Первые годы существования Царского Села

Это поэтическое признание А. С. Пушкина станет эпиграфом моей научно – исследовательской работы «Образ Царского Села в художественной литературе», где хочу рассказать о замечательном пригороде под Санкт – Петербургом, ныне носящее имя великого русского поэта.

Совсем недавно я побывала в Санкт – Петербурге и посетила город Пушкин (в прошлом Царское Село) – одно из самых привлекательных мест. Ни один пригород не имеет такой богатой и разнообразной художественной истории, как Пушкин – замечательный памятник русской культуры XVIII – начала XX века. Он интересен сегодня не только памятью о выдающихся архитекторах и художниках, учёных, скульпторах, талантливых народных мастерах и умельцах, создавших неповторимые произведения русского искусства, с ним связаны имена многих русских поэтов и писателей.

Здесь бывали М. В. Ломоносов и Г. Р. Державин, в Лицее прошли юные годы А. С. Пушкина. В этом городе служили Д. В. Давыдов и М. Ю. Лермонтов. Царскосельские страницы творчества Ф. И. Тютчева и И. Ф. Анненского рассказывают о непреходящем очаровании этих мест. Здесь родилась поэтическая муза А. А. Ахматова. Многие писатели долгие годы жили и работали в этом городе. Пушкинские парки, памятники русской воинской славы, вдохновляли поэтов и художников всех поколений. Я думаю, что актуальность данной темы состоит в том, что с ним связаны имена многих великих деятелей, составляющих славу России, что и сегодня – это второй по величине и значению город страны, сохранивший прекрасные творения гениальных зодчих, который вдохновлял многих поэтов и писателей от Ломоносова до поэтов наших дней.

В своей – научно – исследовательской работе я поставила перед собой следующие задачи:

1. Рассказать о том, когда и в каких произведениях впервые этот город стал литературным образом.

2. Проследить, как на протяжении трёх столетий менялся облик Царского Села.

3. Понять, почему произошло «угасание» и второе «возрождение» Царского Села.

4. Показать, как меняется с веками восприятие и изображение Царского Села в русской поэзии.

II. Основная часть

1. Первые годы существования Царского Села

Наряду с Петербургом и Москвой, Киевом и Одессой, давно ставшими не только объектами изображения, но и полноправными «героями» русской литературы, можно в качестве города литературного образа назвать и Царское Село.

В первые годы своего существования Царское Село воспринималось общественным сознанием и воспевалось в официальной поэзии как зримое доказательство величия царственного замысла, очередное «чудо света» подобное Петергофу, Ораниенбауму или самой великой новой столице – Санкт-Петербургу.

Воспевая Царскосельскую резиденцию времён Елизаветы Петровны, М. В. Ломоносов первым сравнил её с райским садом, пленяющим своим вечным цветением и божественной красотой:

Мои источники венчает

Эдемской равна красота,

Где сад богиня насаждает,

Прохладны возлюбив места;

Поля где небу подражают,

Себя цветами испещряют.

Не токмо нежная весна,

Но осень тамо юность года;

Всегда роскошствует природа,

Искусством рук побуждена.

Эту традицию продолжил и развил И. Ф. Богданович, нёсший литературную службу при дворе Екатерины II. В своей сказочной поэме «Душечка» он, изображая дворцы и парки Амура, дал довольно конкретное и точное изображении царской резиденции:

Сквозь рощу миртовых и пальмовых древес

Великолепные представились чертоги,

Блестящие среди бесчисленных огней,

И всюду розами усыпаны дороги;

<.> Порфирные врата, с лица и со сторон,

Сафирные столпы, из яхонта балкон,

Златые купола и стены изумрудны

Перед Душенькой открывается чудесная панорама, в которой узнаётся вид вполне реального Екатерининского дворцового парка:

Меж тем прошла она крыльцовые ступени

И введена была в пространейшие сени,

Отколь во все края, сквозь множество дверей,

Открылся перед ней

Прекрасный вид аллей,

И рощей, и полей;

И более потом высокие балконы

Открыли царство там и Флоры и Помоны,

Каскады и пруды,

И чудные сады.

Но в отличии от Ломоносова, Богданович воспевал уже екатерининское Царское Село. Волею императрицы, закупавшей и устанавливавшей в своих «садах» произведения западноевропейской скульптуры, копии античных образцов, приглашавшей для работы в своей резиденции крупнейших архитекторов, царскосельский дворцово-парковый комплекс, помимо значения «земного воплощения небесного сада», приобрёл в это время и облик своего рода художественного музея под открытым небом. Эта ипостась Царского Села также не прошла мимо внимания автора «Душечки»:

Оттуда шла она в покрытые аллеи,

Которые вели в густой и тёмный лес.

При входе там, в тени развесистых древес,

Открылись новые художные затеи.

Богини, боги, феи,

Могучие богатыри

И славные Цари

В былях и небылицах

Являлись тамо в лицах,

Со описанием, откуда, кто, каков.

И, словом, то была история веков.

Стая ручных лебедей, которых императрица любила собственноручно кормить, станет «персонажем» не только стихотворных описаний Царского Села времён Екатерины II, но и его графических и живописных изображений. Эти птицы упомянутся Г. Р. Державиным, когда в стихотворении «Развалины» он создаст своего рода поэтический реквием и умершей императрице, и ушедшему в небытие «золотому веку» Екатерины:

Киприда тут средь мирт сидела,

Смеялась, глядя на детей,

На восклицающих смотрела

Поднявших крылья лебедей

В стихах Державина лебедь станет своеобразной эмблемой екатерининского Царского Села. Позднее в русской поэзии XIX – XX веков эта прекрасная птица будет символизировать собой также и екатерининскую эпоху, и саму императрицу:

Но не сетуй, старец, пращур лебединый:

Ты родился в славный век Екатерины.

Там на портретах строг лица,

И тонок там туман седой,

<.> Там стала лебедей Фелица

Г. Р. Державин воспел Царское Село времён расцвета екатерининского правления, он же создал одно из самых проникновенных своих стихотворений, рисуя упадок, воцарившийся здесь со смертью императрицы. С восшествием на престол Павла I, не принимавшего все замыслы и дела своей матери, Царское Село – любимая резиденция покойной императрицы, её «земное воплощение» – приходит в запустение.

В стихотворении «Развалины», само название которого содержит семантику разрушения и гибели, Державин противопоставляет два образа Царского Села – былой и нынешний. Обращаясь к прошлому, поэт вновь использует традиционный образ райского сада:

Тут был Эдем её прелестный

Наполнен меж купин цветов,

Здесь тёк под синий свод небесный

В купальню скрытый шум ручьёв

Сама Екатерина II приобретает в этом стихотворении облик богини и красоты:

Вот здесь, на острове Киприды,

Великолепный храм стоял;

<.> Она, тут сидя, обращалась

И всех к себе влекла сердца;

Восставши, тихо поклонялась,

Блистая щедростью лица;

<. > А тут прекрасный нимф с полком

Под вечер красный собиралась

В прогулку с лёгким посошком

2. Царское Село в пушкинскую эпоху

Образ Царского Села конца XVIII – начала XIX веков наполнится мотивами смерти, упадка, разрушения, ранее ему не свойственными. «Воскрешение» Царского Села и создание его нового литературного образа связано, в первую очередь, открытием в 1811 году Лицея и целой плеядой молодых поэтов, составивших первый, пушкинский, выпуск. Именно в поэзии лицеистов, и прежде всего А. С Пушкин, формируются устойчивые составляющие образа Царского Села этой эпохи, как продолжающие традиции классической поэзии XVIII века, так и принципиально новые, подхваченные затем поэтам новых поколений.

Царское Село для Пушкина и его товарищей – это прежде всего Лицей. Не величественные дворцы и не прекрасные парки вспоминаются им в первую очередь при звуках этого словосочетания, а счастливое братство юных сердец, заботливая мудрость наставников, храм науки, под своды которого они когда-то благоговейно вошли:

Воображаю день счастливый,

Когда средь вас возник лицей,

И слышу наших игр я снова шум игривый

И вижу вновь семью друзей.

Места прелестные, где возвышенных муз,

И дивный пламень их, и радости святые,

Порыв к великому, любовь к добру – впервые

Узнали мы

Именно об этой ипостаси Царского Села говорит Пушкин в знаменитой элегии:

Куда бы нас ни бросила судьбина,

И счастие куда б ни повело,

Всё те же мы: нам целый мир чужбина;

Отечество нам Царское Село.

В пушкинскую эпоху Царскосельские парки вновь становятся предметом восторженного описания:

Не се ль Элизиум полнощный,

Прекрасный Царскосельский сад

Там воздух чище был и чище свод небес,

Там негою дышал благоуханный лес,

Гуляло счастие среди лугов священных,

И радость на полях, обильем озлащенных,

И мир под ветвями задумчивых берёз!

Над царственным дворцом, над тёмною дорогой[12]

Пушкин воспел множество скульптурных шедевров Екатерининского парка, но поистине бессмертную славу он даровал одному из них – фонтану «Девушка с кувшином»:

Урну с водой уронив, об утёс её дева разбила.

Дева печально сидит, праздный держа черепок.

Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урну разбитой;

Дева над вечной струёй вечно печально сидит.

Царское Село было для Пушкина не только воплощением былой воинской славы России, его образ в пушкинской лирике лицейской поры наполняется современным военным, гусарским звучанием. Наряду с мотивами райского сада, сокровищницы искусств, источника вдохновения, дружественной семьи в стихах Пушкина возникает и мотив гусарской удали:

Меж тем, как в келье молчаливой

Во плен отдался я мечтам,

Рукой беспечной и ленивой

Разбросив рифмы здесь и там,

Я слышу топот, слышу ржанье.

Блеснув узорным черпаком,

В блестящем ментии сиянье

Гусар промчался под окном

Пушкин «открыл» в своей поэзии и ещё одну грань образа Царского Села. Он первый назвал его городком, привнеся тем самым оттенком некоторого простодушия, домашней уютности в тему, звучание которой прежде тяготело скорее к торжественности, почти помпезности:

Живу я в городке,

Безвестностью счастливом.

Я нанял светлый дом

С диваном, камельком;

Три комнатки простые –

В них злата, бронзы нет,

И ткани выписные

Не кроют их паркет.

Окошки в сад весёлый,

Где липы престарелы

С черёмухой цветут

3. «Угасание» Царского Села

Пора расцвета Царского Села в пушкинскую эпоху сменяется затем очередным «угасанием». Начиная с конца 1830-х годов, Николай I официально переводит свою летнюю резиденцию в Петергоф. Там император предпочитает проводить время, там в 1840 – 50-е годы разбиваются новые парки, строятся многочисленные павильоны и дворцы. А на Царское Село вновь надвигается забвение, величественная и грустная старость.

Одним из первых тему Царского Села и тему старости соединит В. А. Жуковский, написав на чужбине одно из самых печальных своих стихотворений. Находясь вдалеке от любимой родины, пережив почти всех своих друзей, поэт с особенной остротой ощущал одиночество и создал проникновенную аллегорическую картину:

Лебедь белогрудый, лебедь белокрылый,

Как же нелюдимо ты, отшельник хилый,

Здесь сидишь на лоне вод уединённых!

О тишине царскосельских парков и дворцов, погруженных в зачарованный сон, пишет П. А. Вяземский.

Зимы покров однообразный

Везде сменил наряд цветной,

Окован сад броней алмазной

Рукой волшебницы седой.

Кругом серебряные сосны;

Здесь северной Армиды сад:

Роскошно с ветви плодоносной

Висит алмазный виноград;

Вдоль по деревьям арабеском

Змеятся нити хрусталя;

Серебряным, прозрачным блеском

Сияют воздух и земля.

И небо синее над нами –

Звездами утканный шатёр,

И в поле искрится звездами

Зимой разостланный ковёр.

Он, словно из лебяжьей ткани,

Пушист и светит белизной;

Скользя, как челн волшебный, сани

Несутся с плавной быстротой.

Смена времени года в царскосельской лирике

Примечательна сама смена времени года в царскосельской лирике второй половины XIX века. Если в пушкинском Царском Селе (как ранее у Ломоносова, Державина, Богдановича) царит вечное лето, то теперь в екатерининских парках – поздняя осень и зима, порождающие холод души и горечь забвения. Зимние царскосельские пейзажи Вяземского при всей их сказочной пышности не вызывают у лирического героя восхищение, а заставляют вновь и вновь почувствовать боль одинокой старости. В полушутливых стихах, адресованных фрейлине Елизавете Милютиной, прорывается тщательно скрываемая горечь:

Смотрю я вашим Аюдагом,

В берлоге, как медведь, сижу,

Иль медленно, медвежьим шагом

В саду пустынном я брожу.

Но, как медведю, ради скуки

Сосать мне лапу не под стать:

Мои так исхудали руки,

Что в них уж нечего сосать.

И ум, и сердце исхудали;

Побит морозом жизни цвет.

Того, которого вы знали,

Того уж Вяземского нет.

Зимнее Царское Село, бывшее прежде воплощением райской красоты и счастья, предстаёт в этих стихах Вяземского антиподом «истинного рая» – южного побережья Крыма. Словно с асфодейских полей, где блуждают, согласно античной мифологии, тени умерших, доносится к адресату просьба поэта:

Там, где сияньем, вечно новым,

Ласкается к вам южный день,

Вы помяните добрым словом

Мою тоскующую тень.

Мотив зимы, смертного сна, сковавшего Царское Село, прежде пышное и вечно цветущее, а теперь забытое и опустевшее, найдёт своё развитие и в поэзии начала XX века:

На землю саван тягостный возложен,

Торжественно гудят колокола,

И снова дух смятён и потревожен

Истомной скукой Царского Села.

Пять лет прошло. Здесь всё мертво и немо,

Как будто мира наступил конец.

Как навсегда исчерпанная тема,

В смертельном сне покоится дворец.

Казармы, парки и дворцы,

А на деревьях – клочья ваты

Через Красные ворота я пройду

Чуть протоптанной тропинкою к пруду.

Спят богини, охраняющие сад,

В мёрзлых досках заколоченные, спят.

Сумрак плавает в деревьях. Снег идёт.

На пруду, за «Эрмитажем», поворот.

Чутко слушая поскрипыванье лыж,

Пахнет ёлкою и снегом эта тишь

И плывёт над отражённою звездой

В тёмной проруби с качнувшейся водой.

4. «Возрождение» Царского Села

Очередное «возрождение» Царского Села в русской поэзии и открытие новых граней его литературного образа связано с эпохой «серебряного века» и, прежде всего, с именем Иннокентия Анненского.

Директор царскосельской Николаевской мужской гимназии, он преподавал один из самых прежде нелюбимых гимназистами предметов – греческий язык. Та же самая влюблённость определила и созданный поэтом облик Царского Села. В дворцовых парках, изображённых стихотворениях Анненского, сияют белым мрамором не поздние копии, а сами античные оригиналы. Для поэта царскосельские гераклы, дианы, андромеды – не аллегории екатерининской эпохи, «опосредованная» классицизмом античность, а истинные Древние Эллада и Рим. Их голос внятен Анненскому, их душа ему открыта:

Не знаю почему – богини изваянье

Над сердцем сладкое имеет обаянье

Люблю обиду в ней, её ужасный нос,

И ноги сжатые, и грубый узел кос.

Особенно, когда холодный дождик сеет,

И нагота её беспомощно белеет

О, дайте вечность мне, - и вечность я отдам

За равнодушие к обидам и годам.

О первой любви, о царскосельской юности напишет и А. Ахматова.

В ремешках пенал и книги были,

Возвращалась я домой из школы.

Эти липы, верно, не забыли

Нашей встречи, мальчик мой весёлый.

Только, ставши лебедем надменным,

Изменился серый лебедёнок

Образ Царского Села окрашен в лирике Анненского мотивами светлой грусти, утешительного воспоминания:

Там все, что навсегда ушло,

Чтоб навевать сиреням грёзы.

Скажите: «Царское Село» –

И улыбнёмся мы сквозь слёзы.

6. Царское Село в русской поэзии начала ХХ века

В русскую поэзию ХХ века, посвящённую Царскому Селу, приходит и остаётся навсегда ещё одна тема – пушкинская. Начиная с лирики Анненского, продолжаясь в стихах его учеников, она наполнит новыми красками литературный образ этого города. Царское Село теперь будет восприниматься как город Пушкина, что впоследствии закрепится в сознании уже официальным его образованием в 1837 году. В произведениях А. Ахматовой, Э. Голлербаха, Н. Оцупа, Вс. Рождественского все Царское Село: пышные дворцы и тихие улочки, тенистые аллеи и зеркальные пруды парков, - будет осенять незримыми крылами пушкинский гений. Особая поэтическая чуткость позволит авторам увидеть здесь тень юного лицеиста, услышать шорох его шагов:

Смуглый отрок бродил по аллеям,

У озерных грустил берегов,

И столетие мы лелеем

Еле слышный шелест шагов.

Тихий и заснеженный городок, неторопливо доживающий свой старческий, лелеющий тени прошло, - таким предстанет Царское Село в русской поэзии начала ХХ века. Сложный комплекс образов, составляющих его литературный облик, с наибольшей полнотой представлен в одноимённом стихотворении О. Мандельштама. Здесь – и непременная зима («а на деревьях клочья ваты»); и «наследники» пушкинских гусар – улыбающиеся уланы; и тихая старость («Одноэтажные дома,// Где однодумы-генералы // Свой коротают век усталый»); и шум железной дороги, в сознании русского читателя также прежде всего ассоциировавшейся именно с Царским Селом, куда в эпоху Николая I отправился первый российский поезд («Свист паровоза Едет князь. // В стеклянном павильоне свита!»). В завершающей стихотворении строфе, заставляющей вспомнить знаменитую «Пиковую даму», неразрывно соединяются два мотива, два образа, два лика Царского Села – Пушкина и Екатерины II:

И возвращается домой –

Конечно, в царство этикета,

Внушая тайный страх, карета

С мощами фрейлины седой,

Что возвращается домой

Трагическая гибель Н. Гумилёва, расстрелянного в 1921 году, бросает зловещий отблеск на облик Царского Села в поэзии 20-х годов. Образ «волшебных садов» поэзии и красоты сменяется картиной мрачного кладбища. В «Царскосельских строках», написанных вскоре после смерти Гумилёва, Ахматова рисует страшный, мертвенный лик прежде прекрасного города: «Каждая клумба в парке // Кажется свежей могилой». А. Э. Голлербаху в Екатерининском парке всюду чудится тень убитого поэта:

В шуршании широкошумных лип

Мне слышится его тягучий голос,

И скорбных галок неумолчный скрип

Твердит о том, чьё сердце раскололось.

Поэтический гений Державина и Пушкина, Жуковского и Тютчева, Вяземского и Анненского, Гумилёва и Ахматовой навеки определили характер Царского Села, его литературный образ как города не царей, а поэтов. Таким предстаёт он в русской поэзии ХХ века:

Здесь Пушкина родилось вдохновенье

И выросло в певучей тишине.

Здесь Лермонтов на взмыленном коне

Скакал на эскадронное ученье.

Здесь, сам себе мятежностью наскучив,

Медлительно прогуливался Тютчев;

Бродил, как тень, Владимир Соловьёв,

Шепча слова сентенций и стихов.

И в озера лазоревый овал

Здесь Анненский созвучия бросал

Вслед облакам и лебединым кликам.

На протяжении трёх столетий Царское Село «прожило» несколько жизней, то погружаясь в «смертный» сон, то вновь «возрождаясь». Оно знало и эпохи расцвета, и горькие годы старости и забвенья. Менялось с веками восприятие и изображение Царского Села в русской поэзии.

Его литературный облик включает в себя сложнейший комплекс мотивов и образов. Но всё же ведущими остаются следующие ипостаси Царского Села: земной Эдем, памятник Славе Российской и город муз. Подобно драгоценному камню, переливается разными гранями литературный образ Царского Села, самые разные лица видятся нашему сознанию среди тенистых аллей Екатерининского парка, у порфирных ступеней дворца, у стен Лицея. Но три лика неизменно проступают сквозь дымку времени, определяя собой то, что зовётся «духом» Царского Села, без чего никогда не понять этот «пленительный город загадок»: российская Минерва с милостивой улыбкой на царственных устах, курчавый лицеист с растрёпанным томиков Парни на руках и стройная дама с чёрной чёлкой до грустных бровей и «ложноклассической» шалью на плечах.

III. Заключение

В ходе исследовательской работы я постаралась проследить то, когда и в каких произведениях впервые Царское Село стало литературным образом. Я поняла, почему же произошло «угасание» и второе «возрождение» Царского Села. Как на протяжении трёх столетий Царское Село меняло свой облик, «прожило» несколько жизней, то погружаясь в «смертный» сон, то вновь «возрождаясь».

Удивительна и необычна судьба Царского Села! Развивавшееся в течение трёх веков как загородная царская резиденция, оно является замечательным памятником русской архитектуры и садово-паркового искусства XVIII века. Но наряду с этим Царское Село своей известностью обязано также нескольким поколениям поэтов, писателей, деятелей русской культуры, которые жили или бывали в нем. Город Пушкин по праву называют «городом муз». И, как всегда, Царское Село влечёт к себе своими парками, дворцами, а также очарованием прошлого, которым овеян современный город. Замечательные страницы вписаны в историю города Пушкина. Бережно хранится память о А. С. Пушкине, о литературном прошлом и настоящем города. И сегодня замечательный ансамбль дворцов и парков города стал Государственным историко – архитектурным и дворцово – парковым заповедником. Не случайно поэтические гении навеки определили характер Царского Села, его литературный образ как города не царей, а поэтов. Город Пушкин по праву называют «городом муз».