Происхождение автора «Слова о полку Игореве»

Вся Русская земля – полевая, лесная, степная – выплывает из «Слова о полку Игореве». И далеко, широко вокруг видны пороги Днепра, отмели синего Дона, полынные курганы, деревянные стены Новгорода, Полоцка, Киева.

Молча и медленно стаи воронов летят над полями, где редко белеет рубаха пахаря. На Русской земле, да и во всем мире, еще не людно.

Глухие леса полны медведей, овраги – волков. Еще не выбиты огромные туры. А подойдешь к реке – в прозрачной осенней воде сплошной стеной стоят лещи, язи, голавли! Вот в сумерках плывет лодка, на носу пылает костер из смоляных сучьев. В пламени блестят зубья остроги. Один рыбак правит лодкой, другой замер над водой, высматривая добычу. Удар! И на зубьях извивается стерлядь. На дне лодки шлепают хвостами судаки и щуки.

Утром часовые в бойницах слышат крики диких гусей и уток. Они летят из половецкой степи, напоминая о том, что скоро подсохнет земля, реки войдут в берега, и снова жди набегов. Кричат – Переяславлю, Чернигову, Брянску

И такая щемящая грусть пронизывает тебя, такая тоска расстояний! В темном, тревожном воздухе слышен невидимый плач. Это плачут буквы «Слова», печаль течет посредине Русской земли. Раздоры, пожары, войны

Вся Русская земля двенадцатого века! И Автор «Слова» летит над ней, как мужик на деревянных крыльях,- только щеки холодеют от ветра.

-А всего десять страниц. Всё «Слово о полку Игореве».

-Не может быть,- часто слышу я,- ведь это большая книга!

-Да, большая, - с предисловием, с переводами – дословными и поэтическими,- с рисунками, комментариями. А само «Слово» - всего десять страниц, написанных огнем по небу.

Потрясает масштаб: вся Русская земля с тоскою расстояний.

Много загадок хранит в себе «Слово». Одна из них: кто же автор «Слова»?

Никто и никогда не узнает его имени. Только запах гари, одинаковый во все времена, наводит на след. Только плакучие ивы на пасмурных кручах Днепра что-то шепчут о нем. Только острая жалость и быстрая рябь на воде роднят века.

Что я знаю о нем? Кто он? Из какой социальной среды?

Летописи и раскопки древних курганов ничего не говорят об Авторе. Но несколько раз перечитав «Слово», я вдруг увидела его странную полузрячую природу. С одной стороны – безымянную, тревожно – безликую, а с другой – конкретную, поименную. Сильные физические ощущения Автора – студеная роса, зной, оплетающий колчаны, его личная отвага, дыхание его строки, движущиеся слова (тучи, дружины, звери, птицы), все 360 глаголов (на 370 существительных) подсказали мне его облик. Но это уже сугубо личное видение.

Он был худым, смуглым, с обостренным слухом и зрением, холерического склада; не любил жару, плохо переносил зной; был склонен к суевериям, придавал большое значение ужасам природы; но мыслил ясно, твердо – от факта, от реального события; любил тень, ветер, грозу, воду и поэзию воды. Человек высокого происхождения.

Но не в этом суть! Боян - импровизатор. Первый русский поэт. Гражданин. Патриот.

Самый точный его портрет: человек с ястребом или соколом на плече, но крыло птицы закрывает его лицо

Я попробую в своей работе убрать крыло птицы, закрывающее лицо Автора, ответить на вопрос: кто же он – Автор «Слова о полку Игореве»? Ведь если мы никогда не откроем имени автора «Слова», то никогда не поймем до конца ни того времени, ни его культуры, ни самой поэмы, ни многих тайн русской истории, ни некоторых аспектов человековедения, как называл М. Горький, литературу.

Для начала необходимо ответить на вопрос: откуда, с какой земли вышел Автор? Разные исследователи считают его то киевлянином, то галичанином, то киевлянином черниговского происхождения, то черниговцем.

Для начала и в качестве одного из косвенных доказательств происхождения «Слова» мы должны рассмотреть, что собою представляло в конце 12 века Чернигово-Северское княжество и его столица с точки зрения географии, экономики, культуры. Географическое положение Черниговского, вассального Новгород-Северского княжества и подвластных им земель вятичей было особым. Из этого района Руси, северо-восточные границы которого подходили к окрестностям Москвы, вели удобные речные пути – летом по воде и волокам, зимой по льду на Средний и Нижний Днепр, Дон, северский Донец, Оку и Волгу. Во владении чернигово-северских князей находился днепровско-деснянский и окско-волжский водоразделы, верховья Дона, долгое время им принадлежала обширная Муромо-Рязанская земля, практически все Поочье. Через самый важный торговый город Любеч на Днепре северяне были связаны со Смоленской, Полоцкой и Новгородской землями, с Прибалтикой, а через Тмутараканское княжество на северокавказском побережье Черного моря, основанном на присоединенном к Черниговскому Мстиславом Храбрым в начале 11 века, – с Кавказом, Крымом, Византией, Средиземноморьем.

Обширность владений, отдаленность пограничий во все концы, международные связи княжества в какой-то мере определяют географическое, пространственное видение автора-северянина в «Слове», объясняет этническую пестроту племен и народностей, упомянутых в пэме,- от немцев, ятвязей и Моравы до касогов, половцев и таинственной восточной хиновы.

Развитая по меркам тех времен экономика позволяла северянам иметь в Новгород-Северском, Путивле, Курске, Рыльске, Трубчевске, Козельске, Вщиже и других удельных центрах воинские дружины, в столице, кроме нее, постоянных наемников, содержать бояр, челядь, купечество, священнослужителей и прочие непроизводящие группы населения. Главный показатель развития и благоденствия того или иного края во все времена – наличие городских поселений, их количество и плотность. Так вот, ни Владимиро-Суздальское или Рязанское княжества, ни расположенные ближе других к густонаселенной Европе Галицкое или Волынское не имели столько городов, сколько их было в 12 веке на Чернигово-Северской земле. На 1185 год, то есть ко времени походя князя Игоря на половцев, их 50! (Большая Советская Энциклопедия. 2-е изд. , т. 47, с. 162) И стояли еще Речица на Днепре, сосница на Десне, неприступный островной Городец-на-Жиздре, ремесленный вятичский Серенск, Мосальск неподалеку, Глебль и Попаш на границе с Переяславской землей, портовое поселение Тмутаракань на Черном море, захваченное половцами, а на самом краю поля половецкого – Донец, куда держал путь князь Игорь, бежавший из плена летом 1185 года.

По данным этой энциклопедии летописи зафиксировали на Руси конца 12 века 206 городов. Так что густота городских пунктов Чернигово-Северского княжества представляется исключительной.

Культура Чернигово-Северского княжества.

Издревле сложилась на Чернигово-Северской земле народная и профессиональная поэтическая традиция. Неспроста полна глубокого смысла творческая связь между «соловьем старого времени», песнотворцем Бояном и автором «Слова». Большинство ученых сходятся во мнении, что Боян был черниговского происхождения.

Особый период в культурной жизни Чернигово-Северской земли – девятнадцатилетнее, с 1054 года, княжение умного, деятельного и образованного Святослава Ярославича. С его именем связывают замечательные памятники старой русской книжной культуры – всемирно известные «Изборники» 1073 и 1076 годов. Первый представляет собой своего рода богословскую переводную энциклопедию, содержащую также статьи по философии, логике, грамматике, притчи и загадки. Особого нашего внимания заслуживает статья Георгия Хоровоска «Об образах». Имелись в виду не иконописные образы, а то, что мы сегодня называем «образами» в литературоведении и критике. Своеобычнй учебник нашего средневековья знакомил читателя с природой художественности, спецификой искусства слова, системой тропов. «Творческих образов суть двадцать семь» Первый из них – «инословие», то есть аллегорическое иносказание, и мы поражаемся, как умело пользовался автор «Слова» этим художественным приемом. Затем следовал «перевод», то есть метафора, а по красочной метафоричности, образности текста – «Слово» вне всяких сравнений. Среди художественных средств не на последнем месте числилось и «лихоречье» - «речь лишенную истины возвышения ради», и мы вспомним позже именно» лихоречье», чтобы несколько приблизиться к разгадке тайны авторства поэмы. «Изборник» Святослава через девятьсот лет дошли до наших дней, автор же «Слова», бесспорно, мог изучить эти книги через сто лет после их выхода в свет, отдельные статьи из них в переводе или даже оригинале.

Давать княжичам высокое по тем временам образование, достойное воспитание и воинскую выучку было непреложным правилом русского средневековья.

Княжил в Чернигове и Владимир Мономах – один из крупнейших государственных деятелей Руси, неплохой писатель, от которого в единственном экземпляре, как и «Слово о полку Игореве», дошло до нас примечательное литературное произведение «Поучение чадам».

Сын Святослава Ярославича Давыд, умерший в 1123 году, княжил в Чернигове четверть века. «Слово о князьях», написанное в Чернигове в 1174 году, было своеобразным литературным откликом на бесконечные междоусобицы, династические и земельные притязания разветвившихся семейств потомков Ярослава Мудрого. На примере Давыда Святославича автор «Слова о князьях» восхваляет справедливое правление «старшего

брата» и упрекает младших за то, что готовы по любому поводу начать «смертоносную» войну. Неизвестный автор этого произведения выступил против феодальных распрей перед лицом половецкой опасности и стал идейным предшественником автора «Слова о полку Игореве».

Знатным книгочеем был сын Давыда Святослав. Образованным, любознательным, много повидавшим, литературно одаренным человеком был черниговский игумен Даниил, совершивший в самом начале 12 века паломничество в Святую землю, оставив замечательное описание своего двухгодичного путешествия.

Начитанность и образованность были прежде всего, конечно, достоянием правящей верхушки княжества. Многочисленные потомки Рюрика из поколения в поколения тянулись к Чернигову не только как к «отчему столу» и последней политической ступеньки к великокняжескому столу киевскому, но и как к идейному и культурному центру. Черниговское княжество не раз становилось в 12 веке пристанищем знатных изгоев.

Заглядывая в 13 век, отметим, что в Чернигове получила воспитание и образование одна из самых просвещенных женщин русского средневековья по имени Мария. Дочь Михаила черниговского, казненного в Орде в 1246 году, была замужем за Васильком ростовским, замученным Ордой в Ширенском лесу 4 марта 1238 года. По свидетельству старинных житий, она знала и Аристотеля, и Гомера, и это ей принадлежит честь возрождения русского летописания в Ростове после кровавого смерча, пронесшегося по земле наших предков в 1237-1240 годах.

Таким образом, Чернигов – город промышленный и богатый – в 12 веке был вместе с тем центром тогдашней образованности.

В Западной Европе тех времен было не очень много городов, стоявших вровень с Черниговом по культуре, экономическому развитию, размаху градостроительства. (Пример с собором Парижской богоматери: Чивилихин «Память», стр. 535). Чернигов – единственный наш город, сохранивший доныне пять домонгольских памятников русского зодчества, два монастырских архитектурных ансамбля, подземный храм и систему пещер в Болдиных горах.

Прежде чем перейти к некоторым из тайн, раскрытие которых, возможно, приблизит нас к тайне авторства «Слова», мы должны поискать в поэме конкретные признаки, подтверждающие ее рождение на Чернигово-Северской земле, культура которой стала благодатной почвой для этого «благоуханного цветка поэзии»; шедевры не рождаются на пустом месте!

Художественная школа Чернигова обладала ярко выраженным своеобразием, проявившимся в широком использовании славянских, во многом языческих мотивов, призванных в иносказательной форме передавать важнейшие политические понятия своего времени. Все это сближает «Слово» с искусством Чернигова и позволяет говорить с достаточным основанием об общей почве, формировавшей мировоззрение и художественные идеалы певца похода Игорева похода. Особенно сближает их подчеркнутое внимание

к народным, фольклорным средствам художественной выразительности, отсутствие церковно-христианской символики.

История княжества, мимо которой не могли пройти тогдашняя литература, стала предметом внимания двух великих его поэтов – Бояна и автора «Слова». «Слово» прочно прикрепляется к этому княжеству также топонимическими признаками – в поэме названы Новгород-Северский, Курск, четырежды Чернигов и Путивль, в разных лексических вариантах свидетельствуя не только о хорошем знании автора именно этого района Русской земли, но и о любви к нему, как к своей, может быть, родине.

Только реки Киевского и Черниговского княжества – Донец, Днепр, Стунга, Сулла – изображены в «Слове» с наибольшей картинностью. Недавно исследователи нашли в топонимике Чернигово-Северской земли немало соответствий лексике «Слова». В частности, до наших дней сохранились здесь такие местные названия, как лес Туре, село Туранивка и Турья, реки Турья и Турьянка, болото Болоння, река Немига, болото Немига и урочище Немига «Нет сомнения в том, что автору «Слова» были хорошо известны земли Чернигово-Северщины, их топонимия и язык северян. Все это отразилось в его произведении, свидетельствуя о сыновней любви певца похода Игоря к родной земле, » - писала Е. А. Черепанова в своей книге 2Топонимия и диалектная лексика Чернигово-Северщины в «Слове о полку Игореве».

Автор хорошо знает черниговские отряды ковуев по их тюркским родоплеменным названиям – могутов, татранов, шельбиров, топчаков, Ревутов и ольберов. Названия эти, как известно, зафиксированы лишь в «Слове», ни один другой письменный источник средневековой Руси их не знает.

Еще одна мелкая, но существенная деталь, на которую обратил в свое время внимание К. Маркс,- автор «Слова» пишет о готских красных девах, поющих на берегу синего моря после поражения Игоря. Осведомленный Черниго-северянин знал о существовании маленькой этнической группы готов-крымчаков, или, скорее, готов-тетракситов, живших на побережье Таманского полуострова. Кстати, причерноморские готы упоминаются только в «Слове» и, как «гоффи», только в «Изборнике» Святослава 1073 года.

Итак, с Чернигово-Северской землей неразрывно связаны политические пристрастия автора, избирательность его исторической памяти, топонимические и этнографические подробности поэмы, вся литературная канва «Слова». О многом говорит одно лишь то, что тематическую и сюжетную основу произведения составляет поход новогрод-северского, путивльского, курско-трубчевского и рыльского удельных князей, а не, допустим, объединенный победоносный поход против половцев великого князя Святослава Всеволодовича, состоявшийся незадолго до полку Игорева.

И все-таки язык поэмы – это великое чудо старорусской словесности – главный свидетель ее происхождения! В последние годы обнаруживаются новые и новые, все более веские доказательства, что автор его был чернигово-северцем. Одно из доказательств – обилие в поэме тюркизмов. Известно, что именно это княжество сильнее других страдало от набегов степняков. В поэме пятьдесят слов восточного происхождения; русский язык всегда вбирал в себя словесные богатства из любого источника, а Чернигово-Северское княжество было шире других открыто в сторону степи. Черниговцы до сего дня в изобилии пересыпают свою живую речь указательными местоимениями в том ключе, в котором они употребляются автором «Слова». Эта стилистическая особенность совершенно не характерна для киевлянина Нестора, владимиро-суздальца Даниила Заточника или тверяка Афанасия Никитина.

А. В. Соловьев обратил внимание еще на одну диалектную черту в «Слове» и летописях: «Характерно, что отчества на –славличь особенно крепко держатся именно в ветви чернигово-северско-муромских князей. Именно наш князь Игорь назван так (в Ипатьевской летописи) три раза, а что особенно важно, в последней, торжественной записи 1198 года сказано: «И седе на столе (вЧернигове) благоверный князь Игорь Святъславличь». Эта же форма проявляется в «Слове» не как курьез, а как правило. Итак, сравнение с Ипатьевской летописью показывает, что певец «Слова» пользовался теми несколько архаичными формами, которые он слышал в чернигово-северской области».

Приостановлюсь на одной из самых интересных находок. «Чаици» в поэме остаются либо без перевода, либо заменяются современным «чайки». Между слово «чаица» совершенно не встречается в других памятниках русской письменности, нет его также ни в одном из славянских языков. Ранее считалось, что под «чайцей» подразумевается Larus ridibundus, водоплавающая речная чайка. Но вот как В. А. Козырев записывает местный говорок, диалектически транскибируя народную речь: «Чяица – анны сидять, где кочичька; ръзливаицца луг, анны ж вясной прилётывъють, тъ где вът, бугорок, чяицы ужэ там садяцца. Чяицы навроде гълубей, рябенькие, нъ галоуке тычичька стаить, ношки не так штоп дуже низенькие, високинькие. Чяица кричить куу-чу, с протягъм кричить».

Чаица «Слова» - чуткая, осторожная, пугливая птица Vanellus capella, другими словами – чибис, пигалица. «Ее осторожность, приводящая в негодование всех охотников, делает ей честь,- писал о ней знаменитый А. Э. Брем, - она прекрасно знает, какому можно доверять и кого следует избегать». Именно чаицы, то есть чибисы, «стрежаше» князя Игоря с берегов Донца во время побега – по их поведению можно было узнать о приближавшейся опасности Удивительно все же, до чего точен автор «Слова» в каждой детали!

Известно, что основной словарный запас человека накапливает в детстве и отрочестве. Активное использование в «Слове» живой

народной речи, сохранившей доныне в северных районах бывшей Черниговской земли, постоянное употребление архаичных окончаний на –славличь и указательных местоимений в качестве поспозитивных артиклей как черниговских диалектных черт неоспоримо свидетельствует о том, что автором поэмы был чернигово-северянин.

Так кто же все-таки автор «Слова»?

В качестве предполагаемого автора называли некоего «грачина» (Н. Аксаков), Галицкого «премудрого книжника» Тимофея (Н. Головин), «народного певца» (Д. Лихачев), «Тимофея Рагуйловича» (писатель И. Новиков), «Словутьного певца Митусу» (писатель А. Югов), «тысяцкого Рагуила Добрынича» (генерал В. Федоров), какого-то неведемого придворного певца, приближенного великой княгини киевской Марии Васильковны (А. Соловьев), «певца Игоря» (А. Петрушевич), «милостника» великого князя Святослава Всеволодовича летописного Кочкаря (американец С. Тарасов), неизвестного «странствующего книжного певца» (И. Малышевский), Беловолода Просовича (анонимный мюнхенский переводчик «Слова»), черниговского воеводу Ольстина Олексича (М. Сокол), киевского боярина Петра Бориславича (Б. Рыбаков), безымянного внука Бояна (М. Щепкина), самого Бояна (А. Никитин), наставника, советника Игоря (П. Охрименко); называли также таинственного ХодынуЮ Бантыша-Каменксого, Мусина-Пушкина, Карамзина, даже священника, присланного к плененному Игорю, даже Ярославну и т. д.

Однако нельзя ли, исходя из содержания поэмы, для начала определить хотя бы социальное положение, род занятий, профессию автора?

Попробуем на основании информации, что несет в себе текст «Слова», хотя бы приблизительно очертить круги знаний, понятий, интересов и пристрастий автора.

Если свести в список разбросанные по тексту «Слова» имена князей и княгинь, то откроется удивительная по пестроте, сложности и гармоничности картина. Подсчитано, что напрямую автор «Слова» назвал тридцать князей, собирательно семь или восемь, намеками еще троих; всего же сорок князей и четыре княгини, а сели подсчитать и суммировать повторительные упоминания (Игорь назван, например, тридцать три раза), то получим следующий результат: в крохотной по объему поэме внимание читателя обращается на представителей восьми поколений княжеского сословия около ста раз! И ни одной генеалогической ошибки, ни одного невпопад упомянутого имени почти за двести лет истории Руси! Эти знания, коими свободно оперирует автор, нельзя было приобрести со стороны. Употребление десятков имен князей всякий раз к месту, тончайшими смысловыми оттенками при описании их деяний, с лапидарными высказываниями по долгой истории междоусобиц, множеством частных и даже интимных подробностей, было доступно лишь автору, знавшему родовые княжеские предания и тайны и, скорее всего, принадлежавшему к этому высокому сословию.

Многие исследователи памятника обращали внимание на исключительные природоведческие познания автора. Мир земли и неба: солнце, месяц, ветры, реки, деревья, травы, птицы, животные – это и живая симфония, гармонично; если можно так сказать, содействующая с автором и героями поэмы, и конкретный вещий фон давней исторической драмы.

Часть этого фона – мир животных – квалифицированнее других изучил и рассмотрел в своих статьях зоолог Н. В. Шарлемань, внимательный и вдумчивый ученый-естествоиспытатель, бесконечно любивший «Слово». Он подсчитал, что животные – в основном «дикие, среди которых преобладают охотничьи звери и птицы,- упоминаются в поэме свыше 80 раз». Ученый доказал, что в этом своеобразном источнике по краеведению присутствуют тончайшие авторские наблюдения над миром природы, «полностью отвечающие действительности, т. е. условиям места и времени года».

Охота на пушного и снедного зверя, на лесную и водоплавающую пернатую дичь были одним из важнейших промыслов в средневековой Руси и главной княжеской забавой. Для князей это была и благородная традиционная потеха, и случай лично проявить силу и мужество, развить бойцовские навыки, а иногда под видом лова и прихватить земли соседнего удела. Автор «Слова» был, бесспорно, замечательным охотником – огромный объём природоведческих знаний, который заложен в поэме, мог принадлежать только человеку, долгие годы внимательно наблюдавшему природу в непосредственном активном общении с нею.

Интересно, что и природоведческие данные «Слова» в какой-то мере прикрепляют памятник к Чернигово-Северской земле. О чаице мы уже говорили. А вот еще одно интересное место «Слова»: «На реке на Каяле тьма свет покрыла: по Русской земле прострошася половцы, акы пардуже гнездо». «Пардус,- пишет Н. В. Шарлемань,- это легко приручаемый для охотничьих целей быстроногий зверь «азиатский гепард, или Чита».

Все это выдает в нем человека высокого, скорее всего княжеского происхождения, для которого «ловы» были долгие годы постоянным и, можно сказать, обязательным занятием? Чтобы так знать природу, надо было долгие годы общаться с ней, видеть ее в цветовых оттенках, слышать звуки, обладать даром выражения в словах своих знаний о природе, ощущений и чувствований. Человек, глаза которого вечно заливает трудовой пот, монах, отгородившийся от живого мира молитвами, постами и стенами, или дружинник, со многими служебными, семейными и хозяйственными обязанностями, едва ли могли иметь достаточно времени и возможностей, чтоб природа в такой степени стала их мировосприятием; скорее всего, это был человек высшего сословия, наделённый редким талантом, располагавший досугом и получивший по тем временам образование и духовное развитие, то есть умственное, нравственное и эстетическое воспитание, что было доступно прежде всего княжеским детям.

О ратном оружии и ратном деле в «Слове» написано немало. Превосходное знание оружия было, конечно, обязательным для воеводы и рядового дружинника тех времен, но этими знаниями в такой же, если не в большой, степени должен был обладать и князь-полководец. Княжичей сажали на коня в младенческом возрасте, а в отрочестве они уже становились свидетелями бесконечных войн и принимали участие в походах. Князь Игорь впервые увидел большую войну еще в восьмилетнем возрасте. А восемнадцатилетним Игорь уже участвовал в ополчении русских князей, собравшихся в 1169 году под хоругвь Андрея Боголюбского против Мстислава Изяславича киевского. В 1171 году он ходил с северскими дружинами на половцев и одержал победу над Кобяком и Кончаком.

И скорее всего не летописец, боярин, музыкант или певец ввел в «Слово» огромный материал, связанный с ратным делом, достовернейшие подробности о вооружении русских и половецких воинов, военно-исторические реминисценции о давно минувших княжеских распрях, разрешавшихся мечом.

Автор «Слова», подобно античным поэтам, наполняет свою поэму языческими божествами. Боян у него – «Велесов внуче», злое начало олицетворено Дивом и Девой-Обидой; ветры – внуки Стрибога, русские люди – внуки Даждьбога; Карна и Жля – славянские валькирии. Великим Хорсом названио солнце. Полуязыческие силами представлены и Ветер-Ветрило, и Днепр-Славутич, и тресветлое солцне. От языческих богов почти незаметен переход к природе вообще, ко всему живому, что оказывается вещим, знающим судьбу людей и пытающимся предостеречь их» (пересказ стр. 60)

Писали, что автор «Слова» был двоеверцем. Однако в этом случае его христианские верования проявились бы заметнее. В поэме нет ни одной цитаты из священных книг, нет обращений к господу богу, нет оценок князей с позиций религиозной морали; и вообще традиционный христианский антураж, в отличие от «Поучения» Мономаха, Хождения» игумена Даниила, «Слова о князях», совершенно отсутствует в «Слове о полку Игореве». Несомненно, что перед походом воинство Игоря по христианским канонам тех и более поздних времен отслужило в Новгород – Северском молебен и молилось перед битвой, но об этом в поэме ни слова потому, возможно, что автор не верил в пользу молитв.

Почти за аксиому принято, что автор «Слова» был формально, официально христианином, в душе оставаясь убежденным и суеверным язычником. Нет, на основании текста поэмы этого утверждать нельзя! Автор смело переносит к началу похода солнечное затмение, которое на самом деле произошло через девять дней, 1мая 1185 года, не верит в небесное предзнаменование и точно, реалистично отметив, что тьмою все русское войско прикрыто, говорит князьям в дружине: «Лучше убитым быть, чем плененным». Он даже не допускает мысли о том, чтобы повернуть назад! «С вами, русичи, хочу либо голову свою сложить, а либо шлемом испить Дону».

Да, имена языческих богов упоминаются в поэме, но боги эти пассивны, и автор ни разу не обращается к ним, не уповает на их могущество. Наоборот, языческие боги – не авторитет для князей! Всеслав самому «великому Хорсу путь перерыскивал». Автор полемизирует с Бояном, «внуком» самого Велеса, ни разу не вспоминает даже Перуна – это было бы поистине удивительно в описании военного похода, если б автор был язычником или полуязычником. И Ярославна, чей плач считается образцом изъявления языческих верований, не упоминает ни одного языческого бога, а только силы природы – ветер, реку и солнце. А ветры, якобы «Стрибожьи внуки», даже враждебны войску Игоря – «веют с моря стрелами на храбрые полки Игоревы».

Языческие боги для автора «Слова» не объект верований, а нетрадиционный, новаторский материал для создания художественных образов. Автор, обладая поэтическим и пантеистическим мировосприятием, не был не закоренелым язычником, ни правоверным христианином. Однако вера у него была – будучи патриотом, он верил в особую ценность родины, Русской земли. Он верил также, что ее спасение от погибели возможно только при единении русских князей. Не христианские или языческие боги, не вера или поверья должны спасти родину, а человек своими деяниями – вот кредо автора.

Интереснейшую мысль о социальном положении автора высказал академик Б. А. Рыбаков: «противопоставление себя церкви в средние века могло дорого обойтись такому вольнодумцу. Нужно было очень высоко стоять на социальной лестнице, чтобы позволить себе думать и говорить так, как не позволяет церковь Это явное свидетельство высокого положения нашего поэта, его социальной неуязвимости. Он был, очевидно, достаточно могущественным, для того чтобы писать так, как хотел».

Также можно предположить, что автор «Слова» мог быть именно князем, снедаемым заботой о единении Русской земли, разочаровавшимся в иноземных богах и господствующей идеологии. Он превосходно знал родную историю и на ее примерах, а также, вероятно, на собственном опыте убедился в невозможности приостановить княжеские распри, грозящие погибелью Русской земле. Он знал истинную цену ритуальным крестоцелованиям и клятвам. Он остро ощущал бесчисленные кровавые трагедии. Будучи же в силу своего очень высокого социального положения политиком, он обратился к заветам предков, идеализируя их времена, и, как поэт – романтик, связал свои надежды с возвратом к прошлому.

Цель похода также свидетельствует об авторе, как о человеке княжеского происхождения. Нереалистической целью князя Игоря и всех молодых Ольговичей было возвращение утерянного дочернего княжества Тмутаракань, а об этом мог мечтать, скорее, чернигово-северский князь, чем служивший ему воевода, дружинник, наемник.

Одной из главных и обычных целей тогдашних войн был захват рабов и драгоценностей. Не раз упоминаются в поэме злато, сребро и кощей ( раб), как конкретные военные трофеи и литературные метафоры, что красноречиво говорит о психологии автора, принадлежащего к сословию, которое получало от войн наибольшие материальные блага.

Слава – высшая, нематериальная и, в частности, оправдательная цель похода. Автора «Слова» прежде всего волнует «честь и слава родины, русского оружия, князя как представителя русской земли». А в «Слове о полку Игореве» «слава» упоминается пятнадцать раз, и везде только применительно к князьям!

О социальном положении автора красноречиво говорит и одно из наиболее употребительных слов поэмы, властно держащее внимание читателя в определенном круге понятий. Слово это, к которому то и дело обращается автор – князь, - «князь». Оно в поэме встречается тридцать пять раз. Всего же князья упоминаются более ста раз, в том числе по именам. Отчествам, «фамилиям», то есть по именам дедов, посредством обращений, местоимений, художественных сравнений, метафор, а также иносказательно, подчас в сложной форме.

Из метафорических слов обратим особое внимание на одно ключевое – сокол. «О! Далече заиде сокол, птиць бья – к морю»; «Коли Игорь соколом полете» Шестнадцать подобных фраз, и в каждом случае этот образ применяется только к князьям! Кроме того, один раз назван подвид сокола кречет. Сокол – древний тотем Рюриковичей, символ их княжеской власти, а лебедь – такой же тотем половцев. «Боян же, братия, не 10 соколов на стадо лебедей пущаще»

Есть в поэме и еще одно, особо важное слово, свидетельствующее о социальном положении автора и окончательно открывающее замочек давней тайны. Слово « брат» употребляется в поэме девять раз. В семи случаях оно, несомненно, значит «родной брат по отцу и матери». Слово «брат, братья, братие» очень широко употреблялось во времена русского средневековья применительно именно к князьям, в их сношении друг с другом.

Если «братие в»Слове» - это «князья», в чем едва ли допустимо сомневаться, то разве так обращаться к князьям дружинник, воевода, боярин, придворный певец, музыкант или келейный певец? Так мог обращаться к ним только автор – князь!

Итак, художественная символика и конкретика «слова», выраженная посредством множества характерных образов, сравнений, понятийных категорий и отдельных слов, свидетельствует в пользу принадлежности автора к княжескому сословию.

Академик Д. С. Лихачев дал подробную и квалифицированную характеристику автора «Слова». Автор, «несомненно современник событий», «не только знает больше, чем летописцы, - он видит и слышит события во всей яркости жизненных впечатлений», «несомненно, был книжно образованным человеком», «знает и живо ощущает степную природу 12

века», «правильно употребляет сложную феодальную и военную терминологию», «разбирается в политическом положении отдельных русских княжеств», «употребляет тюркские слова в их типичной для 12 века форме». И далее: «Археологически точны все упоминания в «Слове» «оружия» и «указания на одежду», «этнографически подтверждены и древнерусские поверья, отразившиеся во сне Святослава Киевского». Исследователь отмечает патриотическую позицию автора, приводит примеры точности его исторических указаний.

Вспомним также мнение Б. А. Рыбакова: автор был «государственным человеком» и «достаточно могущественным, для того чтобы писать так, как хотел», то есть, по нашим предположениям, являлся князем.

Однако и эта развернутая характеристика не полна!

Добавим к характеристике автора «Слова» очень существенное – он прекрасно знал не только основные события похода, битвы, пленения и бегства Игоря, но и мельчайшие детали этих событий. Откуда? «Только ли на основании «молвы» и «славы» были известны автору «Слова» обстоятельства похода Игоря Святославича? Исследователи неоднократно отмечали близкое знакомство автора «Слова» с походом Игоря и обстоятельствами его бегства. Автор «Слова» как бы видит и слышит события, его зарисовки удивительно конкретны

Когда половцы среди ночи неготовыми дорогами «побегоша к Донцу великому», автор слышит, как «крычатъ телеги полунощы, рцы, лебеди роспущени». Удивительное место! Полночный скрип, грохот и крик половецких телег, плеск колес по болотинам, панический шум, шорох и хлопанье на ветру полотняных палаток, приглушенный говор на чужом языке, испуганные вскрики женщин и детей – все это сравнивается с лебединым всполохом. (Напоминаю, что лебедь – древний тотем половцев-куман; «кум» на половецком языке значит «лебедь». ) Звучащая картина сражения на Суюрлюе не могла быть придумана в темной келье или светлой светлице, это надо было услышать!

«Съ зарания въ Пятокъ Потопташа Поганыя Пълкы Половецкыя» Зачем неочевидцу было уточнять время дня и день недели? Да и мог ли он это сделать, сидя, скажем, в Киеве? А изумительная звукопись, передающая конский топот, говорит о том, что автор, быть может, долго искал эту дивную аллитерацию и счастливо нашел ее, начав ее с малозначащего для смысла поэмы, но важного для звукописи стиха уточнения «в пяток» А вот характерная перечислительная подробность, совсем бы необъяснимая в столь краткой и содержательной повести, если б автор не видел сам, как после первой победы воины помчали красных девок половецких, а сними «злато, и паволокы, и драгыя оксамиты», затем начали «мосты мостити по болотамъ и грязивымъ местомъ» менее ценными трофеями – покрывалами, плащами да кожухами.

Вслушаемся в авторскую речь «Что ми шумитъ, что ми звенить давечя рано предъ зорями?» Поразительный по силе выражения чувств

вопрос, заданный во время решающей битвы человеком, который мучительно думал об исходе сражения, о дальнейшей судьбе своей. Этот вопрос свидетельствует также о том, что автор был поэтом, как говорится, божьей милостью, и в его душе уже в те дни и ночи, возможно, сами собой откладывались детали и подробности, что оживут позже, извлеченные из памяти творческой силой.

На присутствие автора в поэме обращали внимание многие исследователи «Слова».

Правда, Пушкин не был под Полтавой, Толстой под Бородином, значит и автор «Слова» мог написать обо всем заглазно, опираясь только на воображение? Нет. Ведь 19 век – совсем другая литературная эпоха! А средневековая нежитийная русская словесность не прибегала к вымышленным сюжетам, и писатели еще не умали или не решались сочинять детали. Автор «Слова», воссоздавая прошлое или обращаясь к настоящему, не домысливает его, а воспроизводит путем отбора реальных деталей. Его поэтическое воображение всегда имеет реальную основу, опирается на конкретные детали. Он может гиперболизировать ту или иную черту в своем герое, но не придумать ее. Подчеркнем, что речь идет о реальных деталях и чертах героем, а поэтическое воображение, опирающееся на конкретные детали, помогло автору воссоздать монолог Ярославны, беседу бояр со Святославом Всеволодовичем и диалог Гзы с Кончаком. Он хорошо знал всех этих реальных людей и живо представлял конкретные ситуации, в которых они могли высказать такие мысли. Это был новаторский для того времени литературный прием, своего роде переходной мостик, через который авторы более поздних времен пришли к вымышленным монологам и диалогам героев, никогда в жизни не существовавших и поставленных в ситуации, созданные творческим воображением.

Присутствие автора угадывается и в описании пленения, и в картинах побега, начиная с динамичной, передающей беспокойство, тревогу и надежду фразу: «Игорь спитъ, Игорь бдитъ, Игорь мыслию поля меритъ отъ великаго Дону до малого Донца».

Генерал В. Г. Федоров, будучи военным человеком, усматривавшим в изложении подробностей битвы несомненное авторское присутствие, также обращал внимание на картины бегства: «Автор указывает на такие детали, которые могли бы быть отмечены только человеком, претерпевшим все трудности побега. «Когда Игорь соколом полетел, тогда Овлур волком побежал, стряхивая собою студеную росу: оба ведь надорвали своих борзых коней». Скрываясь от погони, беглецы могли двигаться только в сумерки, ночью или на рассвете по степной траве, покрытой обильной росой. Только человек, бывший вместе с беглецами, мог отметить такую подробность, как обильная роса на степной траве».

Вместе с беглецами – значит, тоже беглец.

Основной предварительный вывод – автором поэмы был чернигово-северский князь, участник описанного в ней похода, битвы и бегства из

плена. То есть Кто?

Для решения вопроса об имени автора «Слова», по – видимому, некоторое значение имеет та часть произведения, в которой описано бегство Игоря из плена вдвоем с Овлуром Лишь один Игорь участвовал во всех событиях. Четыре разных исследователя пришли к выводу, что автор «Слова» лично участвовал во всей эпопее Таким образом, необходимо допустить, что автор «Слова» был сам Игорь.

Теперь нам нужно выяснить время написания «Слова». В настоящее время существует ряд гипотез возникновения памятника. Есть основания предположить, что время написания «Слова» - после июля 1194г. до мая 1196г. Н. С. Демкова в своей статье «К вопросу о времени написания «Слова о полку Игореве» извлекает из текста поэмы «конкретные датирующие данные»: князь Игорь, умерший в 1202г. , назван «нынешним»; в «здравице», завершающей поэму, упоминается его брат Всеволод, который умер в мае 1196г. ; нет «славы» Святославу киевскому, скончавшемуся в июле 1194 г. , зато есть его «сон», символически и ретроспективно связываемый с погребальным обрядом и посмертной похвалой.

Также существуют указания и на важную причину появления «Слова» именно в этот период. «Политическая ситуация 1194 – 1196гг. характеризуется резким обострением княжеских отношений: Всеволод Суздальский и Рюрик, ставший теперь, после смерти старшего из Ольговичей – Святослава, киевским князем, требует от Ольговичей осенью 1195года навсегда отказаться от прав на киевский престол. Проблема киевского наследия обсуждалась неоднократно и бурно, она стала острым политическим вопросом. Начинается длительная «рать» с Рюриком и Довыдом Ростиславичами, она захватывает весь 1195 – 1196гг. Рюрику помогают дикие половцы С горечью пишет летописец о «сваде» в русских князьях, о «диких половцах», которые « устремилися на кровопролитье и обрадовалися бяхуть сваде в Рускых князех»

Свежесть и острота восприятия миром автора поэмы бесспорны. По зрелости же и серьезности мыслей, заложенных в ней, по энергии и глубине письма, по смелости идей можно уверенно сказать, что это был ни безусый юноша, ни немощный старец, для которого, скажем, такой трофей Игоревых воинов, как красные девки половецкие, - не обязательно значился бы на первом месте. В тексте поэмы говорится, что «нынешний» Игорь, «иже истягну умъ крепостию своею и поостри сердце свое мужествомъ, наполнився ратного духа» Один из давних исследователей прошлого рассматривал эти слова как свидетельство того, что «Игорь пришел в совершенный возраст, в лета мужественные».

Незадолго до похода Игорю исполнилось тридцать четыре года, а это самый продуктивный возраст, время подвигов и ратных, и творческих

«Слово» - итог авторских переживаний, глубокого осмысления жизни, вдохновенной и кропотливой творческой работы. Автор, хорошо усвоивший

уроки истории, остро воспринимал настоящее и прозорливо предвидел будущее.

Любое литературное произведение, в том числе посвященное давнему или недавнему прошлому, всегда является ответом на потребности, отзвуком своего времени. В конце двенадцатого – начале двенадцатого века на рубежах русской земли наступила относительная тишина, однако автор поэмы не только предчувствовал, но и знал, что это было затишье перед невиданной грозой. Через соседнюю Половецкую землю до него уже, конечно, доходили достоверные сведения о появлении на морском побережье вооруженных до зубов чужеземцев, о рыцарях с крестами на плащах, прочно обосновавшихся на подступах к Руси в том году, когда Игорь занял черниговский стол. Вскоре воинственные пришельцы заложили сильную крепость в устье большой реки, что начиналась в русских землях и вдоль которой тянулись даннические владения потомков Всеслава полоцкого.

«Слова», конечно, не могло быть создано ранее похода князя Игоря, то есть мая 1185г. , и позже декабря 1202-го, после смерти князя Игоря, названного в памятнике «нынешним». Оно было «написано, и автор, заполняющий собою все произведение от начала до конца», возможно, посвятил работе над текстом немало лет своей жизни.

Один крупный поэт на вопрос о том, сколько времени он писал свое небольшое стихотворение, ответил: «сорок минут и всю жизнь». «Слово» не могло появиться за сорок минут и даже за сорок дней. Неимоверно трудное в работе, оно соединило в очень сжатом тексте признаки былины, сказа, плача. Это был бесценный зародыш всех жанров литературы – героической песни, эпической поэмы, «трудной повести», проблемного гражданского публицистического очерка, романтической баллады, хвалебной оды, свободного разнопланового эссе на общественные темы, ораторской речи, философского этюда, либретто средневековой оратории, исторической драмы, политических заметок и, наконец, программного исторического документа, исполненного пророческого предвидения и выраженного высокохудожественными средствам. В авторском определении жанра произведения частично отразилось необыкновенно богатое содержание лексемы. «Слово» полно внутреннего смыслового единства, стилистической цельности, озарено, будто бело-синей молнией, поэтической творческой вспышкой одного автора.

Каждый серьезный автор чувствует, знает, что выходит из-под его пера, и творец «Слова», будучи очень серьезным автором, это, конечно, тоже знал. Совершенно, повторяю, нереально, чтоб «Слово» было написано в один, как говорится, присест, и поэтому не могло – даже в силу своего острейшего политического содержания и полемических выпадов – быть прочитано летом 1185года на пиру у Святослава. Прошло немало времени после похода, прежде чем появился первый вариант «Слова» - это можно почувствовать по ретроспективному отношения автора к событиям 1185 года, по легкой дымке забвения, окутывающей их. В памятнике нет ни одной даты,

нет маршрута войска Игоря, который просто «поеха по чистому полю», нет реляционных деталей главной битвы, строгой последовательности рассказа, однако сохраненные подробности сражения на Каяле, пленения и бегства могли остаться только в цепкой памяти их участника, строго отбиравшего из множества впечатлений-воспоминаний самое существенное, художественно ценное и емкое, все подчиняя сверхзадаче – созданию патриотического громкого, на всю Русскую землю, звучания.

Полное заглавие памятника – «Слово о полку Игореве, Игоря, сына Святославова, внука Олегова». Зачем в нем быть этому многослойному, частично тавтологическому уточнению имени князя, свершившего поход? Не обозначил ли здесь первый великий русский писатель свое имя, отчество и фамилию, если прочесть заголовок с современного читательского восприятия «Слово о полку Игореве» Игоря сына Святославля внука Ольгова? И, конечно, без традиционных, ничем не оправданных запятых, идущих от первого издания, но отброшенных еще А. С. Пушкиным.

Если наука признает, что полный заголовок «Слова» идет от портографа, изначального авторского текста, то поэма, вышедшая из-под пера Игоря сына Святославля внука Ольгова, не была анонимной и уже в заголовке раскрывала имя автора. В качестве примера приведу несколько подобий из литературы средневековой Руси, свидетельствующих о том, что автор «Слова» следовал сложившейся в 12 веке письменной традиции.

Никто не сомневался, что автором «Повести временных лет» был Нестор, и вот полное и точное название его великого труда по Хлебневскому списку Ипатьевской летописи: «Повести временных лет Нестера черноризца Федосьева монастыря Перчерьскаго». Другие подлинные заголовки: «Житие и хожденье Даниила Русьскыя земли игумена», «Слово Данила Заточеника еже написа своему князю Ярославу Володимеровичю». «Слово о полку Игореве Игоря сына Святославля внука Ольгова», написанное в коце 12 - начале 13 века, точно следовало этому литературному канону, сохранившему свою силу и для авторов более поздних времен – вспомним «Хождение за три моря Афанасья Микитина».

Итак, пришло время убрать крыло птицы, закрывающее лицо автора «Слова».

Все сказанное позволяет сделать вывод, что автором «Слова о полку Игореве» является сам князь Игорь сын Святославля внук Ольгова.

В некоторых работах последних лет, посвященных «Слову», «снесеся хула на хвалу» - князь Игорь как историческая личность всячески осуждается. Но «яр-тур» Всеволод обращается в «Слове» к старшему брату: «Один брат, один свет светлый – ты, Игорь!» И ни «Слово», ни исторические свидетельства жизни Игоря не дают никаких оснований для кощунственного осуждения этого человека. Игорь в изображении автора «Слова» наделен всеми возможными качествами доблестного воина, готового на любые жертвы для блага земли русской; перед выступлением в поход он воодушевляет дружину словами, полными мужества и беззаветной храбрости; смерть он предпочитает плену и к тому же призывает дружину; вопреки действительному ходу событий автор «Слова» даже заставляет Игоря выступить в поход в момент солнечного затмения

И действительно, Игорь, согласно летописям, ходил на половцев чаще любого другого князя Руси конца 12 века – в 1171, 1174, 1183, 1185, дважды в 1191, вероятно, вместе с братом Олегом в 1168 и, возможно, со Святославом и Рюриком в 1193 году.

В «Истории российской» Татищев, с тщанием перелагающий известные и неизвестный летописные источники, зафиксировано множество подробностей о походе Игоря 1185 года, признанных наукой достоверными. Когда Игорь увидел, что половцы «отъ всехъ странъ рускыя плъкы оступиша», то он не растерялся, не ударился в панику, а занял круговую оборону – «преградиша чръвлеными щиты» поля, что было единственныо правильным в той ситуации. У щитов началась жестокая сеча. Лаврентьевская летопись повторятся: «изнемогли бо ся бяху безводьем, и кони и сами, в знои и тузе, и поступаша мало к воде, по 3 дни бо не пустили бяху их к воде». Никакого сомнения нет, что имеется в виду именно битва на Каяле! Но что значит – «поступиша мало к воде»? Ипатьевская летопись уточняет: «хотяхуть бо бьющееся дойти рекы Донця», что тек в пяти-шести километрах от места сражения Игоревых войск, и берег его покрывал лес, в котором можно было «заложиться». В тех трудных условиях решение Игоря пробиваться в ближайший лес было единственно правильным, и оно характеризует его как опытного полководца. Однако половцы разгадали замысел русских и выставили в этом направлении мощный заслон. Игорь принимает третье правильное решение в этих условиях – всем спешиться и все-таки пробиваться к Донцу, к спасительной воде У Игоря, князей и воевод была возможность уйти, спастись самим, но Игорь сказал: «Я не могу разлучиться, или со всеми обсче добро или зло мне приключится, ибо если я уйду с воеводы, то простых воинов конечно предам в руки иноплеменником. Тогда какой ответ дам перед богом, но большую вовеки казнь, нежели смерть, прийму» Ответственность полководца, совесть воина,

порядочность человека – вот что двигало Игорем в тяжелые часы его жизни. Надо принять во внимание, что сражения со степняками даже объединенных русских сил всегда были скоротечными, быстрыми и длились несколько часов. А тут – беспрерывная трехсуточная битва?! Длилась она 30 часов, и это время надо признать исключительным, уникальным во всей многовековой истории почти непрерывных сражений русских со степняками – ведь даже вошедшая в летописи мировой истории грандиозная битва на поле Куликовом 8 сентября 1380 г. длилась около 9 часов

Игорь, в отличие от других русских князей, ни разу за свою жизнь не обращался за военной помощью к половцам. Он исповедовал принципы, провозглашенные в поэме. До конца своих дней он воздерживался от братоубийственных войн. Полнее и ярче, чем участника усобиц, Игоря характеризует то, что он, располагая множеством городов, обширными плодородными землями, сильной дружиной и приличным вассалитетом, восемнадцать лет своего Новгород-северского княжения подавал пример соблюдения династической лестницы, до самой смерти Ярослава не попытался овладеть Черниговым. И за четырехлетнее черниговское княжение Игорь Святославич ни разу не принял участия в феодальных воинах, хотя существовала возможность и даже в некотором роде необходимость хотя бы одной такой войны. Характерно звучат слова Игоря из Ипатьевской летописи за 1180 год, когда назревала очередная усобица Ольговичей с Мономаховичами: «Брате, добра была тишина, лепей было уладиться»

Игорь Святославич был порядочным в нравственном смысле и политически смелым человеком. Шестеро князей отказали в приюте изгою Владимиру Галицкому, опасаясь гнева его отца, Ярослава Осмомысла; Игорь же гостеприимно принял шурина в своей Новгород-северской вотчине и через три года «примирил его с отцом».

После поражения в 1185 году рушится его духовный идеал личной чести и личной славы. Нет прежнего Игоря, заботившегося о своей чести больше, чем о чести родины, есть новый Игорь, высшим идеалом которого является Русская земля. Созданный Игорем общерусский летописец, включенный в 1200 году в Киевскую летопись, пропагандировал мысль о необходимости примирения враждующих князей и активизации борьбы с врагами страны. Основная идея, высказанная им в официальной историографии, абсолютно идентична гражданскому пафосу «Слова», автором которого он был.

Почему же произведение написано от третьего лица? Эта форма написания была выгодна Игорю, она помогла автору не только дать всему и всем личную оценку, но и взглянуть на себя и других как бы со стороны, учесть и «молву», и, так сказать, официальные точки зрения, раскрыть историзм событий. В одном только – ключевом, кульминационном – месте у Игоря неудержимо вырвалось: «Что мне шумит, что мне звенит»