Жизнь и творчество Мусы Джалиля

Близится 65 годовщина Дня Победы – святого праздника для всех живущих в России. Сменилась уже несколько поколений мирной жизни, всё меньше и меньше остаётся солдат Великой Отечественной войны. Но память сердца не тускнеет. Она передаётся, как формула крови, от отцов к детям, к внукам и правнукам. И каждый, кто рождается на нашей земле, что содрогнулась от разрыва бомб и грохота гитлеровских танков 22 июня 1941 года, и счастливо и горько радовался 9 мая 1945 года, вбирает в себя эти 1418 дней и ночей как высшую нравственную меру своей собственной жизни, как тот «отсчёт», каким необходимо выверять смысл и цену всех последующих шагов и поступков, которые совершаем мы все, всем народом, всей страной. Поэтому произведения о Великой Отечественной войне затрагивают множество различных тем в литературе. Это многогранные философские вопросы: темы добра и зла, жизни и смерти, любви и ненависти. Великая Отечественная война оказала огромное воздействие как на дальнейший ход истории, так и на развитие мировой и особенно русской культуры. На великую народную беду наряду с воинами, рабочими, инженерами, крестьянами, студентами сразу откликнулись представители творческой интеллигенции. Поэты, писатели, художники, артисты почувствовали себя признанными поддерживать высокий патриотический подъём на фронте и в тылу, уверенность в победе, стойкость в преодолении всех выпавших на долю страны и народа испытанный. В поэзии с первых дней войны (да и накануне, пророчески предчувствуя беду) прежде всего проявила себя лирика. В военное время она стала явлением уникальным. Её невозможно было разделить на гражданскую, интимную, философскую и. т. д. Все эти мотивы в ней органически сочетались в передаче переживаний человека, вызванных грозными событиями. Можно лишь выделить три основные группы жанров: лирические (элегия, ода, песня), сатирические (высмеивающие врага) и лироэпические (баллада, поэма). Поэты писали и о самой войне во всей её объёмной полноте: о её тяготах, сражениях, трагедии отступления на начальном этапе, о победных походах; о женщинах и детях на фронте, о партизанах, передавали трагедию семей, оставшихся без кормильцев, без мужей и сыновей, а порою и без крыши над головой. В стихах той поры создавался образ Родины как всей страны, распростёршейся от края и до края, либо своего родного города, села, то есть малой родины. Картины родной природы в поэзии соседствовали с картинами боёв (как, например, в известном стихотворении М. Дудина «Соловьи») и тем самым усиливали патриотическое и лирическое начало произведения. В лирике также раскрывались сознание человека, в ратном подвиге непосредственно защищающего Отечество, или подвиг труженика, в глубоком тылу приближающего Победу. Великая Отечественная война вызвала творческий подъём самых разных поэтов – и признанных лириков, начинавших писать ещё в предреволюционные годы (А. Ахматова), и пришедших в литературу в 20 – 30-е годы (Н. Тихонов, А. Сурков, А. Твардовский, Я. Смеляков, М. Алигер, Н. Ушаков, И. Сельвинский, О. Берггольц, П. Антокольский, М. Исаковский, К. Симонов, А. Тарковский и др. ), и молодых фронтовиков, из которых на фронте и в послевоенные годы сформировалось новое поколение поэтов (С. Гудзенко, М. Дудин, М. Луконин, С. Наровчатов, В. Тушнова, А. Недогононов , П. Шубин, Н. Старшинов, А. Межиров, Ю. Друнина, С. Орлов, А. Фатьянов, Д. Самойлов, М. Львов, Е. Винокуров, Э. Асадов, М. Соболь, В. Жуков, В. Кочетков, Н. Панченко, А. Балин, Б. Окуджава, К. Ваншенкин и др. ). Одни из них пришли в армию фронтовыми корреспондентами, другие служили рядовыми бойцами и офицерами. Многие военные стихи становились популярными песнями, которые исполняются и сегодня.

Сегодня, в начале XXI века, листая страницу за страницей, читая стихотворения за стихотворением, написанные и подписанные разными авторами в разные периоды Великой Отечественной войны и после неё, мы, юные читатели, как бы заново переживаем то, чем жила страна, фронт в те незабываемые дни и годы. Мы переживаем полные глубокого трагизма события первого года войны, когда защитники Родины, под давлением превосходящей мощи врага, проявляя невиданное мужество, вынуждены были с боями отходить на восток, оставляя на время огромные пространства родной земли. Через стихи чувствуется, какая неодолимая сила помогла народу, защитникам Родины, преодолевая всю горечь временных неудач, не впасть в панику, сохранить в сердцах чувство уверенности в неизбежность победы нашего правого дела.

Это животворящее чувство веры в грядущую победу, «всем смертям на зло», звучало в стихах поэтов всех поколений – Анны Ахматовой и Веры Ибнер, Александра Прокофьева и Михаила Исаковского, Николая Тихонова и Ольги Берггольц, Константина Симонова и Александра Твардовского, который, словами Василия Тёркина, сказал то, что в горькие дни отступления думали будущее победители:

Шли бойцы за нами следом,

Покидая пленный край.

Я одну политбеседу

Повторял:

Не унывай!

Не зарвёмся, так прорвёмся,

Будем живы – не помрём.

Срок придёт – назад вернёшься,

Что отдали – всё вернём.

И печальные и радостные события жестоких военных будней вобрала в себя поэзия, став своеобразным лирическим дневником, честной исповедью солдатского сердца.

Читая стихи своих товарищей по оружию, ветераны титанических сражений испытают горделивое чувство исполненного долга перед Родиной, вновь переживут те чувства, которые несли они в своих сердцах на нелёгком пути к победе. Сыновья и внуки победителей, читая строки, добытые из огня, не могут не испытать прилива благодарности тем, кто жизнью заплатил за их мирное и радостное сегодня, и тем; кто, уцелев в огне битв и возвратившись к мирному труду, поднимал над пеплом и руинами наше будущее.

Поэтому я хочу отдать дань уважения поколению победителей, работая над рефератом.

Цель данной работы:

Познакомиться, собрать, систематизировать материал о жизни и творчестве поэта Мусы Джалиля, погибшего в годы Великой Отечественной войны.

Задачи реферата:

1. Углубить представление о теме войны в отечественной литературе XX века, особенно в поэзии.

2. Реализовать навыки анализа лирического произведения.

3. Реализовать умение и навыки работы с научной, справочной, публицистической литературной, конспектирование, оформление.

3. 1 Жизненный и творческий путь Мусы Джалиля

  Заключенных о наручниках ввели в большой двухсветный зал со сводчатыми потолками и огромными полукруглыми окнами. Перед ними на возвышении стоял внушительный судейский стол из мореного дуба, рядом такая же дубовая кафедра с фашистским орлом и свастикой. Друг против друга располагались места прокурора и адвоката. Тяжелые, обитые черной кожей судейские стулья с непомерно высокими спинками, импозантные люстры, громоздкие и неудобные скамьи для публики - все было рассчитано на то, чтобы подсудимый чувствовал себя жалким червем, песчинкой перед незыблемой глыбой фашистского правопорядка.

     Исход суда был предрешен заранее - ни судьи, ни подсудимые в этом не сомневались. Разбирательство не спеша катилось по заведенному раз и навсегда порядку. Выступал обвинитель, зачитывались протоколы допросов, приводились «изобличающие» документы и фотографии, заслушивались свидетели. Мог ли Джалиль представить себе хоть на миг, что в этом самом зале, где звучит тусклый голос судьи, усиленный прекрасной акустикой, через какие-нибудь тридцать с небольшим лет громовым раскатом будут звенеть его стихи, переведенные на немецкий язык1.

Муса Джалиль родился в татарской деревне Мустафино бывшей Оренбургской губернии 2 (15) февраля 1906 года в небогатой крестьянской семье. Отец Мусы, Мустафа, сын бедного аульного пастуха Абубакира, с детских лет гнул спину на богатого купца. Был мальчиком на побегушках, позднее работал приказчиком. Огромное влияние на формирование внутреннего мира будущего поэта оказала его мать Рахима-Апа. Спокойная, тихая, уравновешенная, полная противоположность Мустафе-абзы, темпераментному, вспыльчивому, легко подверженному неожиданным перепадам настроения, - она обладала бесконечным терпением и стойкостью. Но не только нравственные основы характера Мусы складывались под ее воздействием. С шести лет Муса пошел учиться в сельский мектеб, где за год овладел азами грамоты и вызубрил наизусть несколько сур из Корана. В Оренбурге Мустафе Залилову удалось устроить сына в медресе “Хусаиния” – мусульманское учебное заведение типа духовной семинарии. Оно считалось «новометодным», то есть прогрессивным по тем временам медресе. Наряду с обязательной зубрежкой Корана и всякого рода религиозной схоластикой, здесь изучались и светские дисциплины, велись уроки родной литературы, рисования и пения.

     В годы гражданской войны Оренбург стал ареной жестоких схваток, власть попеременно переходила от одних сил к другим: свои порядки устанавливали то дутовцы, то колчаковцы. В оренбургском караван-сарае (гостинице для приезжих) двенадцатилетний Муса видел окровавленные трупы красноармейцев, женщин и детей, изрубленных белоказаками во время ночного налета. На его глазах армия Колчака устанавливала «твердую власть» - реквизировала скот, отбирала лошадей, арестовывала и расстреливала сочувствующих Советской власти. Муса ходил на митинги и собрания, жадно читал газеты и брошюры.

     Когда весной 1919 года в окруженном белогвардейцами Оренбурге возникла комсомольская организация, тринадцатилетний Муса записывается в ряды Союза молодежи, рвется на фронт. Но в отряд его не берут: маленький, щуплый, он выглядит совсем мальчишкой. Вернувшись после смерти отца в родную деревню, Джалиль создает детскую коммунистическую организацию «Красный цветок». В 1920 году по инициативе Мусы в Мустафине возникает комсомольская ячейка. Кипучий, деятельный по натуре, Муса становится признанным вожаком сельской молодежи. Его выбирают членом волостного комитета РКСМ, посылают делегатом на губернскую конференцию комсомола.

     Муса не просто агитировал за новую жизнь, но и с оружием в руках отстаивал молодую Советскую власть: в отрядах частей особого назначения воевал с белыми бандами. 27 мая 1920 года В. И. Ленин подписал декрет, провозгласивший образование в составе РСФСР Татарской Автономной Республики. Появилась прочная основа для развития национальной экономики, науки, культуры. В Казань съезжаются молодые татарские литераторы, музыканты, художники, одержимые желанием принять участие в становлении нового искусства.

    Осенью 1922 года в Казань переезжает и шестнадцатилетний Джалиль. «Меня вела. окрыляла вера в свою поэтическую силу»,- писал он позднее («Мой жизненный путь»)2.

     Утреннюю тишину нарушил стук солдатских сапог. Он поднимался снизу, по гулким чугунным ступеням, громыхал по гофрированному железу открытых галерей, опоясывающих камеры. Надзиратели, обутые в мягкую войлочную обувь, ходили бесшумно. Грубо же, не таясь вели себя только стражники, отводившие на казнь осужденных. Заключенные молча прислушивались: пронесет, не пронесет? Не пронесло. Лязгнули ключи. Медленно, со скрежетом раскрылась тяжелая, плохо смазанная дверь.

В камеру вошли двое военных, вооруженных и «не очень любезных», как вспоминал позднее один из заключенных итальянец Р. Ланфредини. Зачитав по списку имена татар, они приказали быстро одеться. Когда те спросили: «Зачем? Куда?» - стражники ответили, что ничего не знают. Но заключенные, как пишет Ланфредини, сразу поняли, что их час настал3.

     До нас дошло несколько общих тетрадей со стихами, рассказами, пьесами юного Мусы. Уже с первых, пока что наивных, опытов чувствуется стихийный демократизм начинающего автора. Выходец из низов, немало хлебнувший горя и нужды, испытавший презрительно-высокомерное отношение байских сынков, сын старьевщика, лишь из милости взятый на казенный кошт в медресе, Муса с искренним сочувствием относится к народу. Правда, он еще не умеет облечь мысль в плоть художественных образов и декларирует ее прямо, «в лоб»:

    Жизнь моя для народа, все силы ему,

    Я хочу, чтоб и песня служила ему.

    За народ свой я голову, может, сложу -

    Собираюсь служить до могилы ему.

    («Слово поэта свободы»)

     Раннее творчество Джалиля носит на себе явные следы влияния демократической татарской литературы начала XX века, в особенности поэзии Габдуллы Тукая и Мажита Гафури. С их творчеством стихи Мусы сближает гуманистический пафос, сочувствие к угнетенным, непримиримость ко злу во всех его видах.

     В годы гражданской войны убежденность Джалиля в торжестве правого дела выражается в форме революционных призывов и лозунгов. Стихи этого периода примечательны открытым революционным пафосом, роднящим поэзию Джалиля с творчеством таких поэтов нового времени, как Галиасгар Камал, Мирхайдар Файзи, Шамун Фидаи и др. Обращает на себя внимание ораторский накал стихов, откровенно прокламационный стиль.

    Новым было не только идейное содержание. Национальное под пером поэтов, рожденных революцией, приобретает иные формы. В поэзию проникает новая лексика. На смену традиционным восточным образам приходит революционная символика - алое знамя, пылающая заря свободы, меч революции, серп и молот, сияющая звезда нового мира. Примечательны названия юношеских стихов Джалиля: «Красное войско», «Красный праздник», «Красный богатырь», «Красный путь», «Красная сила», «Красному знамени». Поэт, настолько часто употребляет в эти годы эпитет «красный» (в его новом, революционном значении), что некоторые исследователи называют этот этап творчества поэта «красным периодом».

     В Казани Джалиль работает переписчиком в газете «Кызыл Татарстан», а затем учится на рабфаке при Восточном педагогическом институте. Он знакомится с наиболее яркими представителями татарской советской поэзии: Кави Наджми, Хади Такташем, Аделем Кутуем и другими, участвует в диспутах, литературных вечерах, с головой окунается в бурную литературную жизнь республики. С 1924 года он - член литературной группы «Октябрь», стоявшей на пролеткультовских позициях. Все свободное время он отдает творчеству, активно печатается в казанских газетах и журналах.

     Прикрикнув для порядка: «Шнель! Шнель!» («Быстро! Быстро!»),- стражники направились в соседнюю камеру. А заключенные стали прощаться с Ланфредини и друг с другом. «Мы обнялись, как друзья, которые знают, что больше никогда не увидятся» (из воспоминаний Ланфредини).

В коридоре слышались шаги, возбужденные голоса, покрикивания охранников. Снова распахнулась дверь камеры, и Ланфредини увидел среди осужденных на смерть Мусу. Джалиль тоже заметил Ланфредини и приветствовал его «своим обычным «салям». Проходя мимо Ланфредини, один из его новых друзей (кажется, это был Симаев) порывисто обнял его и сказал: «Ты так боялся умереть. А теперь мы идем умирать. »4\.

В татарской поэзии 20-х годов возникло своеобразное революцион-но-романтическое течение, получившее название «гисьянизм» (от арабского слова «гисьян» - «бунт»). Для него характерны повышенная экспрессия, романтический пафос, культ сильной одинокой, бунтующей личности, отрицание затхлого быта (а вместе с ним нередко и всей «низкой, грубой» действительности), устремленность к возвышенному и не всегда точно определенному идеалу. «Гисьянизм» в сугубо национальной форме отразил некоторые черты и особенности, свойственные всей молодой советской поэзии 20-х годов.

     Чуткий ко всему новому, готовый идти в ногу с веком, Муса отдал дань и этому течению. От лозунговых и откровенно агитационных стихов он делает резкий переход к сгущенной метафоричности, нарочитой усложненности поэтического языка, романтической окрыленности, масштабности «космически» отвлеченных образов: «Я солнцу новый путь открыл за мглою,//Я побывал в гостях у синих звезд,//Я небо сблизил и сдружил с землею,//Я со вселенной поднимаюсь в рост ». Его герой мечтает о вселенском пожаре, в котором сгорит все старое, отжившее. Он не только не боится смерти, а идет ей навстречу с каким-то восторженным самоотречением. «Гисьянизм» был не просто «болезнью роста», своего рода помехой на пути утверждения реалистических принципов в творчестве Джалиля и в татарской поэзии в целом. Это был закономерный этап развития. С одной стороны, в нем отразились процессы, общие для всей многонациональной советской литературы. С другой - своеобразно преломились многовековые восточные традиции татарской литературы, возродившиеся на крутом перевале истории.

    В стихах Джалиля 20-х годов нашли образное выражение высокие идеалы нового поколения: чистота чувств, искренность, страстное стремление служить народу. И пусть поэзия эта не знала полутонов, но она рождена и вдохновлена юношеским максимализмом, высоким накалом гражданских чувств. У этой романтически-окрыленной поэзии, при всей ее условности, было свое неповторимое очарование:

Вошла стрела под сердце.

Нараспашку

Открыта мне неведомая новь.

Течет на белоснежную рубашку

Моя еще бунтующая кровь.

Пусть я умру.

Но вы, кто по соседству

Окажетесь в иные времена,

Взгляните на рубашку - кровью сердца

В тревожный цвет окрашена она.

(«Перед смертью»)

     Расстояние между берлинскими тюрьмами Шпандау и Плетцензее небольшое, каких-нибудь пятнадцать - двадцать минут на машине. Но для осужденных путь этот занял около двух часов. Во всяком случае, в регистрационных карточках тюрьмы Плетцензее их прибытие отмечено в восемь утра 25 августа 1944 года. До нас дошли только две карточки: А. Симаева и Г. Шабаева.

Карточки эти дают возможность уяснить параграф обвинения: «подрывная деятельность». Судя по другим документам, это расшифровывалось так: «подрывная деятельность по моральному разложению немецких войск». Параграф, по которому фашистская Фемида не знала никаких снисхождений. 5

     Поэт не раз подчеркивал, что новый этап в его творчестве начинается с 1924 года: « В годы рабфака в моем творчестве наметился переворот. В 1924 году я стал писать совсем иначе» («Мой жизненный путь»). Джалиль решительно отказывается как от романтической условности, так и от восточной метафоричности, ищет новые, реалистические краски.

     В стихах 1918 - 1923 годов Джалиль чаще всего пользовался различными модификациями аруза - системы стихосложения, утвердившейся в тюркоязычной классической поэзии. Прекрасно овладев арузом, Джалиль вслед за Хади Такташем переходит на более органичный для татарского языка силлабический народный стих. На смену классическим жанрам восточной лирики (газель, месневи, мадхия и др. ) приходят жанры, распространенные в европейской литературе: лирическое стихотворение, лиро-эпическая поэма, песня на фольклорной основе.

 В творчестве Джалиля отчетливее проявляются краски и образы реальной жизни. Этому способствует и активная общественная деятельность поэта. В годы работы инструктором

Орского укома комсомола (1925-1926) Джалиль ездит по казахским и татарским аулам, орга- низует комсомольские ячейки, ведет активную политико-массовую работу. В 1926 году он становится членом Оренбургского губкома комсомола. В следующем году его посылают делегатом на Всесоюзную конференцию ВЛКСМ, где он избирается членом татаро-башкирской секции ЦК ВЛКСМ. После переезда в Москву Джалиль совмещает учебу в МГУ с большой общественной работой в ЦК комсомола. Он становится членом бюро секции и впоследствии заместителем ответственного секретаря. «Комсомольская работа обогатила мой жизненный опыт, закалила меня, воспитала во мне новый взгляд на жизнь»,- отмечал позднее поэт («Мой жизненный путь»).

    Джалиль постепенно формируется как певец молодежи, поэт комсомольского племени. Многие его стихи приурочены к знаменательным датам в жизни ВЛКСМ (« Восемнадцать»), стали популярными комсомольскими песнями («Песня молодости», «Споемте, друзья», «Песня комсомольской бригады» и др. ). Не случайно и то, что первый сборник Джалиля «Барабыз» («Мы идем», 1925) вышел в серии «Библиотека МОПРа» и гонорар от него полностью был перечислен в Фонд помощи иностранным рабочим.

     Значительную часть книги «Мы идем» составили стихи о дореволюционном прошлом. В следующем сборнике «Товарищу»(1929) преобладают стихи о современности и современниках. Но и в этой книге господствует тот же дух революционного аскетизма, готовности к подвигу в бою и в труде, порою даже своего рода поэтизации трудностей.

     Еще одна особенность лирики Джалиля (также во многом характерная для советской поэзии 20-х годов) - исторический оптимизм. Поэт словно бы опьянен открывшимися перед ним небывалыми перспективами. Он не просто устремлен в будущее, а как бы опережает события, воспринимает как свершившийся факт то, что только еще рождалось в муках и боли.

    Односторонность мировоззрения поэта приводила к прямолинейности в лирике. Поэт не уделяет достаточного внимания раскрытию во всей глубине и противоречивости внутреннего мира своих героев. Для него гораздо важнее чувство коллективизма, общности с массой, причастности к большим делам эпохи. Лишь много позднее к нему пришло осознание самоценности каждой отдельной личности, интерес к неповторимому в человеке.

     Казнь была назначена на двенадцать часов. Осужденных, конечно, привели заблаговременно. Но казнь началась на шесть минут позже. Случай для крайне пунктуальных тюремщиков исключительный. Объясняется это либо тем, что у палачей было особенно много «работы» (в этот же день казнили участников заговора против Гитлера), либо тем, что опоздал кто-то из священнослужителей, обязанных присутствовать при казни. Это были: католический священник Георгий Юрытко (в составе группы казнили и немецкого унтер-офицера, католика) и берлинский мулла Гани Усманов.  

    В годы учебы и работы в Москве Муса знакомится со многими видными советскими поэтами: А. Жаровым, А. Безыменским, М. Светловым. Слушает в Политехническом музее выступления В. Маяковского. Знакомится с Э. Багрицким, который переводит одно из стихотворений Джалиля. Вступает в МАПП (Московскую ассоциацию пролетарских писателей), становится третьим секретарем ассоциации и руководителем татарской секции МАПП.

     Герой поэзии Джалиля - чаще всего крестьянский паренек, рвущийся к свету новой жизни. Ему не хватает знаний, культуры, но зато не занимать убежденности и веры в дело социализма («Со съезда», «В пути», «Первые дни в комсомоле» и др. ). Чаще всего поэт рассказывает о себе, своей любви, дружбе, учебе, окружающем его быте («Из дневника студента», «Наша любовь» и др. ). Лирический герой его стихов бескомпромиссен, одержим идеалами светлого будущего, презирает мещанское благополучие.

     Есть и серьезные издержки. Исходя из рапповских установок, поэт ищет небывалые «пролетарские» краски, пытается выработать «новый поэтический язык». «И во мне, как чугун из руды - из мечтаний - выплавляешь ты волю к борьбе и труду»,- пишет он в стихотворении «Утро». Даже улица кажется герою стихотворения привлекательней оттого, что на ней стоит дымный завод. В стихах конца 20-х - начала 30-х годов «стальные голоса машин» порою заглушают голос поэтического сердца.

     Но даже в тех произведениях, где так или иначе дают себя знать издержки рапповских установок , пробивается, словно талая вода из-под снега, живое, лирическое чувство. Лиризм, по единодушному признанию критики,- самая сильная сторона таланта Джалиля.

    В 1931 году Джалиль заканчивает литературное отделение Московского университета по специальности «литературная критика». До конца 1932 года продолжает работать редактором детского журнала «Октябрь баласы» («Октябренок»). Затем заведует отделом литературы и искус-ства в центральной татарской газете «Коммунист», выходившей в Москве. Но в столице живет не так уж много, постоянно разъезжает по стране. Джалиль никогда не был только профессиональным литератором. На протяжении своей жизни он либо учился, либо работал, нередко совмещая по две-три должности одновременно. Товарищи поражались его неуемной энергии, широкой эрудиции, меткости и бескомпромиссности суждений.

    Такой же была и его поэзия - порывисто-страстной, убежденной в правоте дела социализма, непримиримой к врагам и в то же время мягкой, лиричной.

     Помощник надзирателя Пауль Дюррхауер, сопровождавший осужденных в последний путь, с удивлением рассказывал, что татары держали себя с поразительной стойкостью и достоинством. На его глазах ежедневно совершались десятки казней. Он уже привык к крикам и проклятиям, не удивлялся, если в последнюю минуту начинали молиться богу или теряли сознание от страха. Но ему еще не приходилось видеть, чтоб люди шли на казнь с гордо поднятой головой и пели при этом «какую-то азиатскую песню».

    В 1934 году выходят два итоговых сборника Джалиля: «Орде-ноносные миллионы», куда вошли в основном стихотворения на комсомольско-молодежную тему и «Стихи и поэмы», включившие лучшее из того, что создано поэтом в конце 20-х - начале 30-х годов.

Эти книги подводят итог предшествующему периоду и знаменуют начало нового, зрелого этапа.

    Поэзия Джалиля становится глубже, многообразнее. Обогащается внутренний мир лирического героя. Его чувства становятся психологически достовернее, а восприятие жизни - философски значительнее, мудрее. От резкого ораторского жеста поэт переходит к доверительной лирической исповеди. От размашисто-энергичной поступи стиха - к песенной напевности.

    Стиль поэта характеризуется страстным, приподнято-эмоциональным отношением к миру. С одной стороны, в этом находит выражение свойственный эпохе исторический оптимизм. С другой - проявляются черты активной, жизнедеятельной натуры и горячего темперамента поэта. Любое событие или явление действительности пробуждает у него порыв к немедленному поступку, вызывает восторженное одобрение или столь же страстное неприятие. Герой его всегда воинственно активен. Ему чужды праздная созерцательность, душевная пассивность.

    Прав критик В. Воздвиженский, говоря об особенностях этого периода: «Эмоционально-образное восприятие жизни освободило поэзию Джалиля от прямолинейности, но ничуть не лишило ее обычной целеустремленности, высокого общественно-политического тонуса»9. Абсолютная поглощенность делами общенародного масштаба была исторически обусловлена. Поэт был счастлив воспользоваться открытой революцией возможностью - жить жизнью других, для других, забывая о себе. В стихотворении «Года, года. », размышляя о днях борьбы и напряженного труда, оставивших морщины на лице и глубокие отметины в душе, автор заключает:

Я не в обиде.

     Молодости пыл

Я отдал дням, что в битвах закалялись.

Я созидал, и труд мне сладок был,

И замыслы мои осуществлялись.

   Очевидно, поэт временами ощущал разлад между голосом сердца и теоретическими установками эпохи сталинизма. Иногда, говоря слова-ми Маяковского, он становился «на горло собственной песне». Не случайно его лирические раздумья и целый ряд любовных стихотворений остались ненапечатанными. Лиризм, свойственный творческой манере поэта, прорывается в них особенно явственно.

    Да, поэт почти не показывал негативных явлений, не «разоблачал» преступлений сталинского режима, хотя, конечно, не мог не знать о них. Да и кто тогда осмелился бы это сделать? Поэзия М. Джалиля привлекает другим. Читая такие стихи, как «Зайтуне», «Родник», «Мы сквозь ресницы все еще смеемся. », «Амине», «Когда она росла», чувствуешь человеческое тепло, жизнелюбие, обаяние доброты. Это поэзия исключительной нравственной чистоты, привлекающая сердечностью и доверительностью интонации.

   «Я помню еще поэта Мусу Джалиля. Я посещал его как католический священник, приносил ему для чтения книги Гете и научился ценить его как спокойного, благородного человека. Его товарищи по заключению в военной тюрьме Шпандау очень уважали его.

Как рассказывал мне Джалиль, он был приговорен к смертной казни за то, что печатал и распространял воззвания, в которых призывал своих земляков не сражаться против русских солдат».

(Из письма Г. Юрытко немецкому писателю Л. Небенцалю. )

     Джалиль часто выступает в периодической прессе со статьями, очерками, репортажами о строителях Сталинградского тракторного завода или Московского метрополитена, пишет о большевистских темпах и ударниках первых пятилеток, разоблачает бюрократов, делится раздумьями о молодежном движении и антирелигиозном воспитании. Темы эти так или иначе отразились и в его поэзии.

     Если в публицистических стихах преобладает наступательный, мажорный дух, то в интимной лирике небосвод не столь безоблачен. В ней есть и грусть, и сомнения, и тяжелые переживания. «Как-то странно дружба завязалась. //Все в ней было - искренность и страсть. //Но два сильных, гордых человека,//Мы друг друга истерзали всласть» («Хадие». Из стихов, оставшихся неопубликованными). Такой же характер носят стихи <Синеглазая озорница.>, <Латифе>, <Я помню> и др. В них привлекает глубина и правдивость лирического чувства. Но поэт ошибался, полагая, что стихи такого рода имеют «слишком интимный» характер. Идеология ислама веками внедряла в сознание презрение к женщине, рассматривала ее как существо низшего порядка: бессловесную рабу, собственность мужа. В лирике же Джалиля - бережное, трепетное и нежное отношение к женщине, утверждающее ее право на самостоятельное чувство, семейное счастье, свободный выбор в любви. В этом - важный социальный аспект лирики Джалиля. Поэзия Джалиля уже в довоенные годы перешагнула национальные рамки. Переводы его стихов печатаются в центральных газетах и журналах, входят в антологии и коллективные соборники. В 1935 году стихи поэта публикуются отдельной книгой на русском языке.

    Во время последней встречи Джалиль рассказал священнику свой сон. «Ему приснилось, будто он стоит один на большой сцене, а вокруг него все было черно - и стены, и вещи»,- писал позднее об этом Г. Юрытко. Сон зловещий и потрясающий. Да, Джалиль оказался на сцене истории лицом к лицу с фашизмом. Все вокруг него было черно. И тем большего уважения заслуживает то беспримерное мужество, с каким он встретил свой смертный час.

     Джалиль уже в ранних произведениях использовал фольклорные сюжеты, образы, стихотворные размеры. Особенно удачно и органично звучат фольклорные мотивы в лирических песнях. Многие песни на слова Джалиля получили широчайшую популярность и стали национальным достоянием татарского народа («Воспоминание», «По ягоды», «Волны-волны» и др. ). В них - народный язык, чисто национальный юмор, лаконизм, образность. Это была не стилизация, а сознательная творческая учеба, органическое усвоение фольклора, который Джалиль справедливо называл «явлением гениальности народа».

     В 30-е годы углубляются литературные связи с писателями братских республик.

Джалиль много времени отдает переводческому делу, переводит «Витязя в тигровой шкуре» Шота Руставели (в соавторстве с Л. Файзи), поэму «Батрачка» Шевченко, пушкинские стихи и романсы, стихотворения Некрасова, Маяковского, Лебедева-Кумача, Голодного, Ухсая и др.

     Предвоенные годы отмечены в творчестве Джалиля усилившейся тягой к эпической широте изображения. В это время им создано несколько крупных эпических поэм. Своеобразны по характеру и стилистическому рисунку поэмы «Джиган» (1935-1938) и «Письмоносец» (1938). Проникновенный лиризм сочетается в них с мягкой и доброй авторской улыбкой.

     Джалиль написал четыре оперных либретто. Самое значительное из них - «Алтынчеч» («Золотоволосая», музыка композитора Н. Жиганова).

     Около пяти лет Джалиль проработал редактором детских журналов. Писал передовые статьи, корреспонденции, готовил сатирические материалы и юморески под рубрикой «Из блокнота Шамбая», вел обширную переписку с читателями. В эти годы он приобрел вкус к работе с детьми, лучше узнал детскую психологию. Он пишет пионерские песни и марши, басни и стихотворные фельетоны, пейзажные зарисовки и изящные миниатюры для самых маленьких. Много писал Джалиль для детей и позднее.

     В конце 30-х - начале 40-х годов Джалиль работает заведующим литературной частью Татарского оперного театра. Писатели Татарии выбирают его руководителем своей организации. Джалиль по-прежнему в гуще жизни, живет новыми творческими планами: задумывает роман из истории комсомола, начинает поэму о современной деревне.

     Война перечеркнула эти планы.  

    . Иду по следам поэта. По следам войны, мужества, крови, смертей и песен. Нахожу в сыпучих песках на местах бывших концлагерей почерневшие от коррозии (а может быть, от крови людской?) - солдатские пуговицы, обрывки колючей проволоки, позеленевшие патронные гильзы. Иногда попадаются хрупкие, желтые обломки костей.

Давно разрушены бараки для военнопленных, сгнили шинели и гимнастерки, крепкие - без износу - солдатские ботинки превратились в ошметки.

Многое истлело и стало трухой. Но песни поэта, как и десятки лет назад, обжигают свежестью и силой страсти.  

  23 июня 1941 года, на второй день войны, Джалиль отнес в военкомат заявление с просьбой направить его на фронт, а 13 июля надел военную форму. Окончив краткосрочные курсы политработников, он прибыл на Волховский фронт корреспондентом армейской газеты <Отвага>.

     Началась жизнь политработника и военкора, полная трудностей, лишений, риска. «Только на передовой линии можно видеть нужных героев, черпать материал, следить за боевыми фактами, без которых невозможно сделать газету оперативной и боевой,- писал Джалиль своему другу Г. Кашшафу. - Моя жизнь сейчас проходит в боевой об-становке и в кропотливой работе. Поэтому я сейчас ограничиваюсь фронтовой лирикой, а за большие вещи возьмусь после победы, если останусь жив».

     В первые недели Отечественной войны Джалиль написал цикл стихотворений <Против врага>, куда вошли боевые песни, марши, страстные патриотические стихи, построенные как взволнованный поэтический монолог.

     Иной характер носят стихи, написанные на фронте. На смену патетическому монологу и открытой публицистичности приходит фронтовая лирика, просто и достоверно раскрывающая чувства и мысли человека на войне.

     У входа в фашистскую тюрьму Плетцензее установлена мемориальная урна с прахом казненных и замученных во всех концлагерях фашистской Германии. Неподалеку воздвигнута памятная стена с надписью: «Жертвам гитлеровской диктатуры 1933 – 1945 годов». На специальных подставках висят траурные венки. Одна из комнат бара-ка для казней превращена в музей. По стенам развешены материалы о тюрьме Плетцензее, фотографии участников покушения на Гитлера, документы других жертв гитлеризма.

Комната для казней осталась в первозданном виде. Решетка для стока обильно лившейся крови, серый цементный пол. Стены и потолки побелили, - иначе мрачная давящая атмосфера была бы просто невыносимой.

Терпеливо дожидаемся, пока схлынет пестрая волна туристов. За-тем вдова поэта, Амина Джалиль, перешагивает через оградительный канат и кладет букет алых гвоздик на место, где казнили Мусу и его товарищей. Несколько минут молча, с опущенной головой стоим возле алых брызг на сером цементном полу14.

     В конце июня 1942 года при попытке прорвать кольцо окружения тяжело раненный, оглушенный взрывной волной Муса попал в плен. После многомесячных скитаний по лагерям для военнопленных Джалиля привезли в польскую крепость Демблин. Сюда гитлеровцы сгоняли татар, башкир, военнопленных других национальностей Поволжья. Муса встретил своих земляков, нашел тех, кому можно было доверять. Они составили ядро созданной им подпольной организации.

     В конце 1942 года фашисты развернули формирование так называемых

«национальных легионов». В польском местечке Едлино они создали легион «Идель-Урал» (так как подавляющую часть легиона составляли волжские татары, немцы обычно называли его Волго-татарским). Нацисты вели идеологическую обработку пленных, готовясь использовать легионеров против Советской Армии. Сорвать замыслы фашистов, повернуть вложенное им в руки оружие против самих фашистов - такую задачу поставила подпольная группа. Подпольщики сумели проникнуть в редакцию издаваемой немецким командованием газеты «Идель-Урал», печатали и распространяли антифашистские листовки, создавали тщательно законспирированные подпольные группы - «пятерки».

     Первый же батальон Волго-татарского легиона, посланный на Восточный фронт, поднял восстание, перебил немецких офицеров и влился в отряд белорусских партизан (февраль 1943 года). В августе 1943 года гитлеровцам удалось напасть на след подпольной группы. Джалиля и большинство его боевых товарищей арестовали. Начались дни и ночи допросов, пыток. Гестаповцы сломали поэту руку, отбили почки. Тело исполосовали резиновыми шлангами. Раздробленные пальцы распухли и почти не гнулись. Но поэт не сдался. Он и в тюрьме продолжал схватку с фашизмом,- своим творчеством.

    23 апреля 1945 года 79-й стрелковый корпус Советской Армии, наступавший в направлении рейхстага, вышел на рубеж берлинских улиц Ратеноверштрассе и Турмштрассе. Впереди сквозь дым разрывов показалось мрачное серое здание за высокой кирпичной стеной - тюрьма Моабит. Когда бойцы ворвались во двор тюрьмы, там уже никого не было. Лишь ветер носил по двору мусор, обрывки бумаги, ворошил стра-ницы книг, выброшенных взрывом из тюремной библиотеки. На чистой страничке одной из них кто-то из солдат заметил запись на русском языке: «Я, татарский поэт Муса Джалиль, заключен в Моабитскую тюрьму как пленный, которому предъявлены политические обвинения, и, наверное, буду скоро расстрелян. Если кому-нибудь из русских попадет эта запись, пусть передадут привет от меня товарищам-писателям в Москве, сообщат семье». Бойцы переслали этот листок в Москву, в Союз писателей. Так на Родину пришла первая весть о подвиге Джалиля15.     

    Об ужасах фашистской неволи написано немало. Едва ли не каждый год появляются новые книги, пьесы, фильмы на эту тему. Но никто не расскажет об этом так, как это сделали сами узники концентрационных лагерей и тюрем, свидетели и жертвы кровавой трагедии. В их свидетельствах - нечто большее, чем суровая достоверность факта. В них большая человеческая правда, за которую заплачено ценой собственной жизни.

     Одним из таких неповторимых, обжигающих своей подлинностью документов являются и «Моабитские тетради» Джалиля. В них мало бытовых деталей, почти нет описаний тюремных камер, мытарств и жестоких унижений, которым подвергались узники. В этих стихах иного рода конкретность - эмоциональная, психологическая.

     По многим стихам моабитского цикла видно, как нелегко приходилось Джалилю. Тоска и отчаяние тяжелым комом застревали в горле. Надо знать жизнелюбие Мусы, его общительность, привязанность к друзьям, жене, дочурке Чулпан, его любовь к людям, чтобы понять всю тяжесть вынужденного одиночества. Нет, не физические страдания, даже не близость смерти угнетали Джалиля, а разлука с Родиной. Он не был уверен, что Родина узнает правду, не знал, вырвутся ли на волю его стихи. Вдруг фашистам удастся оболгать его, и на Родине будут думать о нем как о предателе?

    Когда читаешь даже самые безысходные строки Джалиля, в душе не остается тяжелого чувства. Наоборот, чувствуешь гордость за человека, за величие и благородство его души. Человек, который так любит Родину, свой народ, так привязан к ним тысячами живых нитей, не может исчезнуть бесследно. Он существует не только в себе, для себя, но и в сердцах, помыслах, памяти многих и многих людей. В «Моабитских тетрадях» нет мотивов обреченности, пассивной жертвенности, как не было их в здоровой, влюбленной в жизнь душе поэта.

     Все, о чем рассказано в «Моабитских тетрадях»,- глубоко личное, сокровенное. Но от этого оно не перестает быть общественно значимым. Здесь найден тот чудесный сплав личного и общенародного, к которому поэт стремился всю жизнь.

  То, что накапливалось в творчестве Джалиля постепенно, годами, проявилось в ослепительно-яркой вспышке. Со страниц «Моабитских тетрадей» перед нами встает не просто талант, принадлежащий одному народу, а поэт, по праву принадлежащий к лучшим сынам человечества.

     Одно из главных достоинств моабитского цикла, обеспечивших его широчайшую популярность,- ощущение подлинности. Мы верим каждому слову, ощущаем ледяное дыхание смерти, стоявшей за спиной поэта. И острая боль разлуки, и тоска по воле, и горечь, и сомнения, и гордое презрение к смерти, и ненависть к врагу - все это воссоздано с потрясающей силой.

     В «Моабитских тетрадях» поражает острота ощущения полноты жизни в предчувствии близкой смерти. Нерв цикла, его стержневой конфликт - извечное столкновение человечного и бесчеловечного. Джалиль, встретившись с фашизмом лицом к лицу, с особенной остро-той и наглядностью выразил мысль об античеловеческой сущности гитлеризма. В таких стихах, как «Волшебный клубок», «Варварство», «Перед судом», разоблачается не просто жестокость и бездушие палачей. Всей логикой художественных образов поэт подводит к мысли, что фашизм органически враждебен живому. Фашизм и смерть синонимы - для поэта.> Так, в стихотворении «Варварство»показана сцена жестокой расправы фашистских палачей над мирными советскими жителями. Но главное содержание стихотворения – не в столкновении палачей и их жертв, а в противоборстве сил жизни и смерти. Смерть в облике фашистов торжествует, упиваясь своей жёсткостью, пьянея от пролитой крови. Но это торжество временное, потому что вся природа негодует против такой бесчеловечности. Реки рыдают, кричат «ручьи, словно малые дети», при виде невинных жертв, и в ярости рыдает и стонет земля, и солнце выходит из туч, чтобы в последний раз поцеловать детские глаза. Всё живое, таким образом, ополчает против гитлеровцев, противостоит им. Фашизм по самой своей природе несовместим с жизнью на земле и потому обречён – такова основная мысль стихотворения.

     Ненависть к фашизму как к социальному явлению нигде не оборачивается у Джалиля ненавистью к немецкому народу. Поэт с большим уважением относится к Германии Маркса и Тельмана, Гете и Гейне, Баха и Бетховена. Брошенный в каменный мешок Моабитской тюрьмы, со дня на день ожидая смертной казни, он не верит в то, что весь немецкий народ отравлен ядом нацизма. Глубоко символично, что, задыхаясь во мраке фашистской ночи, поэт тоскует о солнце - солнце знания, передовой культуры, животворных идей марксизма,- верит в то, что оно засияет над обновленной Германией («В стране Алман»).

И это страна великого Маркса?!

Это бурного Шиллера дом?!

Это сюда меня под конвоем

Пригнал фашист и назвал рабом?!

И стенам не вздрогнуть от "Рот фронта"?

И стягу спартаковцев не зардеть?

Ты ударил меня, германский парень,

И еще раз ударил. За что? Ответь!

  Спокойная и стойкая уверенность в победе, в неодолимости сил жизни рождает оптимистический тон «Моабитских тетрадей». Стихи, написанные накануне казни, то и дело озаряются улыбкой спокойного, уверенного в своем достоинстве человека, а нередко в них звучит смех.

Не преклоню колен, палач, перед тобою,

Хотя я узник твой, я раб в тюрьме твоей.

Придет мой час - умру. Но знай: умру я стоя,

Хотя ты голову отрубишь мне, злодей.

История стихов Мусы Джалиля, составивших так называемые "Моабитские тетради", общеизвестна. Мы знаем, как друг поэта, бельгийский антифашист Андре Тиммерманс, которому Муса, уходя на казнь, доверил самое дорогое - свои стихи, доставил в советское консульство самодельный блокнот Джалиля. Первую весть о поэте нам принесли советские солдаты, штурмовавшие Берлин и захватившие тюрьму Моабит. Во дворе, среди разных бумаг, они нашли вырванную из какой-то книги страницу, на которой было написано:

"Я, татарский поэт Муса Джалиль, заключен в Моабитскую тюрьму за политическую работу против фашистов и приговорен к смертной казни. "

Сама по себе эта записка уже служила свидетельством того, что поэт и в плену не сложил оружия, остался верен своему воинскому долгу.

Затем на одном из блокнотов со стихами Джалиля обнаружили надпись, сделанную его рукой:

"Другу, который умеет читать по-татарски и прочтет эту тетрадку. Это написал известный татарскому народу поэт Муса Джалиль. Испытав все ужасы фашистского концлагеря, не покорившись страху сорока смертей, был привезен в Берлин. Здесь он был обвинен в участии в подпольной организации, в распространении советской пропаганды. и заключен в тюрьму. Его присудят к смертной казни. Он умрет. Но у него останется 115 стихов, написанных в заточении. « Если эта книжка попадет в твои руки, аккуратно, внимательно перепиши их набело, сбереги их и после войны сообщи в Казань, выпусти в свет как стихи погибшего поэта татарского народа. Это мое завещание. Муса Джалиль. 1943. Декабрь".

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 февраля 1956 года за исключительную стойкость и мужество, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками в Великой Отечественной войне, Мусе Джалилю посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. А еще через год Комитет по Ленинским и Государственным премиям в области литературы и искусства при Совете Министров СССР присудил Мусе Джалилю - первому среди поэтов - Ленинскую премию за цикл стихотворений «Моабитская тетрадь».  

    В одном из костелов Варшавы я видел урну с сердцем Шопена. В торжественном полумраке звучала бессмертная музыка гениального польского композитора. Люди стояли молча, приобщаясь к великому, светлея душой.

    А где похоронено сердце Джалиля?

    Мы пока не можем ответить на этот вопрос с полной определен-ностью. Известно лишь, что в конце августа 1944 года фашисты вывози-ли трупы казненных в район неподалеку от местечка Зеебург, что в нескольких километрах западнее Берлина.

    Я побывал в этих местах. Осевшие, полу обвале иные рвы во многих местах поросли зелеными елочками, хлыстами белоствольных берез. Где-то здесь, в безвестном рву, среди тысяч таких же, как он, жертв фашистского режима покоится сердце поэта. И проросшие сквозь него корни деревьев - как живые нити, связывающие поэта с большим миром, миром солнца, неба и парения птиц16.  

3. 2 Выводы

1. Ранее творчество Джалиля (1918 – 1923) носит следы влияния демократической татарской литературы XX века, что выражается в гуманистическом пафосе, сочувствии к угнетённым в ораторском накале стихов, в революционной лексике и символике.

2. В ранний период Муса Джалиль использовал традиционные для восточной лирики жанры: газель, мадхия, месневи; систему стихосложения в тюркско-язычной классической поэзии – аруз; метафоричность, романтическую окрылённость, гиперболизацию.

3. Второй этап творчества поэта – 1924-1932. Основные жанры этого этапа – лирический стих, лиро-эпическая поэма, песня на фольклорной основе. Раскрываются темы дружбы, любви, комсомольсо-молодёжной стихии. Особенностями являются: использование силлабической системы стихосложения, отказ от романтической условности, восточной метафоричности, обращение к реалистическим образам.

4. Третий этап – 1933-1940, довоенный. Поэзия Джалиля перешагнула национальные рамки. От резкого ораторского жеста поэт перешёл к доверительной лирической исповеди, от размашисто – энергичной поступи стиха к песенной напевности. Это поэзия исключительной нравственной чистоты и сердечности.

5. Последний этап творчества- 1941-1944. Центральным произведением являются «Моабитские тетради» (115 стихов). Это обжигающий подлинностью документ об ужасах фашистского плена, найден чудесный сплав личного и общественного, к чему Джалиль стремился всю жизнь. Стержневой конфликт цикла – вечное столкновение человеческого и бесчеловечного.

6. Поэзия Мусы Джалиля – часть многонационального мирового литературного процесса. Вобрав в себя татарские традиции, испытав воздействие русской литературы, творчество Джалиля стало новым шагом в развитии национальных традиций: обновилось и обогатилось гражданское звучание татарской поэзии, внесён мотив героики.

IV. Заключение

Литература – зеркало народной жизни, война затянула в свой огненный водоворот все народы Советского Союза, представители поэзии всех братских народов приняли участие в войне штыком или пером. И в общих братских могилах воинов – героев, рядом с русскими покоятся поэты: украинцы Гаврилюк, Герасименко, Шпак, белорус Сурначев, литовец Монтвила, татарин Карим, грузин Геловани, абхазец Квициниа, армянин Гурян, кабардинец Шогенцуков, осетин Калоев. Глубокий, не наигранный оптимизм при непреглушённом звучании трагических нот чувствует сердце читателя и в предсмертной лирике моабитского узника Мусы Джалиля.

Подвиг Джалиля и сегодня, несколько десятилетий спустя, служит примером подлинного мужества, верности гражданским идеалам.

Наследие Мусы Джалиля стало живой неотъемлимой частью сегодняшнего многонационального литературного процесса. Вобрав в себя и национальные традиции, и влияние восточной поэтики, испытав благотворное воздействие русской и всей мировой литературы, творчество Джалиля в свою очередь, стало новым шагом в развитии этих традиций. Джалиль обновил и обогатил гражданское звучание, издавна отличавшее татарскую поэзию, привнёс в неё яркий мотив героики. Можно утверждать, что «Моабитские тетради» Джалиля положили начало новой традиции, оказывающей прямое и благотворное влияние на последующие поколения писателей нашего Отечества.

Сейчас очень много говорится о толерантности. Дать ёмкое определение слову «толерантность» сегодня, пожалуй, мало кто решится. В большинстве словарей оно переводится как «терпимость», но уж слишком однобоко это определение. Неужели кто-то будет терпеть, если увидит, что взрослый ребёнок попробовал наркотик? Что представителя другой национальности затравливает компания подростков? Что женщина вынуждена ютиться по углам, скрываясь от мужа-алкоголика? В этих случаях во весь голос нужно кричать и защищать беззащитных! Представители национальных диаспор, учёные, сотрудники библиотек нашей области предлагают своё понятие этого, пока мало знакомого для нас слова. «Это не допускать агрессии по отношению к другому человеку»; «Это принятие в себе многообразия окружающих тебя культур»; «Это недопущение социальной несправедливости», - лишь малая часть предложенных определений.

К счастью, для Свердловской области проблемы межнациональных отношений не существуют. В нашем регионе проживают представители 130 национальностей (!), и ни разу не было конфликтов на этнической почве. Но опасность, что на смену нашему поколению придёт новое с другими взглядами, всё же есть. Министр культуры Свердловской области Наталья

Ветрова подчеркивает, что в области принято специальная концепция национальной политики17. Она создавалась при личном участии губернатора Эдуарда Росселя. Постоянными праздниками стали День народов Среднего Урала, фестиваль национальных культур.

Разве знакомство с жизнью и творчеством татарского поэта Мусы Джалиля не является воспитанием толерантности!? Поэтому отрадно, что в программе по литературе автора Г. И Беленького предлагается познакомиться с творчеством героя моего реферата уже в 5 классе. Авторы М. А. Литовская, Е. К. Созина, составители Учебного пособия хрестоматийного типа для основной школы «Литература Урала» (2007 года) включили стихи из «Моабитской тетради» Мусы Джалиля в раздел «Истории в лицах». Так важные проблемы современности можно решить и с помощью знакомства с творчеством и жизнью татарского, отечественного поэта М. Джалиля.

Всё дальше уходят в прошлое события Великой Отечественной войны. Выросло уже новое поколение, знакомое с минувшей войной лишь по фильмам и книгам. Но подвиг советского народа живёт. И Джалиль навечно с нами. Его имя носят улицы, театры, клубы, пароходы. Его именем назван посёлок городского типа в нефтяных районах Татарии и центральный проспект в Набережных Челнах, улица в посёлке Беркаким на БАМе и одна из высочайших вершин в Антарктиде. Из самых последних событий.

25 сентября 2007 года в Нижневартовске на берегу Оби был торжественно открыт памятник татарскому поэту Мусе Джалилю. В церемонии открытия приняли участие делегация Республики Татарстан во главе с заместителем представителя Госсовета РТ Риммой Ратниковой, губернатор Ханты-Мансийского автономного округа – Югры Александр Филипенко, скульптор Махмут Гасимов.

С инициативой открытия бюста Мусы Джалиля татарская диаспора Нижневартовска выступила ещё в 2003 году. Памятник был воздвигнут на спонсорские средства, а администрация города благоустроила территорию вокруг него.

Слева от памятника располагается улица, названная в честь Джалиля. Имя легендарного поэта было ей дано в знак уважения первых нефтяников – в основном это были татары и башкиры.

По словам губернатора Александра Филипенко, памятник Мусе Джалилю – великолепный образец высокого искусства. «Муса Джалиль – великий советский поэт, - сказал он на открытии. – Он навечно останется в памяти тех, кто знаком с его творчеством».

«Для нас сегодня – торжественный день,- сказала Римма Ратникова. – Муса Джалиль – это гордость татарского народа. Он был великим сыном своего Отечества. Пусть подвиг его не меркнет в веках».

После презентации памятника прозвучал троекратный залп из автоматов.

Муса не дожил до тех дней, когда немецкому народу вернули Маркса и Гейне, когда были распахнуты ворота фашистских тюрем. Но в красном флаге, который взвился над повержённым Рейхстагом, была частица горячей крови Мусы Джалиля, пламенного патриота, замечательного поэта, своей смертью приблизившего нашу победу.

Джалиль ушёл из жизни слишком рано, но всё же он успел сказать многое из того, что хотел сказать, что подсказало ему его неукротимое сердце. Его подвиг стал символом несгибаемой воли, страстной любви к своему народу. Имя поэта известно теперь далеко за пределами наше страны. Нет, не затерялись его следы на дорогах большой войны. Он вернулся на родину. Мужество и талант как бы переплелись, слились в едином стремлении отдать всё народу, отчизне. И не случайно Муса Джалиль удостоен высокого звания Героя Советского Союза, а творчество его отмечено Ленинской премией. Он живёт в своих стихах, живёт в благодарной памяти современников.