Цветность и образность в поэзии Державина Г. Р.

Русская культура XVIII века особенно интересна тем, что за короткий срок нужно было наверстать исторический, временной пробел, который в Европе измерялся веками, эпохами (античность, средневековье, возрождение)

России нужна была культура общеевропейского типа и в тоже время своя русская культура. Этим и объясняется необыкновенная пластичность и динамика, которой характеризуется русская культура XVIII столетия. В течение четверти века в России возникают собственные школы живописи, музыки, архитектуры, скульптуры. И особенно быстро и смело развивается русская литература. Это можно увидеть в творчестве одного писателя, Гавриила Романовича Державина (1743 – 1816).

Сам поэт считал себя приверженцем классицизма, но фактически стал его разрушителем. Хотя он был автором од - излюбленного классицистами жанра, их содержание резко отличается от того, что было предписано этому высокому виду поэзии.

Поэты все внимательнее всматриваются не в одежду и поступки, не в социальное положение и гражданские обязанности, а в душу человека, в мире его чувств.

В самой сущности своего поэтического метода Державин тяготеет к реализму. Он, впервые в русской поэзии, воспринимает и выражает в своем мире, зримый, слышимый плотский мир отдельных неповторимых вещей. Радость обретения внешнего мира звучит в его стихах. Он видит детали, конкретные мелочи чувственно ощущаемой действительности. Он с любовью вглядывается в них и ищет необычайно точных слов для их обозначения.

Трудно оценить теперь значение переворота, произведенного в этом отношении Державиным. Он сказал первые слова в новой поэзии о подлинном материальном мире, он рассыпает эти конкретные детали везде. Если он говорит о прогулке Екатерины II, то тут же отмечает ряд мельчайших штрихов:

Екатерина –

На восклицающих смотрела,

Поднявших крылья лебедей.

Иль на станицу сребробоких

Ей милых сизых голубков,

Иль на пестрых краснооких,

Ходячих рыб среди прудов.

« Развалины»

В поэзии Державина заговорило чувство, а не мысль, причем новым, до сих пор не слыханным языком, который сам поэт назвал “сердечной простотой”.

Таким языком можно говорить о Боге и смерти, о любви и простых радостях жизни, то есть сразу обо всем, ибо это жизнь человеческая, где переплетены поэзия и проза, обед с приятелем и штурм Измаила,

“высокое и низкое”.

И где до ужина, чтобы прогнать как сон,

В задоре иногда в игры зело горячи

Играем мы в ерошки, в фараон,

По грошу в долг и без отдачи.

Оттуда прихожу в святилище я муз,

И с Флакком, Пиндаром, догов воссевших в пире,

К царям, к друзьям моим иль к небу возношусь.

Иль славлю сельску жизнь на лире;

Иль в зеркало времен, качая головой,

На страсти, на дела зрю древних, новых веков,

Не видя ничего кроме любви одной.

К себе, и драки человеков.

Все суета сует! Я, вздыхая, мню;

Но, бросив взор на блеск светила полудневна;

О, коль прекрасен мир! Что ж дух бременю?

Творцом содержится вселенна.

Да будет на земли и в небесах Его,

Единого во всем, вседействующа воля!

Он видит глубину всю сердца моего,

И строится моя им доля.

Дворовых между тем крестьянских рой детей

Сбираются ко мне не для какой науки,

А взять по несколько баранок, кренделей,

Чтобы во мне не зрили буки.

“Евгению. Жизнь званская”

То есть, для истинного художника – где жизнь, там и поэзия. Целью нашей работы было проследить новаторство Державина в русском классицизме, чувственность, красочность и предметность его творчества.

Биография Державина

Державин Гавриил Романович(1743-1816)-крупнейший русский поэт 18 века. По отцу происходит от татарского мурзы Багрима, выселившегося в 15 веке из большой Орды, Родился в Казани, в семье мелкопоместных дворян. Получил скудное образование ( сперва у церковников - дьячка и пономаря,затем в частной школе немца -каторжника, наконец, в Казанской гимназии, которую не окончил). С 1762 года служил в течение 10 лет солдатом в гвардейском Преображенском полку; первое время жил в казарме со «сдаточными” солдатами из крестьян, наравне с ними выполнял самую черную работу. Он был необычайно уважаем солдатами, задушевные беседы с выходцами из русских крестьян научили его восприятию народной нужды и горя как государственной проблемы. Вместе с полком участвовал в перевороте, возведшем на престол Екатерину. Ко времени военной службы относится самый тяжелый период жизни Державина. Находясь по смерти отца в крайне стесненном материальном положении, Державин пристрастился к карточной игре, сделался отъявленным шулером, повел распутную жизнь - «повеса, мот, буян, картежник, очутился»- совершил ряд уголовных проступков. Исход энергии и честолюбию Державина открыла пугачевщина. Только что произведенный в офицеры Державин по собственному почину принял деятельное участие в усмирении пугачевского бунта в качестве члена секретной следственной комиссии. Деятельность Державина во время пугачевщины во многом загадочна. Сам он ставил себе в особую заслугу, что, имея возможность добиться всего, чего бы ни хотел, не изменил Екатерине. Несмотря на это, он восстановил против себя высшее начальство: главнокомандующий хотел повесить Державина вместе с Пугачевым. В дальнейшем Державин служил на гражданской службе, достиг высоких чинов: губернатора, секретаря Екатерины, сенатора, государственного казначея, наконец, министра юстиции. В 1803 году, ввиду резкой оппозиции либеральным тенденциям царя Александра (Державин был в частности сторонником дворянской ”конституции”- расширения власти и прав Сената- и одним из самых крайних консерваторов в крестьянском вопросе), был уволен от всех дел и последние годы жизни прожил в полном покое,частью в Петербурге, частью в своей новгородской деревне Званке

Ярчайшим произведением Державина стала прославившая его ”Фелица”. В ней соединены два жанра: ода и сатира. Явление это стало поистине революционным для литературы эпохи классицизма, ведь, согласно классицистической иерархии литературных жанров, ода и сатира принадлежали разным “штилям”, и смешивание было недопустимо. Однако Державину удалось соединить не только тематику этих двух жанров, но и лексику: в “Фелице” органично сочетаются слова “высокого штиля” и просторечье. Таким образом, Гавриил Державин, предельно развивший в своих произведениях возможности классицизма, стал одновременно первым русским поэтом, преодолевшим классицистические каноны.

Оды Державина.

На фоне строгих норм классицизма оды Державина были необычны.

Уже первое, принесшее Державину известность стихотворение “ на смерть князя Мещерского “ заставляет задуматься – оду или элегию написал поэт. В этом стихотворении надгробная ода смешивается с элегией (песней грустного, печального содержания, оплакивающей смерть, разлуку, всякую утрату, потерю, несчастье и незавидную участь). «Правила» классицизма возражали против смещения этих жанров. Державин видел в них нечто общее: мотивы бренности земной жизни и несбыточности счастья ввиду неотвратимого конца. Элегическим настроениям он предавал возвышенность, а одическому красноречию сообщил личный, индивидуальный характер.

С одной стороны, частный случай подводился в духе классицизма под общий закон: образ всепожирающей смерти губителен, потому что человек смертен и всех людей когда – нибудь поглотит черная бездна. Бой часов символизирует неумолимое и беспощадное время, отбивая отпущенный каждому короткий срок земной жизни: « Глагол времен! Металла звон!» Но с общим печальным и жестоким законом примиряет его неизбежность.

С другой стороны, смерть князя Мещерского - личная для Державина невосполнимая потеря, и у поэта рождаются грустные мысли о собственном жизненном пути. Предаваясь воспоминаниям и размышлениям, он оглядывает свое прошлое, настоящее и видит одни утраты:

Как сон, как сладкая мечта,

Исчезла и моя уж младость;

Не сильно нежит красота,

Не столько восхищает радость,

Не столько легкомыслен ум,

Не столько я благополучен

Появившейся в стихотворении личностный оттенок противоречил «правилам” классицизма. При этом Державин употребил слова, выражения среднего стиля (сладкая мечта, исчезла младость), которые, как и рифмы “младость – радость”, впоследствии широко войдут в средние жанры – элегию и послание. Подобная вольность тоже нарушала нормы классицизма. Индивидуальное переживание смерти поддержано и обращением к общему другу, Перфильеву, частному человеку, и потому звучит особенно свежо и трагично. Ода под пером Державина лишилась абстрактности, отвлеченности, присущей классицизму.

Личными чувствами отмечена и пейзажная лирика Державина. Например, они ощутимы в стихотворении «Ключ”, в котором передан восторг, вызванный многообразием красок и звуков:

Ты чист - и восхищаешь взоры. Ты быстр - и утешаешь слух.

Было бы опрометчиво утверждать, что Державин лишь разрушал величественное здание русского классицизма. Он его возводил.

Ода “Бог”

Например, в оде “Бог» поэт прославлял Разум, всемогущего Творца, его присутствие во всем. Но одновременно это всемогущество, всесильный и разлитый всюду Дух не только восхищает, но и заставляет трепетать, вызывает у Державина “пиитический ужас”. Разумом он преодолевает страх. Поскольку человек создан богом по своему образу и подобию, но помещен на грешную землю и не вечен, то он понят Державиным в полном согласии с представлениями классицистов слабой и ничтожной тварью (червь).

Однако благодаря разуму он способен ощутить в себе могучий и неистребимый дух, который роднит его с Богом и даже дает почувствовать в себе Бога. Этот дар от рождения вложен в человека свыше.

В центре стихотворения лежит мысль о том, что Бог бесконечен в пространстве и во времени, а человеке, будучи смертен, конечен и имеет завершение в пространстве и во времени. Но поскольку Бог вдохнул в него дух и дал ему разум, то человек связывает небо (мир Бога) с землей (обиталище людей). Эта связь заложена в идее человека, и потому ему даны право и возможность постичь Бога: »Лишь мысль к Тебе взнестись дерзает”. Главная трудность, преодоленная Державиным, состояла в том, чтобы выразить в ясных образах наименее в словах выразимое и соединить абстрактное к конкретным, отвлеченное религиозно-философское с физическим, возвышенное духовное с материальным и даже низменным. На этом примере видно, что Державин мысленным взором мгновенно обнимает всю вселенную, всего человека - и как бессмертное, и как смертное творение.

Он видит человека в контрастах чувств и душевных состоянии, сопрягая трагические размышления с уничтоженными знаниями. Это позволило Н. В. Гоголю сказать о “гиперболическом размахеречи” Державина: “Слог у него так крупен, как ни у кого из наших поэтов. Разъяв анатомическим ножом, увидишь, что это происходит от обыкновенного соединения самых высоких слов с самыми низкими и простыми, на что бы никто не отважился, кроме Державина. Кто бы посмел, кроме него, выразиться так, как выразился он в одном месте о том же своем величественном муже, в ту минуту, когда он все уже исполнил, что нужно на земле:

И смерть, как гостью ожидает,

Крутя, задумавшись, усы.

Кто, кроме Державина, осмелился бы соединить такое дело, каково ожидание смерти, с таким ничтожным действием, каково кручение усов? Но как через это ощутительней видимость самого мужа, и какое меланхолически глубокое чувство остается в душе!”.

“Русские девушки

И все-таки Державин не столько зодчий классицизма, сколько его разрушитель. В стихотворении «Русские девушки” Державин старается передать национальный колорит, особенности поведения и пляски девушек, свойственные им движения (“Тихо руки взор проводят, и плечами говорят”), возникшие на почве народной культуры. Само стихотворение ближе к средним, нежели высоким, жанрам. Оно живописно («Как сквозь жилки голубые / Льется розовая кровь»), полно юмора и простодушной гордости за сельских красавиц. Ясно, что их образ сложился у Державина под влиянием живых впечатлений.

Новаторство Державина.

Одним из самых замечательных произведений Державина, в котором резко нарушились нормы и правила классицизма, была знаменитая ода «Фелица” (1782).

Начало “Фелицы” напоминает традиционную оду и одновременно отличается от нее:

Богоподобная царевна

Киргизкайсацкая орды!

В оде классицизма монарх изображался земным божеством, собранием всех добродетелей и совершенств, премудрым, взыскательным наставником и снисходительным отцом подданных, не оставляющим их своей милостью и попечением. Эпитетом «богоподобная” и восклицательными интонациями Державин сразу настраивал на одический лад. Далее качества «царевны” преувеличенно, гиперболически восхвалялись. Но вместо прямо и по имени названной императрицы Екатерины Державин писал о какой-то киргизкайсацкой царевне. Ода прочно соединялась с аллегорией, к которой Державин прибег неспроста. Он преследовал несколько целей. Упоминание царевны Фелицы и царевича Хлора Державин намекал на «Сказку о царевиче Хлоре», написанную Екатериной. В ней рассказывалось о том, что царевич Хлор отправился на поиски розы без шипов. Киргизкайсацкая царевна Фелица упросила приставить к нему в качестве советчика, помощника, смышленого мальчика по имени Рассудок. В пути царевич Хлор узнает, что роза без шипов – добродетель и что она не дается даром, а достается большим трудом. Нравственный рост царевича изображен на подъеме высокой горы. Державин воспользовался сюжетом из аллегорической и дидактической сказки Екатерины. Ода Державина тоже аллегорична и дидактична, это не противоречило нормам жанра. Сказка понадобилась Державину и в другом отношении: он не хотел, чтобы злые языки обвиняли его в лести и чтобы Екатерина увидела в оде корыстные замыслы поэта, а не чистосердечные и простодушные хвалы.

Державин, как это положено в оде, не дает последовательности событий и эпизодов, а строит “сюжет мысли” в виде постепенного движения от тьмы к свету, от заблуждений к познанию истины через нравственное самовоспитание в духе добродетелнй, предписываемых просвяещенным разумом. В ходе размышлений он убеждается, что нашел идеал жизни в лице Екатерины. Речь в оде словно бы шла о Екатерине и не о ней. Державин ввел в сказку образ мурзы, «дикого” мусульманина, который привык к лени, к роскошной и праздничной жизни. Это объяснило проникновение в оду восточной лексики и образности с пышностью ее метафор, сравнений, гиперболизмом похвал и славословий. С одной стороны, в мурзе легко узнавался сам поэт, который намеренно обыграл свое происхождение, (Державин вел свой род от татарского мурзы Багрима), а с другой – мурза был самостоятельным персонажем, даже поэтом, которому свойственна пышная риторика восточной лирики. Более того, не только Державин находит образ Разума и добродетели в лице Екатерины , но и мурза – в киргизской царевне Фелице. “Дикого», нецивилизованного татарина привлекают разум и нравственные достоинства царевны. Но простодушному мурзе неведомы “правила” классицизма, он не знает “законов”, по которому пишется ода, и потому он легко и против всяких норм включает в оду восточную образность, низкие картины, низкий быт “игра в карты, в свайку, в жмурки, гулянья под качелями, посещение шинка, общая с женой любовь к голубям и “гигиенические занятия” с ней – “То ею в голове ищуся”). Низкий мир, не охваченный разумом и презрительно осмеянный, который тогда называли «превратным светом”, вдруг по недомыслию «дикого” мурзы-поэта, из низких жанров сатиры, басни, колядки перекочевал в жанр оды, жанр высокий, минуя и нарушая его границы, устанавливаемые и строго охраняемые самим всемогущим Разумом. Мурза – поэт соединил и перемешал, невзирая на их несовместимость, стили высокие, средние и низкие. В жанр оды вдруг вторглись жанры идиллии и пасторали, выдержанные в среднем стиле. Встречаются и вовсе неуместные в оде низкие слова и выражения, передающие русский помещичий и «домашний” быт (кулачные бои, пляски, лай псов, забавы и проказы). Всюду Мурза-поэт высокое стремится снизить или назвать обыкновенным именем: например, одический Олимп у него заменяет «высокая гора”, Россию-“Киргизкайсацкая орда”, поэтический восторг- житейская суета и плетение рифм. И сама ода довольно двусмысленна, потому, что в ней много иронии, смеха, комизма.

Так как за мурзой скрывается автор «Фелицы”, который в отличии от мурзы искушен в поэзии и которому хорошо известны “правила” классицизма, то это означает, что Державин вступил с Екатериной II в поэтическую игру. Игровое начало преобразило высокую оду, соединив ее с более низкими жанрами (сатира, идиллия, пастораль, анекдот и др. ). Благодаря поэтической игре стиль оды стал разнообразнее, богаче и живописнее. Кроме церковнославянизмов, библеизмов и архаизмов, в него вошли слова среднего стиля, разговорные, употреблявшиеся в быту. Нормы одического жанра и классицизма в целом были нарушены.

Новаторство Державина заключалось в разрушении монументального единства одических образов героя (героини) оды и автора-поэта. Державин добивается единства этих образов на других, нежели в классических образцах оды, основаниях. Единство у него достигается не вследствие изображения героини в одном ключе, в одном плане-вне быта, без биографических подробностей, а через разъединение и затем соединения частных и общих, биографических и государственных, человеческих и императорских свойств и качеств. Еще дальше Державин пошел, создавая образ поэта, который в традиционной оде не нес каких-либо личных черт, был принадлежностью жанра. Поэт у Державина одновременно и просвещен и не просвещен, подвержен человеческим слабостям и знает, что их нужно преодолеть, сообщает о себе биографические подробности, причем очень личного, «домашнего” свойства,и приписывает себе заблуждения, капризы и манеру поведения других людей. Он вельможа, сановник и простой обыкновенный человек, который хочет себя воспитать в духе разумных понятий и не в силах справиться с соблазнами. Его влечет добродетель, но он постоянно уклоняется от истинного пути, находит идеал премудрости в образе Екатерины , даже испытывает его воздействие и тут же отдаляется от него. Он искренне верит, что Екатерина - образец добродетели, но, видя ее окружение, сомневается в своей вере. Державин создает образы героини и поэта противоречивыми и в этих противоречиях едиными Единство создается не посредством отсечения человеческих свойств от гражданских добродетелей, как это было принято до него в оде, а путем совмещения автобиографических черт с чертами государственно - мыслящего деятеля.

Императрица Екатерина сначала предстает в своих человеческих качествах:

Почасту ходишь ты пешком,

И пища самая простая

Бывает за твоим столом

Державин рисует Екатерину земной женщиной, которая отличается скромностью, кротостью, не любит излишеств, ведет естественный образ жизни и, главное, не терпя праздности, всечасно занята полезными трудами. Ей некогда беспочвенно мечтать и предаваться несбыточным фантазиям. Внутренний мир императрицы целен и непротиворечив, в нем нет борьбы раздирающих страстей. Екатерина владеет своими чувствами и направляет их на благо подданных. На императорском троне восседает земная добродетельная женщина, и это обусловливает поведение государыни. Державин раскрыл зависимость между человеком и его должностью. Поступки и дела людей, их обращение с подчиненными и стоящими выше их на социальной лестнице, зависят от нравственных качеств. Величие императрицы, в полном согласии с предначертанием Бога, заключено в ее любви к благу. Чем проще и скромнее человек в жизни, тем менее можно ожидать от него властолюбивых капризов и оскорбительного неуважения к подчиненным. Обращение Екатерины с подданными не в последнюю очередь объяснялось ее высокими человеческими достоинствами.

Доброта, снисходительность к слабости, проявление милости – все это умные чувства, отличающие просвещенного человека от дикого зверя на «троне”. Так образ Екатерины у Державина заметно идеализируется и превращается в земное божество. Она именуется “ ангелом кротким, ангелом мирным”, ниспосланным из “светлости порфирной”, сошедшим с небесных высот на землю, чтобы “скиптр носить и творить благо”. Ее государственный ум проявляется в разнообразных деяниях, которые Державин прославляет как настоящий одописец, в полном согласии с нормами жанра. Екатерина получает даже способности едва ли не одинаковые с Богом.

Помимо неотъемлемых государственных заслуг (прекращение войн, забота о ближних, равное внимание всем сословиям, их просвещению, творению добра), Екатерина славится тем, что созидает « из разногласия согласье”, “ из страстей свирепых-счастье”. Тем самым, начав с выделения в образе человеческих качеств, Державин затем вывел из них свойства государственного деятеля мудрого философа и соединил их в одном лице. Получилось так, что человеческое, государственное и философское начала, в Екатерине, образуя единство, восходят к божественному и одновременно нисходят с небесных высот. Природное, человеческое, составляя фундамент, основу, на которых надстраиваются философское и государственное свойство, проникнуто божественным светом и излучает этот свет. Благодаря такому изображению, императрица, не покидая земли, становиться живым воплощением божества, отлетевшего от быта и окруженного сиянием, светом, блеском.

Если Екатерина умеет управлять чувствами и приводить их в согласие с разумом и долгом, то мурза-поэт, за которым видится вельможа-поэт и Державин, никак не находит ни в себе, ни в своем поведении гармонии чувств и ума. Описание «мурзы”, как и Екатерины, Державин начинает с человеческих, личных качеств. При этом он бесхитростно изображает свой домашний быт, вносит автобиагрофические детали, лукаво приписывает себе такое поведение, которое ему не присуще,заимствуя некоторые черты их жизни других вельмож – А. Орлова, Г. Потемкина, С. Нарышкина, А. Вяземского.

Вместе с частной жизнью и сатирой в оду хлынули разговорные слова и выражения, принадлежащие к низкому или среднему стилю. Сочетание высоких и низких оборотов речи определяло двойственное положение и двойственное состояние мурзы-вельможи, да и самого Державина-поэта. С одной стороны, ему внятны просвещенные идеи и он хочет следовать разумным понятиям, но с другой он раб страстей, слабый человек, не могущий удержаться от соблазнов и собственных прихотей. Человеческое в нем не образует единства с гражданским, государственным долгом. Поэтому ему не доступно подлинное счастье. Он находит удовольствие в удовлетворении собственных капризов, своего тщеславия. Ему нравятся простые домашние радости, и Державин изображает их с веселым юмором. Но мурза-вельможа (Державин) никак не может сочетать их с государственной деятельностью и склонен скорее «о всех делах заботу оставя», предаться любимым привычкам. Ничем не обремененная праздность с ее забавами, вопреки разуму, оказывается приятнее гражданских обязанностей. С точки зрения классицистов и ранних русских просветителей, частный быт – сфера низкой жизни и человек обязан подняться над бытом, служить государству и исполнять гражданский долг. В этом состоит его настоящее призвание. Вельможа Державин достаточно просвещен, чтобы понять требования разума, но он слаб как человек, его чувства не просвещены разуму. Этот разлад в душе порождает непреодолимый конфликт. В отличии от Екатерины вельможа не наделен нравственными добродетелями, его чувства преобладают над разумом и управляют им. Поэтому признаваясь:

Мятясь житейской суетою,

Сегодня властвую собою,

А завтра прихотям я раб,-

Он просит “богоподобмую царевну”:

Подай, Фелица! Наставленье:

Как пышно и правдиво жить,

Как укрощать страстей волненье

И счастливым на свете быть?

Вельможе по душе жизнь как вечно, бесконечно длящийся праздник с разнообразными удовольствиями, но он знает, что, проводя дни в суете, не приносит никакой пользы отечеству и не выполняет свой долг. Однако праздник столь увлекает, что вельможа не может преодолеть соблазны и прельщенья. Он погружается в себя и тешит свое воображение, уносясь в мыслях в несбыточные области

Внезапная смена настроений – от высоких, но бесполезных мечтаний к низкому быту и незначительному желанию – капризна, прихотлива. Она свидетельствует о том, что вельможа не властвует над мыслью и чувствами, а подчиняется им. В еще большей степени его пленяют пиры и развлечения. Державин так описывает пир, что роскошь и богатство яств на столе для героя явно предпочтительнее государственных занятий, доводов разума, соображений о долге и общей пользе.

Беспочвенный мечтатель, придающийся наслаждениям плоти, неожиданно переселяется в украшенную природу и нежится с «младой девицей”, доставляя себе чувственные любовные утехи. Здесь он ощущает себя героем сельской идиллии. Но природа у Державина в духе классицизма, искусственна: рощица посажена человеком, в ней устроена беседка с фонтаном, звучит арфа, трава названа “бархатным диваном”. В строфе присутствуют все признаки жанров идиллии и пасторали. Столь же любит вельможа и развлечения, отмеченные печатью национального колорита, русских красок: то катание в карете, то скачку “на резвом скакуне”, то роговую музыку, то кулачные бои, то охоту, а то и проказы с женой. С иронией пишет Державин о просвещении ума и души, которого требует рассудок, но с которым никак не сладит изнеженная страстями и испорченная натура:

То в книгах рыться я люблю,

Мой ум и сердце просвещаю,

Полкана и Бову читаю;

За библией, зевая, сплю.

Поведав о своих занятиях и привычках, вельможа выносит себе нелицеприятный приговор:

Таков, Фелица, я развратен!

Но на меня весь свет похож.

Кто сколько мудростью ни знатен,

Но всякий человек есть ложь.

Иначе говоря, слывущие мудрецами вельможи и сановники, на самом деле подвержены всевозможным порокам и лишены нравственных добродетелей в отличие от императрицы Екатерины. Между государственной мудростью и нравственными добродетелями пролегла пропасть, и расстояние между ним и императрицей все более увеличивается: Екатерина рисуется земной богиней а вельможа – простым смертным, которому не дано достичь премудрости и добродетели, но дозволено насладиться речами, лицезрением царицы и пропеть ей восторженную хвалу. Иронически принижая свои достоинства, Державин комплиментарно и лукаво преувеличивал добродетели императрицы.

Таким образом, внеся в оду личное, биографическое начало, разделив человека на природное и должностное, гражданское, Державин перестроил жанр и обновил его. Он и сам понимал, что такой оды как «Фелица», “на нашем языке еще не бывало”. Нарушая нормы жанра, Державин подрывал теорию и практику классицизма, усиливал сомнения в неоспоримости просветительских истин.

Продолжая эту линию своего творчества в начале восемнадцатого века, Державин и вовсе оставил оду, перейдя к стихотворениям, воспевающим вино, любовь, жизнь, полную радости, красоты и наслаждений. В этом новом лирическом образе беспечного и мудрого жизнелюбца он и предстает в своих последних стихотворениях.

В конце творческих дней Державин встречал смерть то ликующими звуками, уверенный в поэтическом бессмертии, то со спокойным отчаянием, близким к бесстрастному сознанию гибели «звуков лиры и трубы” в бездне вечности.

Восприятие цвета Гавриилом Романовичем Державиным.

В поэзии Державина нет места нарочитой возвышенности или напыщенности. Ясность, простота, отточенность формы, изящество и вместе с тем мудрая сдержанность-вот критерии, по которым измерял свое искусство великий поэт классицизма. Он был уверен, что литература, искусство или музыка предназначены для глубокого постижения человека и вселенной, вечных истин, волнующих нас и сегодня. Многие исследователи творчества Г. Р. Державина отмечали многоцветность его поэзии.

Для Державина очень важна колористическая сторона стиха. У него слова существуют и с прямыми и с символическими значениями цвета.

Цветовые слова многочисленны и разнообразны: черный, красный, белый, синий, серебристый, пурпурный и еще около тридцати цветов и оттенков встречается в его стихах.

Любимый цвет Державина- золотой. Поэт часто употребляет качественные цветообразования присущие оттенкам сокровищ. Они метафоричны, они не теряют и цветового значения. Такие эпитеты встречаются наиболее часто. Например, в стихотворении “Павлин”:

Волны новы

Струиста злата и сребра:

Наклонит - изумруды блещут!

Повернет - яхонты горят!

Или изображение водопада в одноименном стихотворении:

Алмазна сыплется гора

С высот четыремя скалами,

Жемчуги бездна и сребра.

Пурпур, багрянца, золото, серебро, драгоценные камни связаеы с символикой власти; природа величественна у Державина. Алхимия Державинской поэзии превращает в драгоценности все, до чего ни коснется. Цвета яств, земных плодов он сравнивает с отблесками благородных металлов и роскошных тканей.

То в масле, то в сотах зрю злата под ветвями;

То пурпур в ягодах, то бархат-пух грибов,

Сребро, трепещущие лещами -

(“Приглашение к обеду”)

Державин создал оригинальную изобразительную систему, в которой колористика играет важнейшею роль. Настроение утра царит в его поэзии, ничем не омраченный цвет бьет прямо в глаза. Каждая краска-яркая насыщенная, полутонов нет. В его поэзии-неповторимая живописная выразительность, редкостное богатство цветовой гаммы:

Багряна ветчина, зелены щи с желтком,

Румяно-желт пирог, сыр-белый, раки красны,

Что смоль, янтарь икра, и голубым пером

Там щука пестрая-прекрасны!

(“Евгению. Жизнь званская”)

Век Державина был без ума от фейерверков – и сама поэзия Державина подобна великолепному фейерверку. В своих произведениях поэт использует и сложные эпитеты из сочетания двух, а то и трех цветов, что усиливает яркость восприятия. “Бело-румяный, сине-темный, черно-огненный, лазурно-сизый-бирюзовый - краски становятся ярче, сгущаются, оживают. При помощи цвета поэт достигает портретной достоверности в обрисовке людей. Например, цвет женских глаз значительно конкретизирует образ: “сапфиро-светлыми очами”, “небесно-голубые взоры”, “взор черно-огненный”, “голубым огнем очей твоих”, и др.

Бодрящая ясность цвета и многокрасочность у Державина порою оттеняются мраком непогоды, «черно-багровой” бури. Державин живописец природы, использовал яркую палитру для передачи резких контрастов картины природы, и здесь черные и красные цвета приобретают символическое значение.

Символизм черных и красного цветов восходит в первобытно-ритуальной христианской традиции; это цвета жизни и смерти, их борения.

Заря у Державина всегда окрашена в тона красного; красный торжествует над черным, свет над тьмой; «румяная заря глядит их темных туч”.

Однако символизм черного и красного может быть связан и со смертью через образы крови и разрушительного огня:

Змеями молнии, летя из черных туч,

Жгут воздух, пламенем горюч,

И рдяным заревом понт синий обагряют

Но черна кровь его по пенным вод буграм

Как рдяный блеск видна пожара по снегам

(“Персей и Андромеда”)

Слова цветообозначения активно взаимодействуют друг с другом, создавая образы ночи, войны, смерти, бездны. Мрак пронизан кровавым огнем.

Везувий пламя изрыгает,

Столп огненный в огне стоит,

Багрово зарево сияет,

Дым черный клубом вверх летит,

Краснеет понт.

Клокочут реки рдяной лавой

(“На взятие Измаила”)

Красный цвет и его модификации означают цвет жизни в ее высшем проявлении. Синонимы красного цвета: пурпуровый, алый, рдяный, розовый, багровый, багряный, червленый и др. означают собственно красный цвет зари, цвет крови, цвет горения и прочее.

Цвета зари чаще всего обозначаются употреблением слов златой, пурпурный, огненный, подобный рубину и др.

Излюбленное колористическое сочетание Державина- сочетание цвета зари и небесной или водной глади. Голубой и красный – наиболеегармоничносочетающиеся цвета в живописи: так Иисус Христос согласно канону изображается в алом хитоне и синем плаще.

Цветовая символика здесь во многом традиционна, восходит к древним культурам(христианской и ветхозаветной символике и фольклорной поэтике).