Особенности повествования в повести А. С. Пушкина «Пиковая дама»

Проза А. С. Пушкина была качественно новым этапом в развитии русской литературы вообще и русской прозы в частности. Одним из общих принципов русской прозы до Пушкина было сближение ее с поэзией. Основной художественный принцип прозы Пушкина – отказ от подобного сближения, если так можно выразиться, намеренная прозаизация прозы.

Еще одной особенностью прозы Пушкина является то, что проблематика художественного произведения всегда связана с целью, которую ставит перед собой автор, и с жанром художественного произведения. Также хочется отметить, что Пушкина как преобразователя русской прозы интересовали как частные проблемы русской жизни, так и проблематика вообще.

Пушкинская проза характеризуется разнообразием сюжетов: от бытоописательного «Арапа Петра Великого» до фантастичных «Гробовщика» и «Пиковой дамы». Большинство прозаических произведений Пушкина тяготеют к острому сюжету «с накоплением веса к развязке» (Б. М. Эйхенбаум). Ю. Н. Тынянов замечает даже, что основой некоторых прозаических произведений Пушкина является анекдот (« Повести Белкина», «Пиковая дама»). Кроме того, Пушкин намеренно затормаживает развитие сюжета, используя усложненную композицию, образ повествователя, другие художественные приемы. Сжатость сюжета предполагает сжатость самого произведения. Действительно, у Пушкина нет больших по объему произведений: самое крупное - «Капитанская дочка»- занимает чуть более ста страниц. Заключение всегда рассказывает о дальнейших судьбах героев. Иногда вступления как такового нет, сразу начинается действие (это особенно характерно для новелл, которые не требуют подробной характеристики героев). Этим подчеркивается стиль и ритм пушкинской прозы («Выстрел» «Пиковая дама»). Часто Пушкин использует такой художественный прием, как рассказ в рассказе. Он необходим не только для замедления сюжета, но и для столкновения в произведении различных точек зрения.

Интересно и то, что часто Пушкин вводит имя условного повествователя в прозаическое произведение и рассказывает о нем, а сам выступает в роли издателя. Необходимо отметить, что описания природы в прозе Пушкина всегда соответствуют общему настрою повествования. Каждая деталь у Пушкина не только особо выделяется, но и выполняет определенную функцию в развитии сюжета или характеристике героя.

Таким образом, перед Пушкиным стояла задача создания нового языка прозы. Отличительные свойства такого языка сам Пушкин определил в заметке «О прозе»: «Точность и краткость - вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей - без них блестящие выражения ни к чему не служат». Такой стала проза самого Пушкина. Мне бы хотелось доказать это на примере повести А. С. Пушкина «Пиковая дама».

В 1833году во вторую болдинскую осень Пушкин пишет «Пиковую даму». Эта повесть во многом предваряет, как справедливо отмечают исследователи, петербургские повести Н. Гоголя и романы Ф. Достоевского, А. Пушкин здесь создает тип нового «героя» времени, поставив на карту все ради денег. Мечты Германна связаны с богатством. «Деньги – вот чего алкала его душа!»- с горечью говорит Лиза, разгадавшая подлинную натуру своего избранника. Его огненный темперамент, азарт и расчет- все брошено на удовлетворение этой единственной,

1 маниакальной страсти. Пушкин рисует не злодея, а человека, поддавшегося губительной, жестокой власти денег. «Пиковая дама»- образец стиля пушкинской прозы, ее отточенности и необыкновенной выразительности и психологической глубины. Говоря об особенностях повествования любого произведения, необходимо сказать в первую очередь о сюжете. Когда говорят о сюжете, то, как правило, подразумевают нечто, что содержится в самом произведении. Так, сюжет «Пиковой дамы» — это что-то органически присущее повести. По замечанию известного литературоведа Е. Маймина, здесь сюжет не принадлежит самому произведению, а является определенной языковой игрой, которая играется вокруг произведения. Сюжет «Пиковой дамы» невозможно описать так, чтобы он был неотличим от сюжета «Капитанской дочки». Сюжет можно только рассказать. Сюжет повести основан на игре случайности и необходимости, закономерности. В соответствии с этим каждый из героев связан с определенной темой: Германн – с темой социальной неудовлетворенности, графиня Анна Федотовна- с темой судьбы, Лизавета Ивановна - с темой социального смирения, Томский – с темой незаслуженного счастья. Пушкину-прозаику важна в первую очередь не точка зрения, а сама история. Приоритет отдан оценочному и языковому преломлению событий через разных субъектов.

В основе сюжета повести положена история Германна. Германн — «сын обрусевшего немца», получивший от отца маленькое наследство и служащий в маленьком чине. Больше того: в обычном, в житейском, Германн мещански осторожен. Он целыми вечерами просиживает возле игроков, напряженно следя за игрой и не отваживаясь рискнуть хотя бы копейкой. «Игра занимает меня сильно, — говорит он, — но я не в состоянии жертвовать необходимым, в надежде приобрести излишнее». Сколько коротенькой умеренности, сколько пошлого благоразумия в этих словах — и как героически тверд, становится этот осторожный немец после того, как вступает на путь, гораздо более опасный, нежели игра в карты с конногвардейцем Наумовым и его приятелями! Не оттого ли это, что, кроме возможности мгновенного и большого обогащения, таинственные графинины карты скрывают в себе и «неизъяснимое наслажденье», грозящую гибель, с которой так сладостно жутко пошутить «смертному сердцу»? Германн - прежде всего, расчетлив, разумен; это подчеркнуто и его немецким происхождением, и фамилией (имени его читатель не знает), и даже военной специальностью инженера. Германн впервые появляется на страницах повести в эпизоде у конногвардейца Нарумова, но, просиживая до пяти утра в обществе игроков, он никогда не играет: «Я не в состоянии жертвовать необходимым, в надежде приобрести излишнее». Честолюбие, сильные страсти, огненное воображение подавлены в нем твердостью воли. Выслушав историю Томского о трех картах, тайну которых 60 лет назад открыл его бабушке, графине Анне Федотовне, легендарный духовидец Сен-Жермен, он восклицает: « Не Случай, а сказка!» «Пиковая дама» не только реалистическая или фантастическая повесть, она еще и сказка, потому что жанр- это какая- то внешняя форма вещи, а не ее идейное построение. Мыслил ли Пушкин с самого начала свою «Пиковую даму» как повесть и как сказку одновременно или произведение такого жанра выходило у него непроизвольно, неизвестно. Сама художественная концепция Пушкина выразила себя в этом сложном жанре « Пиковой дамы»- повести и сказки. Причем сказки волшебной, то есть такой, которая находится в прямой генетической зависимости от мифа, старшего ее по возрасту. «Сказка ложь, да в ней намек, // Добрым молодцам урок», - так через год после « Пиковой дамы» русский сказочник Пушкин кончил свой рассказ. И не шел в этом против народной традиции.

«Сказка!»- первая реакция Германна на рассказ Томского о чудесном даре его бабушки. Сам того, не ведая, герой «Пиковой дамы» точно обозначил жанровое ее образование, которое тесно переплетается с ее повестью, вовлекая действующих в ней лиц в свою структуру. В том числе и Томского, чей рассказ, оставаясь одной из реплик, завязавшегося в повести разговора о картежном везении и невезении и представлены в повести как мнение на этот счет равноправного участника обсуждения занимающего всех предмета беседы, в то же время начнет собой сказку, которая до самого конца будет на свой лад толковать и оценивать поступки персонажей повести.

Следует помнить, что « Пиковая дама» в отличие от всех других законченных прозаических вещей Пушкина не рассказана от лица вымышленного повествователя. И хотя исследователи давно уже обратили внимание на своеобразное поведение в ней автора, который иногда будто отступает в тень, скрывается за тем или иным персонажем ,- мы не можем не считаться с основной и определяющего автора функцией: все знать о своих героях и о своем повествовании. Он вводит главного героя в повествование как загадку, как вопросительный знак. Германн оказывается в центре короткой развернувшейся о нем дискуссии и, принимая в ней непосредственное участие: «-А каков Герман!- сказал один из гостей, указывая на молодого инженера,- отроду не брал он карт в руки, отроду не загнул ни одного пароли, а до пяти часов сидит с нами и смотрит нашу игру!

-Игра занимает меня сильно, - сказал Германн,- но я не в состоянии жертвовать необходимым, в надежде приобрести излишнее.

-Германн немец: он расчетлив, вот и все! – заметил Томский»

«Вот и все!» - вроде ничего и не прояснило это обсуждение Германовой натуры в первой главе – ночью – за бутылкой шампанского – после карточной игры.

Но автор, по-видимому, так не считает. Он, судя по всему, убежден, что сказано достаточно. А иначе чем еще объяснить, что его собственная характеристика героя в следующей главе, словно эхо, откликается тому ночному обсуждению: « Так, например, будучи в душе игрок, никогда не брал он карты в руки, ибо рассчитал, что его состояние не позволяло ему (как рассказывал он) жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее, - а между тем целые ночи просиживал за карточными столбами и следовал с лихорадочным трепетом за различными оборотами игры. ».

Кажется, что автор просто взял и свел воедино все, что говорилось тогда о Германне. Томский считает, что тот «расчетлив», - и в авторской характеристике героя почти то же слово: «рассчитал». Один из гостей обратил внимание на то, что Германн никогда не играет, но сидит с ними ночами и смотрит их игру, - и автор пишет о том же. Германн признал, что его сильно занимает игра,- и автор говорит, что его герой «в душе игрок».

Со всем и со всеми соглашается автор. Но, соглашаясь, излагает свое мнение таким образом, что позаимствованные им у других слова и выражения вдруг начинают звучать у него не так, как они звучали прежде.

Еще одной особенностью повествования «Пиковой дамы» является связь сюжета и персонажей повести с мотивами и образами литературной готики. Готи́ческий рома́н (англ. the Gothic novel) — произведение, основанное на приятном ощущении ужаса читателя, романтический «чёрный роман» в прозе с элементами сверхъестественных «ужасов», таинственных приключений, фантастики и мистики (семейные проклятия и привидения). Развивался в основном в англоязычной литературе. Это предтеча современных «ужасов». Название — от архитектурного стиля готика (действие романов часто разворачивается в старых готических замках). Основоположник стиля готического романа — Уолпол, Хорас. Основные произведения созданы на рубеже XVIII и XIX веков. В центре произведения — демоническая, «байроническая» личность (романы «Франкенштейн, или Современный Прометей» Мэри Шелли, «Итальянец» А. Радклиф, «Мельмот-Скиталец» Ч. Мэтьюрина). На протяжении XIX века развивался также родственный жанр: «готический рассказ» или «рассказ с привидением» (англ. ghost story; классики жанра — Шеридан Ле Фаню, М. Р. Джеймс и др. ). Произведения, продолжающие эстетику готического романа, появлялись и позже (сочинения Эдгара По, в период модернизма — Оскара Уайльда, «Дракула» Брэма Стокера и др. ). В XX веке из этого жанра отпочковалась «литература ужасов» (Лавкрафт, Стивен Кинг), а на стыке фэнтези и готики появился жанр Dark Fantasy. Но повесть Пушкина не может считаться чистой готикой, ибо в ней одновременно присутствуют признаки пародирования штампов готического романа. «Пиковая дама», по-видимому, наиболее непосредственный и значительный отклик Пушкина на готическую традицию, причем отклик, имеющий сложную, двойственную природу. Имеются в виду два широко известных места повести.

Вот первое из них - графиня просит внука, привезти ей какой- нибудь роман:

« только, пожалуйста, не из нынешних.

-Как это,grand maman?

-То есть такой роман, где герой не давил бы ни отца, ни матери и где бы ни было утопленных тел. Я ужасно боюсь утопленников!

-Таких романов нынче нет. Не хотите ли разве русских?. »

Второе место, где фигурируют «нынешние романы»,- «мазурочная болтовня» Томского о сходстве Германна с их героями (« Этот Германн, - продолжал Томский лицо истинно романтическое»). Опознавательными признаками являются профиль Наполеона, душа Мефистофеля и, по меньшей мере, три злодейства на совести. Сюда же примыкает комментарий повествователя к этой характеристике: «Портрет, набросанный Томским, сходствовал с изображением, составленным ею самою, и, благодаря новейшим романам, это уже пошлое лицо пугало и пленяло воображение».

Рассказывая историю Германна, Пушкин стремится заинтриговать читателя, возбудить его любопытство загадочностью рассказываемого. Вот почему происходит многократная смена временных планов и элементов причинно-следственного порядка действует таким образом, что определенная информация, необходимая для понимания действия, придерживается искусственно. Повествуется сначала о последствиях решения Германна установить контакт с графиней и только затем о том, как и почему Германн принимает такое решение. Тем самым читатель о тождестве отдельных лиц и об их отношениях может только догадываться. Чем обоснована такая смена планов времени, затрудняющая восприятие событий в их временной последовательности и каузальной связи? Это, конечно, одно из средств. Неоднозначность сюжетных связей, завуалированная изобилием точных дат, заставляет читателя вжиться в этот мир и составить рисунок связей по своему пониманию, по своей догадке. Неясная экспозиция персонажей предваряет неясность всех отношений в этой новелле, которая, колеблясь между психологическим реализмом и фантастикой, окончательной разгадке не поддается.

Сделаем небольшой анализ второй главы. По манере изложения и временному строю можно разделить на 6 частей.

1. Сцена в уборной графини. Входит молодой офицер, внук старухи, просит позволения представить ей одного из приятелей. Не сразу понятно, что этот молодой человек именно Томский, рассказавший в первой главе анекдот о тайне бабушки.

Присутствующая Лизавета Ивановна интересуется, не инженер ли приятель Томского. Читатель еще не понимает, почему воспитанница задает такой вопрос. Он может только догадываться, что инженер, которого воспитанница имеет в виду, и есть тот самый, который был представлен в первой главе. Лизавета Ивановна краснеет, увидев в окно молодого офицера, и читатель опять же может только догадываться, что это тот же молодой человек, о котором Лизавета Ивановна спрашивала.

2. Общая характеристика графини и несчастной воспитанницы.

3. Ретроспективный рассказ, возвращающий нас на одну неделю назад ко второму дню после игры в карты у Нарумова: первая встреча взоров Лизы и молодого офицера, который впоследствии начинает регулярно являться под ее окнами.

4. Рассказ возвращается к вопросу, заданному Лизой.

5. Описание характера и привычек Германна, о тождестве которого с молодым офицером, появлявшимся под окном Лизы, все еще можно только делать предположения.

6. Возвращение рассказа к концу первой главы: действие анекдота Томского на воображение Германна. Эта часть кончается тем, что Германн, привлеченный неведомой силой к дому графини, в одном из его окон видит свежее личико и черные глаза девушки, что и решает его участь.

В “Пиковой даме” встречаются некоторые моменты, которые можно списать на счет случайных. Но так ли они случайны, или все-таки за ними есть какой-то внутренний смысл?

"Рассуждая, таким образом, очутился он в одной из главных улиц Петербурга, перед домом старинной архитектуры. <> — Чей это дом? — спросил он [Германн] у углового будочника.

— Графини ***, — отвечал будочник.

Германн затрепетал. Удивительный анекдот снова представился его воображению. Он стал ходить около дома, думая об его хозяйке и о чудной её способности - Как видно, Германна влекла к этому ничем внешне не замечательному дому какая-то “неведомая сила”. Вряд ли кто-либо будет утверждать, что его появление около этого дома два раза подряд является случайностью. Таким непреодолимым стремлением “проказницы судьбы” свести нашего героя с этим домом Пушкин, на мой взгляд, преследовал цель показать торжество подсознания Германна, стремившегося доставить своего хозяина поближе к возможному месту реализации его навязчивой идеи, над его разумом.

“В эту минуту показалось ему, что мёртвая насмешливо взглянула на него, прищуривая одним глазом. Германн поспешно подавшись назад, оступился и навзничь грянулся об земь. Его подняли. В то же самое время Лизавету Ивановну вынесли в обмороке на паперть” — без сомнения, подобная вещь могла произойти на похоронах, но Пушкин вводит в произведение этот элемент для того, чтобы подчеркнуть ту неопределенную, нервозную обстановку, которая царила в душах Лизы и, в особенности, Германна.

В последней фразе «собственно» повести (перед заключением) сказано: « Игра пошла своим чередом»- и эта противоречивая формула (у игры не может быть череда; она «обязательна» быть постоянно внеочередной, непредсказуемой) тут подтверждена итогом сюжетной линии Евгений: « произведен в ротмистры и женился на княжне Полине. » Этот социальный автоматизм и провоцирует Германна на мысль о тайной закономерности случая; и то, что именно от Евгения слышит он историю о трех картах, в конце концов, его и погубившую столь же случайно, сколь и закономерно. Почему Германн «обдернулся»? Среди возможных причин того, что Германн проиграл, несмотря на знание тайны трех карт, можно назвать следующие. Во-первых, из того, что графиня продала душу дьяволу может следовать, что она, помогая своему новому повелителю — Дьяволу, назвала Германну заведомо неправильные карты для того, чтобы получить его душу, не платя за это. Эту версию подтверждает и то, что графиня пришла к Германну “исполнить его просьбу” “не по своей воле”. Во-вторых, делясь с героем тайной, она сделала оговорку: “с тем, чтоб ты женился на моей воспитаннице Лизавете Ивановне. ”. Германн же совсем не собирался жениться на Лизе. За этого графиня, обретшая способность рассматривать души людей, и наказала нашего героя. В-третьих, возможно, что таким весьма своеобразным способом Бог пытался спасти душу Германна.

Томский - воплощение того случайно выпадающего счастья, незаслуженного, таинственного, законом которого пытается овладеть бедный инженер Германн. Между ними проведена насмешливая (но и серьезная одновременно) параллель: на балу Томский выбирает свою даму – и точно так же будет выбирать за игровым столом Германн. Но «дама» Томского никогда не будет бита, ибо на самом деле это он выбран судьбою, а не судьба выбрана им. Однако этого мало. Связав образ Томского с идеей незаслуженной удачи, Пушкин спешит усложнить проблему. Социальное устройство жизни таково, что случайный успех слишком закономерно, почти автоматически выпадает одним и обходит стороной других.

«Пиковую даму» условно можно назвать повестью шести тайн и самая главная из них - тайна графини. Как известно, тайну трех карт поведал графине Сен-Жермен. Но откуда он сам узнал эту тайну? Возможно, предположение Германна насчет дьявольского договора было верным. События произведения не противоречат этой гипотезе, что дает право считать ее возможной действительностью. Сделанное предположение можно развивать в двух направлениях. Следуя первому, сделку с Дьяволом совершил Сен-Жермен и потом подарил эту тайну графине.

Другая же версия заключается в том, что сделку с нечистой силой заключила сама графиня, а Сен-Жермен был лишь “подарком судьбы”, посланным Дьяволом. Эта версия, по мнению В. А. Покровского, является более правдоподобной, т. к. при рассмотрении графини как сгустка темных сил достаточно просто объясняются многие моменты, связанные с тайной карт, которые можно списать на проявления воли властителя Преисподней. Итак, графиня продала душу Дьяволу и стала носителем страшной тайны. В пользу вышеописанного говорит также намек, выраженный в речи Германна к графине: “Может быть, она [тайна] сопряжена с ужасным грехом, с пагубою вечного блаженства, с дьявольским договором. Подумайте: вы стары; жить вам уж недолго, — я готов взять грех ваш на свою душу”. Старая графиня впервые появляется перед читателем в образе молодой властной красавицы, в дымке легендарного «анекдота» шестидесятилетней давности, за которым стоит легенда о «реальном» приключении кн. Натальи Петровны Голицыной, «открывшей» внуку тайну трех карт, некогда поведанную ей Сен - Жерменом. В этом рассказе важны, прежде всего, три детали. Во- первых, что молодость ее прошла в Версале2-й половины18в,. - а Версаль «образца» 18века Пушкин связывал с мотивом роскошного умирания, государственной дряхлости. Не менее примечательно, что в Париже ее прозвали Московской Венерой – ее красота была скульптурной, неподвижной, холодной, а значит как бы ни до конца живой. Так автор окружает образ старой графини почти масонским треугольником мифологических ассоциаций, связывает тему ее молодости с темой ускользающей смерти, а тайну трех карт- с тайной самой человеческой жизни.

В эпизоде «свидания» Германна с графиней, вернувшейся в два часа ночи с бала, она будет неоднократно перемещаться из области смертности в пространство жизни и обратно. Сначала желтизна ее лица, «потусторонность» облика (она сидит, «шевеля отвислыми губами, качаясь направо и налево») сами собою наводят на мысль о действии «скрытого гальванизма». Однако при виде Германа «мертвое лицо ее изменилось неизъяснимо»; она как бы вернулась по эту сторону границы между жизнью и смертью. И тут же выясняется, что такой «оживляющей» властью над нею обладают только два чувства: страх и воспоминание. Полубредовые предложения и просьбы Германа не производят на нее никакого впечатления (ибо страх улегся), из мертвенного равнодушия ее вновь выводит только имя покойного Чаплицкого. Впрочем, замечание автора о «сильном движении души», в ней произошедшем, заведомо двусмысленно: ибо это движение души, покидающей тело. Старая графиня опять погружается в «промежуточную» бесчувственность, чтобы провалиться из нее в смерть, как только Германн наведет свой незаряженный пистолет.

Но как при жизни она была причастна смерти, так после кончины она не собирается оставлять пределы жизни. И тут автор резко сменяет тональность повествования. Доселе она была мрачно- серьезной, и только эпиграфы бросали легкий иронически отсвет на происходящее. Внезапно подмигнувшая Герману старуха переводит повесть в новый стилистический регистр. Интонация становится двойственной; понять, до конца ли сам автор верит в реальность происходящего заведомо невозможно. Да и не нужно. Старая графиня, которая при жизни была несколько мертвой, по смерти оказывается отчасти живой; в ночь после похорон. Шаркая тапочками, она – то ли во сне. То ли наяву - является Германну и замогильным голосом извещает, что пришла не по своей воле открыть ему тайну трех карт. Гадать, по чьей воле - благой или злой, - тоже бесполезно. С одной стороны, ее «гальванический» облик наводит на мысль о демонизме. С другой - ее внезапная забота о «бедной воспитаннице» (« Тройка, семерка и туз выиграют тебе сряду, прощаю тебе мою смерть, с тем, чтобы ты женился на моей воспитаннице Лизавете Ивановне») вызывает противоположные отгадки.

Характер повествования позволил исследователям пушкинской прозы утверждать, что Пушкин среди типов повествования (« метафорического», «чувствительного», «нравоописательного» и др. ), господствующих в русской прозе, рано нашел свой путь объективного повествования от лица незнающего автора. Пушкин стремился к динамичности, точности и простоте, создавая смысловую и ритмическую напряженность фразы.

Когда Германн идет в спальню старухи, он ни о чем не думает: лестница узкая, витая; идя по ней, нужно быть внимательным, чтобы не упасть. В спальне Германн видит мертвую графиню. Размышлениям о ней, о ее тайне, которую некогда она открыла молодому счастливцу и теперь унесла с собой в могилу, не мешает прямая пологая лестница, по которой Германн начинает спускаться. Читая пушкинский текст, видишь, ощущаешь его движение. Пушкин передает это движение Германна по лестнице внутренним ритмом его размышлений. Каждая пауза, графически выраженная запятой,— это лестничная ступень:

По этой самой лестнице,          1-я ступень может быть,     2-я ступень лет шестьдесят назад, 3-я ступень в э ту самую спальню, 4-я ступень в такой же час, 5-я ступень в шитом кафтане, 6-я ступень причесанный a l’oiseau royal, 7-я ступень прижимая к сердцу треугольную свою шляпу, 8-я ступень прокрадывался молодой счастливец, 9-я ступень давно уже истлевший в могиле, 10-я ступень

Здесь лестница кончается, и кончаются паузы (запятые). Окончание фразы разбито одной логической паузой: “а сердце престарелой его любовницы (пауза) сегодня перестало биться”. Это два шага Германна по узкой площадке к двери, которая выводит его в коридор, а затем на улицу. Доказать, что Пушкин создает иллюзию движения своего героя именно так, достаточно просто: если уничтожить паузы, построить фразу по-другому, эта иллюзия исчезнет.

Интересно наблюдать роль художественной детали (отдельных вещей, предметов) в пушкинском повествовании. Вот Германн, пробравшийся в спальню старой графини, чтобы выведать тайну трех карт, разглядывает портреты, писанные в Париже m-me Lebrunn»: полный и румяный мужчина, молодая напудренная красавица орлиным носом. Читатель вновь возвращен к образу молодой графини; но портрет - не рассказ, само сцепление слов «оживляют» давно прошедшие события и лица; портрет неподвижен; мысль о прижизненной смерти, на которую сравнение с Московской Венерой лишь намекало, здесь прописана окончательно; даже напудренность молодого лица старой графини должна напоминать о мертвенном холоде. А упоминание о дамских игрушках, изобретенных одновременно с Монгольфьеровым шаром и Монгольфьеровым магнетизмом, призвано не столько еще раз, подчеркнуть «ветхость» и « старомодность» старой графини, сколько подготовить читателя к следующему повороту сюжетной линии. И одновременно - к переходу от темы магнетизма (т. е. передачи психической энергии от живого тела к живому телу)- к гальванизму (т. е. олъживлению мертвой материи). Что такое три карты, названные ею - «тройка, семерка, туз», - потусторонняя тайна чисел, которым Германн подчинен с того момента, как решил завладеть секретом карт, или простая прогрессия. Которую главный герой давным-давно для себя вывел. Идея трех карт окончательно овладевает им; стройную девушку он сравнивает с тройкой червонной; на вопрос о времени, отвечает «без 5 минут семерка». Пузатый мужчина кажется ему тузом, а туз является во сне пауком этот образ сомнительной вечности в виде паука, ткущего свою паутину, также будет подхвачен Достоевским в « Преступлении и наказании».

Именно поэтому мир предметов дан у Пушкина с исключительной конкретностью и разнообразием: исполняя функцию культурной символики, он нигде не играет декоративной роли и не стирается до уровня нейтральных деталей. Бытовые реалии впаяны каждый раз в конкретную эпоху и вне этого контекста немыслимы. Одним из самых ярких представителей предметного мира в произведении являются деньги. Деньги (как и карты) являются, можно сказать, самостоятельным действующим лицом в "Пиковой даме", и для правильного понимания заключительной сцены в игорном доме полезно знать кое-что о денежной системе России в 1830-х годах. Германн начинает игру с невиданно огромной ставки - 47 тысяч рублей. Примерно столько могла стоить деревня с тремя-четырьмя сотнями крепостных душ обоего пола. Чекалинский просит его предъявить деньги, и Германн подает ему "банковый билет" на эту сумму. Между тем, самая крупная купюра ассигнаций, бумажных денег тех времен, была в 200 рублей. По всей видимости, Германн имел банковый билет "на неизвестного" (теперь мы сказали бы - на предъявителя) - особого рода денежный документ, по которому мог передаваться вклад в сохранной казне при Опекунском совете. Эти "казны" были государственными кредитными учреждениями и выполняли функции банков.

«Пиковая дама» создавалась во вторую Болдинскую осень, параллельно со « Сказкой о рыбаке и рыбке» и с « петербургской повестью « Медный всадник». Естественно, что

9 образ Германна соприкасается с их центральными персонажами. Подобно Старухе, он хочет поставить судьбу себе на службу и тоже, в конце концов, терпит сокрушительное поражение. Подобно бедному Евгению, он восстает против «закономерного» порядка социальной жизни и тоже сходит с ума, то есть лишается Разума- того «орудия», с помощью которого собирался овладеть Законом Судьбы. Из заключения к повести читатель узнает, что несостоявшийся покоритель потустороннего мира, буржуазный Наполеон, обмельчавший Мефистофель, сидит в 17- ом нумере (туз семерка) Обуховской больницы и очень быстро бормочет: « Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, дама!»

Как было сказано ранее, «Пиковую даму» часто называют повестью шести тайн. Мне бы хотелось на этом остановиться более подробно.

Тайна первая: отсутствие имени у Германна

Не трудно заметить, что у главного героя произведения отсутствует имя (а может быть — фамилия). Докажем, что “Германн” — это фамилия. Поведем доказательство от противного: пусть “Германн” — это имя. Но в этом случае возникают противоречия: во-первых, в слове “Герман” , обозначающем имя, только одна буква “Н” , в отличие от написанного Пушкиным; во-вторых, исходя из диалогов, можно сделать вывод, что кавалеры используют фамилию человека, когда обращаются друг к другу или говорят о ком-либо в третьем лице: — Что ты сделал, Сурин?.

— А каков Германн!.

Следовательно, “Германн” — это фамилия.

Почему же Пушкин обделил своего “расчетливого немца” именем? Можно предположить, что автор сделал это безо всякого подтекста: Чаплицкий, Нарумов, Чекалинский — по аналогии. Но эта причина вряд ли является истинной, т. к. названые герои играют эпизодические роли, в то время как Германн — главный герой. Мне кажется, Пушкин отказал своему герою в имени, преследуя цель подчеркнуть таинственность, связанную с героем: в душе страстный игрок, человек с “профилем Наполеона” и “душой Мефистофеля” , Германн никогда не играл и вообще не проявлял светской активности. Единственным занятием, обусловленным азартным характером, было постоянное его пребывание около карточного стола в качестве наблюдающего за игрой. Германн в произведении предстает нам хладнокровным военным инженером, обладающим способностью подчинять разуму свои чувства, когда подобная мера необходима для достижения поставленной цели. Как нетрудно заметить, необходимость прибегать к такой иерархии подчинения была у героя постоянная, ибо вся его жизнь преследовала цель самоутверждения в обществе, что было невозможно сделать без некоторого капитала. Именно стремлением добиться этой цели и было обусловлено знакомство Германна с графиней и ее воспитанницей Лизой. Причина знакомства нашего героя с Лизаветой Ивановной из вышесказанного понятна, но не переросла ли искусственная любовь Германна в любовь истинную?

Тайна вторая: любил ли Германн Лизу?

Мне кажется, что не любил. Хотя, возможно, он и был влюблен в нее некоторое время, но о долгой и страстной любви говорить не приходится. Германн пишет Лизе признания в любви, попросту скопированные из немецких романов, благо воспитанница графини не знает немецкого. Но вдруг он делал это не по принципу “лишь бы как, только чтобы добиться “аудиенции” графини” , а только из-за того, что был профаном в любовных делах: он не представлял себе методы знакомства с девушками отличные от описанных в романах. Этот довод убедителен. Действительно, многие люди прежде читают про любовь, а уж потом налаживают взаимоотношения со своими возлюбленными, и в этих случаях, если у человека нет красноречия и тому подобных эмоциональных черт, их свидания, и очные, и, тем более, заочные, становятся очень похожими на сцены из прочитанных романов. Также мой мнимый оппонент может опровергнуть меня, ссылаясь на то, что герой самоотверженно мерз на улице в холод только для того, чтобы увидеть лицо Лизаветы. Все так, но это не отрицает, что Германн стоял на морозе не от любви к девушке, а от любви к тайне графини. После смерти графини наш герой как-то небрежно сообщает бывшей воспитаннице умершей ужасную новость, не пытаясь каким-то образом огородить ее от этой вести, утешить ее. Но в противовес этому можно высказать следующее: во-первых, Лиза была домашней узницей у старой графини и смерть последней освободила бы воспитанницу от этой муки; во-вторых, Германна можно оправдать тем, что он сам был в предшоковом состоянии и не мог адекватно проанализировать обстановку. Опять мой виртуальный противник не согласен. Но я хочу напомнить, что Лизавета жила за счет графини и была от нее зависима в материальном плане.

Итак, счет равный. На все мои доводы мнимый оппонент ответил своими контраргументами. Так что же — спор проигран? Надеюсь, что нет. У меня в запасе остался еще один факт: после того, как Германн узнал тайну трех карт, он перестал встречаться с Лизой, перестал о ней думать. А уже сидя в Обуховской больнице, он и вовсе забыл про нее. Здесь можно возразить, что, мол, не до того ему было и вообще он сошел с ума — но это же только подчеркивает мое утверждение: При развитии умопомешательства у Германна наружу выплеснулось то, что занимало его воображение в предыдущее время. Как видно, это множество целиком и полностью состояло из мысли о картах: “тройка, семерка, туз!. тройка, семерка, дама!. ” , и здесь нет даже намека на “былую” любовь. Но также имеет право на существование и следующая гипотеза. Возможно, изначально Германн не думал воспользоваться Лизой в качестве невольной помощницы для личного знакомства с графиней. Возможная влюбленность Германн в Лизавету Ивановну нисколько не противоречит его основной цели, поэтому не исключено, что параллельно развивались две истории “любви” : между Германном и Тайной и Германном и Лизой. Но за размышлениями о любви, действительной или отсутствующей, Германна к Лизе совершенно потерялся не менее интересный вопрос о чувствах Лизаветы Ивановны к герою. Смею утверждать, что и здесь не было любви. Постараюсь это доказать. Лиза, “чужая среди своих” на балах и затерроризированная дома графиней, по-романному (т. к. больше ничего не знала) влюбилась в первого молодого человека, обратившего на нее внимание. Также быстро она и “бросила” своего недавнего избранника, увидев в нем прежде незамеченные отрицательные, на ее взгляд, черты. По-моему, если бы она действительно любила Германна, то хотя бы их разлука была бы более поэтичная.

Тайна третья: “случайные” явления

В “Пиковой даме” встречаются некоторые моменты, которые можно списать на счет случайных. Но так ли они случайны, или все-таки за ними есть какой-то внутренний смысл?

"Рассуждая таким образом, очутился он в одной из главных улиц Петербурга, перед домом старинной архитектуры. <> — Чей это дом? — спросил он [Германн] у углового будочника.

— Графини ***, — отвечал будочник.

Германн затрепетал. Удивительный анекдот снова представился его воображению. Он стал ходить около дома, думая об его хозяйке и о чудной её способности"* — Как видно, Германна влекла к этому ничем внешне не замечательному дому какая-то “неведомая сила”. Вряд ли кто-либо будет утверждать, что его появление около этого дома два раза подряд является случайностью. Таким непреодолимым стремлением “проказницы судьбы” свести нашего героя с этим домом Пушкин, на мой взгляд, преследовал цель показать торжество подсознания Германна, стремившегося доставить своего хозяина поближе к возможному месту реализации его навязчивой идеи, над его разумом.

“В эту минуту показалось ему, что мёртвая насмешливо взглянула на него, прищуривая одним глазом. Германн поспешно подавшись назад, оступился и навзничь грянулся об земь. Его подняли. В то же самое время Лизавету Ивановну вынесли в обмороке на паперть” — без сомнения, подобная вещь могла произойти на похоронах, но Пушкин, на мой взгляд, вводит в произведение этот элемент для того, чтобы подчеркнуть ту неопределенную, нервозную обстановку, которая царила в душах Лизы и, в особенности, Германна.

Тайна четвертая: тайна графини

Как известно, тайну трех карт поведал графине Сен-Жермен. Но откуда он сам узнал эту тайну? Возможно, предположение Германна насчет дьявольского договора было верным. События произведения не противоречат этой гипотезе, что дает право считать ее возможной действительностью. Сделанное предположение можно развивать в двух направлениях. Следуя первому, сделку с Дьяволом совершил Сен-Жермен и потом “по доброте сердечной (душу-то он уже продал) ” подарил эту тайну графине. Другая же версия заключается в том, что контракт с председателем оппозиции Богу заключала сама графиня, а Сен-Жермен был лишь “подарком судьбы” , посланным Дьяволом. Эта версия,

12 на мой взгляд, является более правдоподобной, т. к. при рассмотрении графини как сгустка темных сил достаточно просто объясняются многие моменты, связанные с тайной карт, которые можно списать на проявления воли властителя Преисподней. Итак, графиня продала душу Дьяволу и стала носителем страшной тайны. В пользу вышеописанного говорит также намек, выраженный в речи Германна к графине: “Может быть, она [тайна] сопряжена с ужасным грехом, с пагубою вечного блаженства, с дьявольским договором. Подумайте: вы стары; жить вам уж недолго, — я готов взять грех ваш на свою душу. ”

Тайна пятая: почему Германн “обдернулся” ?

Этот вопрос распадается на два: причина проигрыша и механизм осуществления этого приговора. Среди возможных причин того, что Германн проиграл, несмотря на знание тайны трех карт, можно назвать следующие. Во-первых, из того, что графиня продала душу дьяволу может следовать, что она, помогая своему новому повелителю — Дьяволу, назвала Германну заведомо неправильные карты для того, чтобы получить его душу, не платя за это. Эту версию подтверждает и то, что графиня пришла к Германну “исполнить его просьбу” “не по своей воле”. Во-вторых, делясь с героем тайной, она сделала оговорку: “с тем, чтоб ты женился на моей воспитаннице Лизавете Ивановне. ”. Германн же совсем не собирался жениться на Лизе. За этого графиня, обретшая способность рассматривать души людей, и наказала нашего героя. В-третьих, возможно, что таким весьма своеобразным способом Бог пытался спасти душу Германна от попадания к своему противнику, быстрее забрав ее к себе (этот способ чем-то напоминает предательство Христа Иудой, который пытался, на мой взгляд, самым верным способом оградить своего учителя от псевдолюбящих его людей). Механизм такой странной ошибки может быть следующим. Во-первых, Германн мог нервничать и просто перепутать карты. Но эта версия является малоправдоподобной. Во-вторых, карту, уже отложенную Германном, могли подменить “темные силы”. И третьей, наиболее сложной технически, версией является следующая. Эти “темные силы” каким-то образом действовали на Германна так, что дама ему виделась тузом. И только после того, как талья была проиграна, наш герой увидел ошибку, которая так дорого ему стоила. Еще одним вариантом развития событий могло служить следующее. Существовало Нечто, которое могло каким-то образом влиять на жизнь людей. Именно это Нечто “осчастливило” тайной Сен-Жермена, графиню и Чаплицкого. Когда это Нечто узнало о возможности того, что еще кто-нибудь (в данном случае — Германн) узнает тайну, то оно решило, что уже достаточно людей обогатилось благодаря этому и изменило условия розыгрыша карт. Оно сообщило графине об изменении, но не объяснило новые правила. Когда обладательница тайна говорила Германну про нее, она не была вполне уверена в правильности тактики, но, поддавшись уговорам на грани угроз нашего героя, она наугад изменила правила. Как видно, она не угадала. В пользу этой версии говорит то, что графиня и Чаплицкий ставили карты одну за другой, в то время как Германну было сказано: “Тройка, семёрка и туз выиграют тебе сряду, - но с тем, чтобы ты в сутки более одной карты не ставил и чтоб во всю жизнь уже после не играл”. В этой весьма загадочной повести, несомненно, есть тайна и самого А. С. Пушкина. Возникает естественный вопрос: а почему, собственно, Александр Сергеевич взялся написать такое своеобразное

13 произведение? Попытаемся ответить на этот вопрос. Сразу необходимо отметить, что“Пиковая дама” написана в 1833 году, то есть уже не юным писателем. Возможно, это произведение стало продолжением исследования поведения человека под влиянием внешних факторов. Еще одним произведением, ставящим эту проблему, является “Медный всадник”. Но “Пиковая дама” интереснее с точки зрения разнообразия сюжетных линий и проблем, никак не менее сложных, нашедших отражение в произведении. В “Евгении Онегине” автор убивает Ленского, мотивируя это предрешенностью судьбы героя. Почему же тогда он оставляет в живых Германна? Возможно, уже работая над произведением, Пушкин сам заинтересовался не совсем заурядным персонажем и решил проследить его судьбу. Правда, возможно и такое, что “Пиковая дама” была своеобразным криком души поэта. Теперь уже ни для кого не секрет, что сам Пушкин был азартным игроком, он объясняет такое точное, детальное описание самой игры. Могло случиться так, что сам автор в то время проиграл крупную сумму и решил создать произведение, отражающее перипетии карточной жизни. Если я не ошибаюсь, “Пиковая дама” была первым произведением в русской литературе, так ярко осветившим проблемы взаимосвязи азарта, денег, любви, светской жизни. "Деньги - вот чего алкала его душа", - сказано о Германне из "Пиковой дамы". В дворянском и светском Петербурге эта жажда обогащения обратила многих к карточной игре. Через несколько лет Н. В. Гоголь создал в лице Чичикова иной образ алчного приобретателя. Идея быстрого обогащения явно носилась в воздухе эпохи. К сожалению, эта идея продолжает завоевывать умы людей и в настоящее время.