисовавшему удалось живое, непринужденное выражение лица). Рисунок сделан в конце июля 1840 года, вскоре после сражения у реки Валерик.

Находясь на военной службе на Кавказе, М. Ю. Лермонтов не расставался с записными книжками, заносил в них услышанные из уст повидавших на своем веку кавказцев отдельные сюжеты будущих своих произведений. Его интересует духовная жизнь Востока, с которой он соприкоснулся на Кавказе. В нескольких своих произведениях он касается проблем "восточного миросозерцания" ("Тамара", "Спор"). 14 апреля 1841, не получив отсрочки после двухмесячного отпуска в Петербурге, М. Ю. Лермонтов возвращается на Кавказ. В дороге он нагоняет А. А. Столыпина, и дальше они едут вместе. В конце мая они приезжают в Пятигорск и снимают квартиру у В. И. Чилаева. Даже по местным пятигорским условиям квартира оказалась очень скромной. И все же она понравилась поэту. Особенно когда он вышел на небольшую терраску, с которой виднелась белоснежная горная цепь с возвышавшимся над ней двуглавым Эльбрусом.

С того дня, когда М. Ю. Лермонтов переступил порог небольшого домика на краю города, у подножия Машука, прошло уже полтора столетия. С тех пор в ничем не примечательном, небольшом, покрытом камышовой кровлей домике вместе с поэтом поселилось бессмертие, потому что он стал последним приютом поэта.

Здесь он пишет целый ряд стихотворений: "Сон", "Утес", "Они любили друг друга. ", "Тамара", "Свиданье", "Листок", "Выхожу один я на дорогу. ", "Морская царевна", "Пророк". Кавказскому городу Пятигорску было суждено сыграть роковую роль в жизни поэта. Здесь, кроме прочих старых знакомых, М. Ю. Лермонтов находит своего товарища по Школе юнкеров Н. С. Мартынова. Через полтора месяца после приезда, 13 июля 1841, вечером, в доме Верзилиных (ныне д. 9 по ул. Буачидзе; здесь теперь Музей-заповедник М. Ю. Лермонтова), где часто собиралась молодежь, развернулись роковые события. Князь С. В. Трубецкой играл на фортепьяно. Среди прочих в комнате был Л. С. Пушкин, брат поэта. М. Ю. Лермонтов сидел подле одной из дочерей хозяев дома. В комнату вошел Мартынов, одетый, по своему обыкновению, в щегольскую черкеску с серебряными газырями и с большим кинжалом у пояса, красивый и надменный. Но видно было, что он любуется собой, и это было смешно. М. Ю. Лермонтов, не терпевший ни малейшей фальши, при каждой встрече подтрунивал над Мартышем, как он его звал, часто рисовал на него карикатуры, писал эпиграммы, однако все в границах дружеской шутки. И вот, когда Мартынов вошел в гостиную, Лермонтов, обратившись к своей соседке, сказал по-французски:

 –Мадемуазель Эмилия, берегитесь – приближается свирепый горец.

     Хотя это было сказано тихо, но тут Трубецкой перестал играть, и слова "свирепый горец" прозвучали во всеуслышание. Позднее, когда все стали расходиться, Мартынов сказал Лермонтову:

  – Господин Лермонтов, я много раз просил вас воздержаться от шуток на мой счет, по крайней мере – в присутствии женщин.

  – Полноте, – ответил Лермонтов, – вы действительно сердитесь на меня и вызываете меня?

  – Да, я вас вызываю, – сказал Мартынов и вышел.

Собственно, несмотря на все предчувствия, вызов на дуэль оказался для М. Ю. Лермонтова неожиданным, – он все-таки не думал, что его бывший товарищ по юнкерской школе окажется столь мелочно-обидчив. Но мелочно-обидчивыми были многие из людей, окружавших Лермонтова и в Петербурге, и в Пятигорске.

Поединок был назначен на 15 июля. 14-го М. Ю. Лермонтов и А. Столыпин-Монго выехали в Железноводск. Утром 15-го в Железноводске Лермонтов встретил Екатерину Быховец с теткой (Быховец была его кузиной), которых сопровождали Лев Пушкин и еще двое молодых людей. Все это общество выехало в Шотландку (иначе колония Каррас), лежащую на полпути из Железноводска в Пятигорск (ныне – поселок Иноземцево, на улице Свободы сохранился так называемый дом Рошке, д. 38, где хозяева содержали ресторан для приезжающих отдохнуть и повеселиться молодых офицеров). Там обедали. М. Ю. Лермонтов выпросил у Быховец золотое бандо (головной обруч) с тем, что на другой день или вернет его сам, или передаст с кем-нибудь. Дело в том, что прическа, при которой надевается бандо, была любимая у Варвары Лопухиной, – Лермонтов так однажды изобразил ее на акварельном портрете. А Екатерина Быховец и вообще была похожа на Лопухину. Незадолго до описываемых событий Лермонтов создал стихотворение "Нет, не тебя так пылко я люблю. ", обращенное к Екатерине Быховец.

Из Шотландки до места дуэли М. Ю. Лермонтов ехал с М. П. Глебовым и рассказывал ему, что задумал грандиозную работу. "Я выработал уже план, – говорил он Глебову, – двух романов: одного из времен смертельного боя двух великих наций, с завязкою в Петербурге, действиями в сердце России и под Парижем и развязкой в Вене, и другого – из кавказской жизни, с Тифлисом при Ермолове. персидской войной и катастрофой, среди которой погиб Грибоедов в Тегеране, и вот придется сидеть у моря и ждать погоды, когда можно будет приняться за кладку их фундамента. Недели через две уже нужно будет отправиться в отряд, к осени пойдем в экспедицию, а из экспедиции когда вернемся!" В этот же день между шестью и семью часами вечера у подножия Машука во время грозы и сильного дождя состоялась дуэль М. Ю. Лермонтова с Н. С. Мартыновым при секундантах М. П. Глебове и А. И. Васильчикове. Лермонтов был убит.

Я видел горные хребты,

Причудливые, как мечты,

Когда в час утренней зари

Курилися, как алтари,

Их выси в небе голубом,

И облачко за облачком,

Покинув тайный свой ночлег,

К востоку направляло бег -

Как будто белый караван

Залетных птиц из дальних стран!

Вдали я видел сквозь туман,

В снегах, горящих как алмаз,

Седой, незыблемый Кавказ;

И было сердцу моему

Легко, не знаю почему.

(«Мцыри»)

Тема кавказской природы в стихах и поэмах М. Ю. Лермонтова

И. Анненский в своей статье об эстетическом отношении М. Ю. Лермонтова к природе пишет о том, что много причин способствовало развитию в Лермонтове чувства природы. Природа Кавказа подействовала на него в годы самого раннего детства, когда духовный мир его еще складывался; над ней выучился он мечтать и думать, так что позже, в следующие свои поездки на Кавказ, он останавливался не на новом, а как бы углублял свои ранние впечатления:

Тебе, Кавказ, суровый царь земли,

Я посвящаю снова стих небрежный.

Как сына ты его благослови

И осени вершиной белоснежной;

От юных лет к тебе мечты мои

Прикованы судьбою неизбежной,

На севере – в стране тебе чужой

Я сердцем твой – всегда и всюду твой.

Ещё ребёнком, робкими шагами

Взбирался я на гордые скалы,

Увитые туманными чалмами,

Как головы поклонников аллы.

Там ветер машет вольными крылами,

Там ночевать слетаются орлы,

Я в гости к ним летал мечтой послушной

И сердцем был товарищ их воздушный.

С тех пор прошло тяжелых много лет,

И вновь меня меж скал своих ты встретил.

Как некогда ребенку твой привет

Изгнаннику был радостен и светел.

Он пролил в грудь мою забвенье бед,

И дружно я на дружный зов ответил;

И ныне здесь, в полуночном краю,

Всё о тебе мечтаю и пою.

(«Тебе, Кавказ, суровый царь земли»)

Изображения кавказской природы в произведениях М. Ю. Лермонтова необыкновенно точны. В природе Лермонтов особенно любит движение: вспомним чудных его лошадей у Измаил-Бея, у Казбича или Печорина, вспомним его горные реки:

Терек воет, дик и злобен,

Меж утесистых громад,

Буре плач его подобен,

Слезы брызгами летят.

(«Измаил-Бей»)

Из поэтических изображений кавказской природы видно, что М. Ю. Лермонтов любил день больше ночи, любил синее небо, золотое солнце, солнечный воздух. Голубой цвет неба заставляет того самого Печорина, который понимал чувство вампира, забывать все на свете. Если же говорить о лермонтовских описаниях утра достаточно вспомнить утро перед дуэлью, голубое и свежее («Княжна Мэри»): «Я не помню утра более голубого и свежего! Солнце едва выказалось из-за зеленых вершин, и слияние первой теплоты его луче с умирающей прохладой ночи наводило на все чувства какое-то сладкое томление; в ущелье не проникал еще радостный луч молодого дня, он золотил только верхи утесов, висящие с обеих сторон над нами густолиственные кусты, растущие в их глубоких трещинах, при малейшем дыхании ветра осыпали нас серебристым дождем. Я помню в этот раз, больше, чем когда-нибудь прежде, я любил природу».

Как певец гор, М. Ю. Лермонтов любил краски. Поэт любит розовый закат, белое облако, синее небо, лиловые степи, голубые глаза и золотистые волосы. "Цветов" в его поэзии почти нет. Розы и лилии у него - это поэтические прикрасы, а не художественные ощущения: "бела, как лилия, прекрасна, как роза" - все это только мелкая монета поэзии. Конь поэта топчет цветы, пока сам поэт смотрит на облака и звезды. Цветы являются у него в виде серебряного дождя. Но главная прелесть лермонтовских красок в их сочетаниях. Кроме того, поэту доставляло особенное наслаждение соединение блеска с движением - в тучах, в молнии, в глазах поэзия его "полна змей", чтоб полюбоваться грациозной и блестящей змейкой, как часто прерывает он рассказ. У него змейка то клинок, донизу покрытый золотой надписью:

. лишь змея,

Сухим бурьяном шелестя,

Сверкая желтою спиной,

Как будто надписью златой

Покрытый донизу клинок,

Браздя рассыпчатый песок,

Скользила бережно. ,

(«Мцыри») то "сталь кольчуги иль копья, в кустах найденная луною". Он видит змей в молнии, в дыме, на горных вершинах, в реках и в черных косах, в тонкой талии, в тоске, в измене, в воспоминании, в раскаянии.

Как пишет М. Логиновская, из-за изобилия картин экзотической природы Кавказа в наиболее знаменитых лермонтовских поэмах, поэта часто обвиняли в чрезмерном подражании романтическим течениям того времени. Между тем, кавказский материал в «Мцыри» и «Демоне» не экзотическое обрамление в стиле традиционных восточных повестей романтиков (хотя у Лермонтова «Демон» и назван восточной повестью), а органическое претворение непосредственных переживаний и наблюдений, благодаря которым прежние сюжеты приобрели новое качество. Кавказские пейзажи как сами по себе, так и в качестве декораций к поэмам М. Ю. Лермонтова занимают немалую часть его творчества.

Как пишет Ираклий Андроников, горы Кавказа, Казбек, который кажется пролетающим над ним демоном гранью алмаза, излучистый Дарьял, Кайшаурская долина, зеленые берега светлой Арагвы, угрюмая Гуд-гора оказываются самой подходящей обстановкой для лермонтовской поэмы.

Мир же, увиденный Демоном, и есть те самые вершины Кавказа, видимый издали Казбек, чернеющий глубоко внизу Дарьял и Терек, скалы, облака и башни замков как бы неотделимые от мира фантастической дикой природы, одушевленной лишь присутствием горного зверя или кружащей в "лазурной вышине" птицы.

Под ним Казбек, как грань алмаза,

Снегами вечными сиял,

И, глубоко внизу чернея,

Как трещина, жилище змея,

Вился излучистый Дарьял

И Терек, прыгая как львица

С косматой гривой на хребте

Ревел. И золотые облака

Из южных стран, издалека

Его на север провожали

И скалы тесною толпой,

Таинственной дремоты полны,

Над ним склонялись головой,

Следя, мелькающие волны

И башни замков на скалах

Смотрели грозно сквозь туманы

У врат Кавказа на часах

Сторожевые великаны!

(«Демон»)

Далее рисуются иные еще более земные, еще более живые красы роскошной Грузии. Поэт показывает нам уже не отдельные фрагменты и детали, увиденные Демоном с высоты полета, а целый край земной - во всем богатстве бесконечных картин природы. Перед изумленным взором читателя рассыпаны яркие краски, рисуемые картины насыщены богатством звуков и голосов, одушевлены новой жизнью человека. Все это прорывается в эпитетах «счастливый край земли», «сладострастный зной полдня», и в образах, воспроизводящих экзотический мир Востока со столпообразными руинами, звонко-бегущими ручьями, с красавицами, внимающими пенью соловьев, и в заключительном сравнении, необычно, парадоксально сопоставляющем не глаза со звездами, а звезды с очами земной красавицы, и, наконец, в прорывающейся авторской эмоции.

И блеск, и жизнь, и шум листов

Стозвучный говор голосов,

Дыханье тысячи растений.

После завершения экспозиции автор переносит нас из мира поднебесных сфер, в которых летает Демон, и видит земные красы с высоты своего полета, в мир людей:

Высокий дом, широкий двор

Седой Гудал себе построил.

Трудов и слез он много стоил

Рабам послушным с давних пор.

Посредством такого простого движения взгляда автор как бы приближает нам Кавказ все ближе и ближе сначала с высоты полета Демона, затем уже в более мелких деталях, а после кавказский пейзаж изображает нам уже жизнь обитателей этой горной страны.

Природа Кавказа может быть не только буйной, но и спокойной, безмятежной.

Такой же спокойной изображается природа в знаменитом стихотворении из Гете:

Горные вершины

Спят во тьме ночной.

Тихие долины

Полны свежей мглой.

Не пылит дорога,

Не дрожат листы.

Подожди немного,

Отдохнешь и ты.

Содержание лермонтовского стихотворения и его основные мотивы не совсем совпадают с переводимым оригиналом. Некоторые исследователи считают, что обращение к Гете послужило поводом для создания собственного произведения. Но возможно, оно навеяно М. Ю. Лермонтову службой на Кавказе.

Представьте такую картину: вечер в горах; устало тянется по дороге колонна войск. Застыли в молчании окрестные вершины, зажигаются первые звезды. И угасают дневные заботы, мелочными кажутся земные страсти, тревоги и желания. Остается ощущение бренности нашей жизни на земле. Подожди немного, отдохнешь и ты.

По сложности и богатству своих мотивов поэзия М. Ю. Лермонтова занимает исключительное место в русской литературе. В ней, по выражению В. Белинского, «все силы, все элементы, с которых слагается жизнь и поэзия».

«Мцыри» и «Демон». Сравнительная характеристика

Поэмы «Мцыри» (1839) и «Демон» (1841) - величайшие творения М. Ю. Лермонтова. Они были написаны на Кавказе в последние годы жизни поэта.

Известно, что основной конфликт лермонтовского творчества, как правило, строится на антитезе образов "неба" и земли". Любовь к "земле" и отречение от нее во имя "небесного" идеала, жажда веры и невозможность уверовать, постоянная душевная раздвоенность - все это является типичным для героев Лермонтова"

Контрастные отношения к миру проступают и в поэмах "Демон" и "Мцыри". Особенно они бросаются в глаза при сопоставительном анализе пейзажа и его идейно-художественных функций. Можно выявить несколько моментов, сближающих эти поэмы и дающих возможность рассматривать Демона и Мцыри в качестве вариантов одного типа героя, сохраняющего связь с демоническим мироощущением. Сравнительный анализ позволяет углубить наше представление о лермонтовской трактовке свободы, романтического идеала.

Начнем с сравнительного анализа пейзажа. В обеих поэмах ведущее место отведено картинам кавказской природы. Прежде всего бросается в глаза их лексико-семантическая и стилистическая близость. Приведем несколько примеров.

"Демон": ". Казбек, как грань алмаза, снегами вечными сиял";

"Мцыри": "В снегах, горящих как алмаз, Седой незыблемый Кавказ. ";

Демон": ". глубоко внизу чернея, Как трещина, жилище змея, Вился излучистый Дарьял, И Терек, прыгая, как львица. Ревел";

"Мцыри": "Внизу глубоко подо мной Поток, усиленный грозой, Шумел. Выл, крутясь, сердитый вал";

"Демон": "И золотые облака Из южных стран, издалека Его на север провожали";

"Мцыри": "И облачко за облачком, Покинув тайный свой ночлег, К востоку направляло бег - как будто белый караван Залетных птиц из дальних стран!";

"Демон": "И скалы тесною толпой, Таинственной дремоты полны, Над ним склонялись головой";

"Мцыри": "Я видел груды темных скал, Когда поток их разделял. "

Число таких примеров можно увеличить, однако и указанные ярко демонстрируют схожесть картин, предстающих перед героями.

Исследователями уже отмечена характерная черта поэтики Лермонтова - "самоповторение". Установлено, что оно часто встречается в его юношеской поэзии. Тем более значим прием "самоповторения" в зрелом творчестве поэта. Есть основание думать, что сходство идей, образов "Мцыри" и "Демона" неслучайно и, видимо, оправдано художественной целью автора.

Картины природы в названных произведениях хотя и соотнесены, однако смысл их для читателя неодинаков относительно внутреннего мира героев, по-разному относящихся к природе. Демон остается равнодушным к "дикому" и "чудному" "Божьему миру": он окинул "презрительным" оком "творенье Бога своего, И на челе его высоком Не отразилось ничего". Красота земного мира чужда "гордому духу".

По-иному ее воспринимает Мцыри. Он, в отличие от Демона, всей душой откликается на великолепие природы. Это объясняется тем, что Мцыри, как отмечал С. Ломинадзе, "видит в "образах природы" отражение собственной судьбы: прямое, или, чаще, контрастное. Деревья "шумят свежею толпой", как "братья", о которых томится его одинокая душа, "скалы жаждут встречи каждый миг", "но им не сойтися никогда" - то же самое, что происходит с Мцыри и от чего он так страдает. Герой мечтает обрести дом, родных, которых "видел у других, а у себя не находил", его тревожит то, что никому не мог сказать "священных слов отец и мать". Этим раздумьям о реальных родителях, "друге иль брате", "молодых сестрах" вторит символический мотив дружбы, братских, сестринских объятий: вот и "две сакли, казалось, приросли к скале" "дружною четой" .

В этих зарисовках - проекция беспокойного внутреннего мира героя. Рассказ о жизни природы является важной частью его исповеди, вместе с тем в ''метафорах-миниатюрах, возникших из пейзажных впечатлений, проступает тот же строй души, что и в обширном фрагменте, где душа эта впрямую занята самораскрытием" . Картины природы созданы с позиции романтического психологизма: они отражают внутренний мир героя, имеют сугубо субъективную окраску.

В "Демоне" также большое место занимает пейзаж. Однако он дан в объективном плане, от лица повествователя. Здесь между героем и природой устанавливается непреодолимое расстояние. "Божий мир" не дает окончательную разгадку души героя, а, напротив, усиливает у читателя ощущение ее непостижимости. Возникает необходимость понять причину враждебности, отчужденности героя к "чудному "творенью. В "Демоне" связь героя с природой показана по принципу контраста.

Мцыри, напротив, устремлен к многозначному говорящему миру. Он хочет "раствориться" в природе и получает наслаждение от близости с ней: "И было сердцу моему Легко, не знаю почему. " Именно картины природы вызывают у Мцыри воспоминания о родине: "И вспомнил я отцовский дом, Ущелье наше и кругом В тени рассыпанный аул. "

Природа пробуждает в герое не до конца осознаваемые им переживания и вместе с тем символически выраженную в поэме жажду идеала, гармонически сочетающего "земное" и "небесное". У Демона же при взгляде на природу возникает ощущение бесприютности, бездомности. В нем, кроме "зависти холодной", "природы блеск" ничего не возбуждает. Мы видим антитетическое построение образов: Мцыри доступна "небесно-земная родина", дом под небесным сводом, Демон же обречен на вселенскую бездомность, космическое одиночество.

Обратим внимание на художественный прием Лермонтова в передаче пейзажных зарисовок. В поэме "Демон" процесс реального приближения к земле дан параллельно изображению все углубляющегося внутреннего отчуждения героя от Божьего мира. В "Мцыри" природа описывается "изнутри", чем подчеркивается, что герой - часть ее и состоит как бы в родстве с ней. Это становится очевидным на следующем примере. Мцыри вспоминает: "Кругом меня цвел божий сад, Растений радужный наряд Хранил следы небесных слез, И кудри виноградных лоз Вились, красуясь меж дерев Прозрачной зеленью листов, И грозды полные на них. "

Это описание можно назвать одной строчкой из "Демона": " Счастливый, пышный край земли!" Находим и другие образно-стилистические параллели. "Мцыри": "Божий сад", "Демон": " столпообразные раины", "чинар развесистые сени"; "Мцыри": "запели птички", "дохнули сонные цветы"; "Демон": "и кущи роз, где соловьи поют. "; "Мцыри": "Порой в ущелии шакал Кричал и плакал, как дитя. "; "Демон": "Пещеры, где палящим днем томятся робкие олени"; "Мцыри": "И снова вслушиваться стал К волшебным, странным голосам, Они шептались по кустам, Как будто речь свою вели о тайнах неба и земли, И все природы голоса сливались тут. "; "Демон": "И блеск, и жизнь, и шум листов, Стозвучный говор голосов, Дыханье тысячи растений. "

Соотнеся картины природы в "Мцыри" и "Демоне", Лермонтов тем самым подсказывает читателю, что перед ним общая для обоих героев картина мира. Однако Демона природа оставляет равнодушным и холодными: "Но кроме зависти холодной Природы блеск не возбудил В груди изгнанника бесплодной Ни новых чувств, ни новых сил, И все, что пред собой он видел, Он презирал иль ненавидел". Тогда как Мцыри бесстрашно идет ей навстречу: "Но страх не сжал души моей: Я сам, как зверь,. И полз и прятался, как змей".

У Мцыри природа рождает первобытную звериную силу - черта, которая была отмечена еще современниками Лермонтова. Критик журнала "Маяк" Бурачок писал, что поэт воспевает дикую, необузданную волю, естественную в звере, преступную в человеке. Сходную мысль выразил и Ап. Григорьев, который указывал на "необузданную страстность" Мцыри, рвущегося на широкий простор, охваченного "безумной силой", вопиющей "против всяких общественных понятий и исполненной к ним ненависти и презрения". Сила эта, "отчасти зверская", по мнению критика, "в лице Мцыри радуется братству с барсами и волками" .

Максимальной приближенности Мцыри к "дикой природе" противопоставлена предельная враждебность Демона к "земному". Мцыри понимает голоса природы: "Хотя без слов мне внятен был тот разговор. " Демона же "стозвучный говор голосов" оставляет без участия.

Мцыри ценой невиданного внутреннего усилия попадает в ритм природной жизни. "Озолотился восток" - и пробуждается все живое: "запели птички", "ветерок шевельнул листы", "дохнули сонные цветы", и вместе с ними герой стремится "навстречу дню": "и, как они, я поднял голову мою". Герой говорит, что именно в эти мгновенья он жил по-настоящему: "Все, что я чувствовал тогда, Те думы - им уж нет следа; но я 6 желал их рассказать, Чтоб жить, хоть мысленно, опять".

Из всего этого выявляется символический сюжет поэмы. На лоне природы Мцыри становится доступным мир неземной, у него появляется возможность обретения "неземной родины": "В то утро был небесный свод так чист", что можно было увидеть "прилежным взором" полет ангела; в небе он глазами и душой тонул. Подобные ощущения невольно напоминают стихотворение Лермонтова "Ангел", в котором лирический герой также видит, "как по небу полуночи" пролетает ангел. Образ здесь создан на грани детского мировосприятия, чистого взгляда на Божий мир.

Если сравнить эту сторону души Мцыри с мироощущением Демона, то выявляется характерный для творчества Лермонтова конфликт между взглядом на мир, осложненным рефлексией и непосредственным восприятием окружающего.

Примечательно, что Тамара после встречи с Демоном, "зараженная думою преступной", тоже перестает видеть красоту природы. Испытав воздействие демонического начала, Тамара постепенно утрачивает непосредственность мироощущения, становится равнодушной к "живой жизни". "Тамары сердце недоступно Восторгам чистым. Перед ней Весь мир одет угрюмой тенью; И все ей в нем предлог мученью". У Мцыри образ "грузинки молодой" в его соединении со стихией вольной природы рождает безнадежную тоску по родине. У Демона после встречи с Тамарой возникает надежда на примирение с небом. Вместе с тем, для Демона красота девушки является случайной в порочном, по его мнению, мире.

Можно сказать, здесь возможность противопоставления двух лермонтовских героев исчерпывается. Обнаруживается общий для Демона и Мцыри парадокс: Демон по достоинству ценит красоту Тамары, однако противопоставляет ее "Божьему миру". Родство Мцыри с вольной, стихийной природой заметно отчуждает его от мира людей. Дает о себе знать отмеченный исследователями в связи с героями Лермонтова "внутренний барьер", придающий их поискам идеала особый характер . Ломинадзе писал, что на фоне" "объятий" природы глубже постигается мера одиночества Мцыри. "Возможно, оно столь безысходно, что душа готова любым способом прорвать его кольцо" . Герой рад обняться, "как брат, "хоть с грозой, готов слиться с природой даже через соединение с враждебным началом. Во время боя Мцыри с барсом "сплетаются ", "обнимаются" "крепче двух друзей". Здесь главным становится само объятье, сам контакт с миром, а какой ценой - не важно. Борются как бы неразноприродные существа: Мцыри "визжал, как барс", а раненый барс "застонал, как человек. " И среди образов природы, созерцаемых героем, наблюдается отождествление "дружбы - вражды" . Герой видит в небе такую картину: "Уж луна вверху сияла, и одна Лишь тучка кралася за ней, Как за добычею своей". Таким образом, для Мцыри, насильственно отторгнутого от родной почвы, контакт с природой - это возможность обрести род, родину, вернуться к первоначальным истокам. Образ Демона также создан на идее разрыва с родом и устремленности к идиллии.

Рассмотрим в сравнении встречи Демона и Мцыри с грузинкой. Демон видит владения Гудала, здесь по ступеням в скале, ведущим к реке, "покрыта белою чадрой, Княжна Тамара молодая К Арагве ходит за водой"; Мцыри видит, как "держа кувшин над головой", грузинка сходила к берегу". Эпизод этот, вопреки ожиданию, не противопоставляет, а, напротив, сближает героев. Характерно, что у них образ "грузинки молодой" рождает воспоминания о небесном рае, неудовлетворенность "земным" рождает ощущение " предсуществования". Тамара напоминает Демону ''те дни давние", когда он еще не был падшим ангелом". Появляется возможность постигнуть "святыню любви, добра и красоты" через сочувствие земной женщины. Мцыри видит грузинку во "сне", следовательно, переносит ее образ в иную реальность, которая ему дороже "земного рая".

Сон в поэтике Лермонтова - не просто характерная метафора, он в смысловом отношении насыщен. Ученые неоднократно обращали внимание на особое значение мотива сна в творчестве поэта. Д. Мережковский отмечал, что сон у Лермонтова - форма перехода к "вечной" жизни. С. Ломинадзе, развивая эту мысль, дает глубокую трактовку поэтики сна в художественной системе Лермонтова. "Сон - это возможность незаметно для себя синхронно охватить предмет с несовместимых пространственных или хронологических "пунктов", он представляет парадоксальное взаимопроникновение движения и неподвижности" .

Потому трудно отказаться от мысли, что коллизия образа Мцыри соотнесена Лермонтовым с темой вечности, а не только с противоречиями социальной действительности. Попытка прорвать границы данности, выйти за пределы "неба" и "земли", достичь свою "родину", преодолевая логику Божьего мироздания, сближает Мцыри с Демоном.

Справедливо отмечается в поэме "Мцыри" развитие и углубление идеи "естественного человека" (В. И. Коровин). Вместе с тем указывается, что тема эта осложнена трагическим мироощущением и мыслью о недостижимости гармонии с природой. Здесь уместно напомнить замечание Я. И. Марковича о том, что романтический идеал Лермонтова, несмотря на его "вариации", всегда предполагает " невозможное", "совмещение бури и покоя" .

В Мцыри мы и сталкиваемся с таким парадоксальным соединением разнородных, несовместимых в обычном понимании начал жизни. Сон, включенность хотя бы в фантазии, в необыденное измерение дает возможность вырваться из границ "земли" и "неба", освободиться от телесной оболочки. В ином мире, куда стремится Мцыри, устраняются все преграды, границы прошлого и настоящего, реальности и ирреальности становятся зыбкими, устраняется трагическая дисгармония между "землей" и "небом", уничтожается пространственно-временная заданность бытия. Вспомним стихотворение "Сон" ("В полдневный жар в долине Дагестана"). Природа в лермонтовской поэтической концепции не выступает последней инстанцией идеала, она является "преддверием к идеалу" .

Идея свободы связывается в поэме с темой поисков пути. Герой признается, что его "трудный путь" ночью не озаряла ни одна звезда, что он "пустился дорогою прямой", но "с пути сбиваться стал", что даже конь может его превзойти, найдет "прямой и краткий путь" на родину, и что Бог (об этом сказано в первой редакции) не показал ему, "блуждающему" во "тьме ночной", "желанного пути". Здесь и вступает в свои права метафора "сна", задающая тему перехода в сверхреальность, в которой снимаются все противоречия.

Монастырь в поэме "Мцыри" обычно объясняется как синоним общества, похожего на тюрьму, сковывающего свободу человека. Нельзя отрицать того факта, что монастырь в поэме выступает в своем прямом значении - это место уединенного общения с Богом, дающего шансы преодолеть противоречие между телом и душой; место, откуда проложен путь к высшим началам.

Герой Лермонтова отрицает такую возможность достижения гармонии именно потому, что она требует смирения, отказа от полноты и свободы романтической личности. Вместе с тем "монастырь" подтверждает и оправдывает необходимость подчинения личности внешним силам. С этим Мцыри мириться не может. Здесь и появляется внутренняя установка к сверхреальности.

Первобытное, инстинктивное влечение к свободе заставляет наполнить "миг" иным содержанием, придать ему статус "вечности". Так оказываются совмещенными "буря" и "покой". С одной стороны, "неустанное стремление продлить, растянуть, остановить насыщенный "миг", а с другой - со столь же неизбежным желанием изжить, избыть постылую вечность, сжать ее в ценностный "миг", в ту самую "точку, о которой грезит сердце" (С. Ломинадзе).

Итак, очевидными этапами в движении Мцыри к идеалу свободы являются его заметное отчуждение от собственно человеческой природы и попытка перехода к "надмирному" состоянию. Отход от привычной человечности на этом не заканчивается.

Мцыри стремится найти покой в "покое" и "буре". Однако результат оказывается неожиданным: "Я сам, как зверь, был чужд людей", - вот его чувства после дружбы с "бурей" в ночь побега. Предельное проявление идеи "грозы" заставляет его забыть "слова людей" и родиться словно заново - из мира смутных воспоминаний. Исчерпываются возможности контакта с окружающим. Музыка мира, голос свободы до Мцыри доносятся из сверхреальности, и они значат для него больше, чем только "земля" и "небо", "земная родина". Герою нужен небесный рай, его "предсуществование". Свобода, таким образом, оказывается достижимой, однако ценой преодоления своей "естественной" человеческой природы, преодоления отношений "земли" и "неба" в их обычном восприятии. Вспомним еще раз слова Ап. Григорьева. Мцыри возвращается к обыденной реальности, где свобода поставлена в зависимость от условий Божьего мироздания. Смерть подводит итог его блужданиям, она становится желанным выходом из "внутренних" и "внешних" противоречий.

В. И. Коровин полагает, что трагедия Мцыри обусловлена противоречием между мужественностью его духа и слабостью тела. В символическом сюжете поэмы действительно заметны поиски способов преодоления героем своей "телесности".

Смерть героя можно расценивать как неприятие им реальной логики мироздания. В рамках мира Божьего достижение свободы стало невозможно. Невозможно постоянно находиться в состоянии " вражды-дружбы" с природой, одновременно совмещать временное и вечное.

Обнаруживается характерная для героев Лермонтова попытка любым способом преодолеть строгую предопределенность "Божьего мира", победить рок, судьбу, "конструировать" "модель" бытия, которая снимает противоречие тела и души, мысли и чувства, неба и земли. Создается своего рода сверхреальность. Это-то и сближает Мцыри с Демоном. Герои соприкасаются в точке, которая неизменна почти для всех произведений Лермонтова.

Образ Мцыри оказывается связанным не с преодолением демонизма, а, напротив, является одним из глубоко сложных толкований демонической темы. Демона с Мцыри сближает мечта о свободе, "небесном" рае, где он не знал дисгармонии. В рамках "Божьего мира" его свобода, как и Мцыри, "ущемлена", здесь вступает в свои права необходимость. Демон в поисках неограниченной свободы создает иную реальность, "моделирует" мир, в котором Бог не властен. Именно туда, в "надзвездные края", он хочет увезти Тамару. Только там он является царем "познанья и свободы".

Отвержение от мира Божьего предполагает разрыв со всеми его ценностями, но этого-то и не происходит. В исповеди Демона сказано, что он откроет Тамаре "пучину гордого познанья" и "даст ей все земное". Тень "земного" повсюду преследует Демона, что и делает его свободу иллюзорной, неполной. Демон внушает Тамаре мысль, что для свободы необходимо побороть собственную человеческую природу, однако он сам несвободен от нее.

Мцыри постиг свободу, но для этого потребовалось уйти из мира людей, преобразить свою человеческую натуру, сделать шаг, так сказать, в сторону "озверения", с одной стороны, и преодоления своей "телесности" - с другой. Поэтому-то его свобода сомнительна. Она просто не нужна, ибо в таком виде ее не с кем делить, нечему противопоставить. В ней нет именно человеческо-земной ценности. В поэме "Мцыри" тема свободы развита и как желанный идеал, и как нечто надмирное, сверхчеловеческое. Она осмыслена как состояние, переживаемое словно во "сне".

В "надзвездном" мире Демона свобода также не нужна. Хотя бы потому, что она там остается свободой холодного, бесприютного одиночества. Свобода не имеет смысла, если она вынесена за рамки мира людей, "Божьего мироздания". В своей "небесной" родине герой утрачивает демоничность, так же, как и Мцыри в своем "раю" - естественную человечность. Не может быть демонизма там, где нет Бога. Не может быть "рая" там, где требуется "озверение" человека, где сам рай является метафорическим воплощением сна, результатом погружения в воспоминание. Судьбы Демона и Мцыри наводят на мрачное, безотрадное раздумье. Герои эти являются роковыми потому, что они выступают жертвами некой непоправимой ошибки, совершенной, по мысли Лермонтова, в самом основании "Божьего мира".

Вырисовывается грустная картина мира, в котором человеку отведена роль "неполноценного" существа. Человек обречен на вечное скитание между небом и землей, не принадлежа полностью ни небу, ни земле. Тревожное ощущение бесприютности, бездомности в космическом масштабе, и как следствие стремление к идеалу даже ценой отказа от своей человеческой природы это, думается, то, что связывает символический сюжет "Мцыри" с концепцией "Демона".

Изображения Кавказа в живописи Лермонтова

Лермонтову- писателю всегда помогал Лермонтов-художник. Лермонтов много рисовал, писал красками, делал наброски, рисунки, изображающие Дарьяльское ущелье с замком Тамары, развалины на берегу Арагвы, окрестности Тифлиса, автопортрет, на котором он изобразил себя в черкеске, с наброшенной на плечи буркой.

Наиболее интересны пейзажи, связанные с Кавказом, выполнены маслом: «Вид Пятигорска», «Кавказский вид с саклей» («Военно-Грузинская дорога близ Мцхеты»), «Вид горы Крестовой», «Вид Тифлиса», «Окрестности селения Карагач» («Кавказский вид с верблюдами») и другие (все 1837-1838). Любая кавказская панорама Лермонтова это как бы малый фрагмент вселенной, тем не менее, выразивший всю бесконечность мироздания. Руины, монастыри, храмы, лепящиеся на склонах гор, представляются зрителю естественными вкраплениями в природный ландшафт. Вписанные в каждый пейзаж фигурки людей, всадники, погонщики и верблюды, грузинки, набирающие в Куре воду, подчинены изначально заданному ритму, их малый масштаб подчеркивает космическую безмерность целого. Но, несмотря на романтическую интонацию, лермонтовские панорамы, как показал исследователь его творчества Ираклий Андроников, во многом совпадают с реальной топографией изображаемых мест, а, кроме того, с описанием этих мест в произведениях.

В этом убеждаешься, знакомясь с обнаруженной в наше время лермонтовской картиной «Вид Крестовой горы». На небольшом картоне масляными красками поэт нарисовал один из чудесных горных пейзажей, так живо напоминающий нам зарисовки из «Бэлы» («Герой нашего времени»). Перед нами в обрамлении суровых скал высится покрытая снегом гора, вершину которой венчает каменный крест. Огибая её, по склону проходит дорога, внизу, вырываясь из глубоких расселин, сливаются вместе два бурных горных потока. А выше на фоне голубого неба белеет гряда далеких гор, как бы растворяясь в прозрачном воздухе, которым напоена вся картина.

Невольно на память вместе с текстом романа приходят строки из письма поэта к Святославу Раевскому, где он делится впечатлениями от Военно-Грузинской дороги: «лазил на снеговую (Крестовую) гору, на самый верх, что не совсем легко оттуда видна половина Грузии как на блюдечке, и, право, я не берусь объединить или описать этого удивительного чувства для меня горный воздух бальзам, хандра к черту, сердце бьется, грудь высоко дышит, ничего не надо в эту минуту так сидел бы да смотрел целую жизнь». Но при всем правдоподобии картины мы, к сожалению, не сможем отыскать на натуре её подлинный прообраз, да и в описании Крестового перевала по роману имеются расхождения с рисунком. Некоторые исследователи пытались объяснить это собирательным характером картины и элементами художественной фантазии автора. Но это не соответствует истине. Дело в том, что лермонтовский пейзаж, как это подметил один из исследователей А. Симченко, представлен в перевернутом виде, в так называемом зеркальном отображении, и предельно сжат по горизонтали. Эти особенности картины легко объяснимы. По возвращении с Кавказа, Лермонтов некоторые свои рисунки автолитографировал, чтобы иметь возможность подарить их друзьям.

До нашего времени дошли четыре оттиска одного из таких рисунков, причем два из них раскрашены акварелью. Очевидно, и свою картину «Вид Крестовой Горы» Лермонтов писал с литографированного рисунка. Искажение же подлинных масштабов было связано с желанием вместить в ограниченный формат живописную панораму гор, которой поэт всегда восхищался.

Перевернем пейзаж на картине в подлинном его развороте, и все станет на свои места. Перед нами изображение реального вида со склона Гуд-горы на Чертову долину и гору Крестовую. И если обратимся тексту «Бэлы», то увидим, что изображение картины полностью совпадает с описанием этого места в романе. Даже время суток на картине, о котором можно судить по характеру освещения и направленности теней, точно соответствует описанию переезда через перевал в «Бэле»: «Вот, наконец, мы взобрались на Гуд-гору, остановились и оглянулись: на ней висело серое облако, и его холодное дыхание грозило близкой бурею; но на востоке все было так ясно и золотисто, что мы, то есть я и штабс-капитан, совершенно о нем забыли».

«Кругом было тихо, так тихо, что по жужжанию комара можно было следить за его полетом. Налево чернело глубокое ущелье; за ним и впереди нас темно-синие вершины гор, изрытые морщинами, покрытые слоями снега, рисовались на бледном небосклоне, еще сохранявшем последний отблеск зари. На темном небе начинали мелькать звезды, и странно, мне показалось, что оно гораздо выше, чем у нас на севере. По обеим сторонам дороги торчали голые, черные камни; кой-где из-под снега выглядывали кустарники, но ни один сухой листок не шевелился, и весело было слышать среди этого мертвого сна природы фырканье усталой почтовой тройки и неровное побрякивание русского колокольчика».

«Вид с трех сторон у меня чудесный. На запад пятиглавый Бешту синеет, как "последняя туча рассеянной бури"; на север поднимается Машук, как мохнатая персидская шапка, и закрывает всю эту часть небосклона; на восток смотреть веселее: внизу передо мною пестреет чистенький, новенький городок, шумят целебные ключи, шумит разноязычная толпа, - а там, дальше, амфитеатром громоздятся горы все синее и туманнее, а на краю горизонта тянется серебряная цепь снеговых вершин, начинаясь Казбеком и оканчиваясь двуглавым Эльбрусом. Весело жить в такой земле! Какое-то отрадное чувство разлито во всех моих жилах. Воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка; солнце ярко, небо сине - чего бы, кажется, больше? - зачем тут страсти, желания, сожаления?. »

Заключение

Кавказ для Лермонтова связан с воспоминаниями его детства, романтическим мироощущением, тоской по необычному, потребностью в величественном. С юношеских лет он грезил Кавказом, бывая там, он слушал рассказы про страну, записывал народные песни. Лермонтов славит Кавказ и устами своего героя Мцыри, предпочитающего жизни в неволе три дня жизни на свободе:

Сияньем голубого дня

Упьюся я в последний раз.

Оттуда виден и Кавказ!

Быть может, он с своих высот

Привет прощальный мне пришлёт.

Блуждавший в пустыне мира печальный Демон находит край, достойный его судьбы и страсти:

Прекрасен ты, суровый край свободы!

И вы, престолы вечные природы.

Наконец, сам поэт в стихотворении “Кавказ” восклицает:

Как сладкую песню отчизны моей

Люблю я Кавказ!

Лермонтовский Кавказ – это ощущение свободы, душевного спокойствия. Когда мы читаем лирику Лермонтова, рассказывающую русском обществе («Как часто, пестрою толпою окружен», «Смерть поэта», «Прощай, немытая Россия»), то нас не покидает ощущение метаний души человеческой, возмущения, которое читатель переживает вместе с поэтом. Кавказ же дает ощущение свободы, незыблемости мироздания Как будто отдельно взятый человек вдохнул полной грудью воздух свободыОсобенно хорошо понимаешь это, глядя на картины Лермонтова.

Кавказ у поэта – это воплощение движения. Даже природа у него живет своей жизнью, зачастую очень похожей на людскую жизнь

Поэт старается показать лучшие стороны южного края – преданных женщин, отважных мужчин, дикую, необузданную, но в то же время прекрасную природу – под стать людям.

Продолжая рисовать перед нашим взором романтические картины поэт не изменяет достоверности – многие местности, описанные в “Герое нашего времени” существуют на самом деле.

Лермонтов подарил русской литературе вдохновенные произведения, посвященные Кавказу. «Суровому краю свободы» он оставался верен до конца дней.

Как я любил, Кавказ мой величавый,

Твоих сынов воинственные нравы,

Твоих небес прозрачную лазурь

И чудный вой мгновенных, громких бурь,

Когда пещеры и холмы крутые

Как стражи откликаются ночные;

И вдруг проглянет солнце, и поток

Озолотится, и степной цветок,

Душистую головку поднимая,

Блистает как цветы небес и рая.

(«Измаил-Бей»)

Комментарии


Войти или Зарегистрироваться (чтобы оставлять отзывы)